- Ооо! Он молод! Действительно молод!
- Моложе Якова? – Поддела я пожилую женщину, вспомнив восьмидесятилетнего писателя с второго этажа, к которому ни раз наведывалась Изольда с пирогами с рыбой.
- Бесспорно! Одевайся! – в лицо мне швырнули легкое шифоновое белое платье с желтыми цветочками. – Мириам! Я поклялась твоей покойной матери, что не оставлю тебя! Где гребень?
Женщина пристроила свою посудину на полу, не найдя для нее другого места в моей обители без свободных столов и тумб, и начала шерстить содержимое моих, так и не распакованных, пожитков.
- Я пользуюсь этим… - я вытащила из обычной прозрачной банки пару художественных кистей, и провела ими по спутанным волосам. Эффекта, как такового, не было.
- Ты безнадежна… - Взвизгнула еврейка, и принялась из еврейки по моложе, тобишь из меня, делать «человека».
- Как его зовут? – Куклой болталась я в руках Изольды. – Розельфельд? Фаст? Зильбер? Ты бы ни за что не пустила в святую святых Иванова или Петрова.
- Леманн. У него очень красивая и правильная фамилия, девочка!
Была бы у меня нормальная, в представлении обычных людей, работа, мне бы не пришлось возвращаться в отчий дом. Жить здесь. Дышать воздухом, который терзал мои легкие, напоминая о родителях, и терпеть несносных соседей. Каждый житель дома номер 325, из всех восьми квартир, пытался превратить мое, и так жалкое, существование, в кромешный Геином! Еврейский Ад! Девятая квартира пустовала уже много лет. В десятой жила я.
Квартиры раньше занимали по целому этажу, но после революции были поделены пополам в зоне кухни и уборных. Тонкие перегородки до сих пор имели круглые слуховые окошки под потолком или чуть ниже. Я не знала точно, почему до сих пор их не замуровали. Старикам, видимо, нечего было скрывать или стесняться.
Все эти месяцы и я не испытывала никакого дискомфорта, потому что квартира номер «9» на пятом этаже пустовала. Закончилась моя тихая жизнь социофоба.
Через пятнадцать минут, расчесанная, в платье, и босая, я стояла на кафельном полу, перед соседской квартирой. Изольда всунула мне в руки фаршмак, раскрыла крышку и позвонила в звонок.
Когда входная дверь открылась, соседки уже и след простыл, даже спешных шагов по лестнице уже не было слышно.
Ну что ж… Леманн… Давай знакомиться?
Глава 2. Странный сосед
Ну что ж… Леманн… Давай знакомиться?
Дверь соседской квартиры открылась. Меня вновь ослепил свет. Он был повсюду. Отражался от белых стен, паркетной доски, четырехметровых потолков. Второе потрясения для моих глаз за одно утро.
Я неосознанно сделала шаг назад. Плитка под ногами была холодной, и я покачнулась, привставая на носочки.
Свет, льющийся из квартиры, заслонил высокий мужчина. Короткие курчавые волосы, гладко выбритое лицо, смуглая кожа. Хлопковая белая небрежно застегнутая рубашка с закатанными рукавами. Льняные коричневые брюки. Босые, как и у меня ноги. Второй палец был длиннее большого.
Я подняла голову вверх.
Мужчина действительно был молодым. Он был красивым. Смуглая кожа была гладкой, без единого изъяна. Дверь придерживала крепкая рука, с проступившими жилами.
Единственное, что меня насторожило, так это его глаза. Они были пустыми. Не живыми и мутными. Он смотрел поверх меня, куда-то вглубь парадной, в точку, где собирался свет из окошка.
По моим рукам побежали мурашки, и стеклянная чаша с форшмаком не давала мне их прогнать.
- Мириам Кравец?
Он назвал меня полным именем и по фамилии матери. Я глубоко вдохнула, но руки все равно задрожали.
Изольда как всегда в своем репертуаре.
- Добро пожаловать в дом номер 325. – Слегка сконфуженно начала я, пытаясь совладать с гуляющими по посудине пальцами. - Меня зовут Мири Липовецки. Это вам!
Я вытянула руки с чашей, но сосед не шевельнулся.
