Ржавые стальные башни, ангары из кровельной стали, бетонные стены фабрик с черными проемами пустых окон – отнюдь не радостный пейзаж.

Тем не менее никто из жандармов не отправился в штаб или палатку. Всем хотелось глотнуть свежего воздуха. Высохнуть после того, как несколько часов потели в спецкостюмах.

Официально Ферицци все еще руководил расследованием, но энергия, которая циркулировала между четырьмя членами ПО, набирала обороты, и настроение у него становилось все хуже. Наконец-то сняв защитный костюм, он нервно мял его в огромных ручищах.

– Начнем с истории шахты, – сказал он. – Инженер может нам помочь?

– Вронски? – спросил подошедший Бардан. – Сейчас узнаю.

Сеньон уселся на металлический блок и объявил:

– Местные коллеги составят для нас список всех неуемных, совавших сюда нос.

– Они задерживали в основном наркоманов, – сообщила Магали.

– Может, и этим будет что рассказать.

Торранс и Ванкер стояли поодаль и наблюдали. Вдалеке, под навесом, продолжалась суета «белых кроликов» и патологоанатомов. Разрешение на вынос тел еще не дали. Необычность находки требовала максимальной осторожности, и Торранс только что попросила генерала отложить подъем тел. Сотрудникам ДПН нужно было вернуться вниз и проникнуться атмосферой места преступления. Как только жертвы будут извлечены, все изменится. Эмоции, наполняющие этот склеп, быстро остынут и не смогут столь же полно показать психический склад преступника.

Гильем затянулся электронной сигаретой, выдохнул ароматный дым и спросил:

– Что скажешь обо всем этом, Лулу?

Людивина, которая стояла у стены сгорбившись, выпрямилась. Ее смутило, что обратились к ней, а не к ее начальнице. ДПН всегда работает по горячим следам, детально анализирует все элементы. Она еще не прошла обучение, курс рассчитан на полтора года, но у