- Прелестная девушка Изольда с четвертого этажа приготовила вам форшмак. Просила передать… - Внутри у меня начало собираться напряжение. От «ароматного» блюда хотело побыстрее избавиться, и я вновь качнула им на вытянутых руках. Я слегка покачивалась, стоя на носочках, и желала поскорее вернуться в свое убежище.
- Надо же! – Крупные губы мужчины растянулись в улыбке, и он захохотал.
Я не могла понять, что в моих словах смешного?
- Тётя действительно прекрасная девушка! Была такой и в двадцать, и остается в свои шестьдесят! Она предупреждала, что вы шутница. Сказала, что вы сами перетирали селедку!
Значит Леманн – это ее племянник! Прелестно! Я уткнула блюдо в живот мужчины.
- Вот еще. Она сама приготовила, сама меня принарядила, как вижу зря, и сама отправила сюда. Так что не обольщайтесь. Возьмите!
Было низко намекать ему на слепоту, и я вовремя прикусила язык. Мужчина сделал вид, что не заметил моего колкого замечания.
Крупные ладони с длинными худыми пальцами, накрыли мои руки, прошлись по запястьям, перехватили чашу. А у меня сбилось дыхание. От стояния на цыпочках, мои стопы онемели. Я потеряла равновесие, начала заваливаться вперед, но рука мужчины заскользила от моего запястья к предплечью и крепко его сжала, не давая упасть.
Сердце бешено забилось в груди. Я заглянула в пустые глаза, по-прежнему смотрящие не на меня.
Этот красивый мужчина был слеп. Абсолютно слеп.
- Будьте осторожны. – Сухо заметил сосед.
- Непременно. – Ошарашенно прошептала я, освобождая руки.
- Не зайдете? – Последними разжались его пальцы на моем предплечье. Мне показалось, или это было сделано с сожалением?
- Нет. – Мои слова лишились звука.
Я попятилась назад, потом в два широких шага заскочила в свою квартиру, и заперлась на замок.
Вслед за пальцами задрожало все тело, дыхание стало рваным и болезненным. Слишком рано мне выходить. Я еще не готова к общению с людьми.
Я держалась за стены, задевала свои холсты, составленные один на одном в коридоре, и подвешенные на крючках. Они раскачивались, терлись о старую штукатурку, и поднимали в воздух белую пыль.
Места, где меня касались пальцы Леманна горели и покалывали.
Я дошла до кухни, взяла металлическую губку, и начала тереть ей запястья, поливая жидким мылом.
Это была плохая идея. Зря я открыла дверь Изольде. Меня взволновало ее предупреждение на счет службы спасения. С нее станется… Она ни раз уже вызывала их, когда я подолгу не выходила из дома. Потом Изольда Лазаревна томно вздыхала, и похлопывала крепких «мальчиков» по плечам, и благодарила за спасение нерадивой воспитанницы.
Когда не стало отца, вся еврейская община взяла меня под свое крылышко.
По идее, я должна быть благодарна…
«Мириам Кравец!»
«Моя тётя»
«Будьте осторожны»
«Не зайдете?»
На повторе крутилось у меня в голове.
До красноты натерев кожу, я включила газ, поставила чайник, и сползла по кухонной тумбе вниз.
Над моей головой было круглое слуховое окошко. Я слушала тихие шаги. Потом заиграла музыка. Сосед играл на фортепиано.
К моменту, когда засвистел чайник, я уже полностью пришла в себя. Я вспомнила, как мне играла мама. Она умерла уже очень давно, я была тогда еще маленькой, но музыку я хорошо запомнила. Мелодии и длинные пальцы, бьющие по белым и черным клавишам инструмента, всплывали в воспоминаниях чаще, чем ее лицо.
Изольда действительно обещала матери, что позаботится обо мне, и честно заботилась. А сегодня решила подсунуть меня своему странному племяннику. Логика этой женщины не поддавалась анализу. Решила нас свести? Просто познакомить? Или целью было выманить меня из квартиры, хотя бы в парадную?
Я набрала несколько баночек воды. Сколола волосы на затылке, используя вместо шпилек разбросанные по всему дому кисти. Пить чай или есть, мне перехотелось.
Вся гостиная и моя спальня были заставлены мольбертами, рулонами с холстами, и сбитыми в подрамники досками.
Я выбрала большой холст, сняла платье, натянув простую футболку, и застегнула на поясе фартук.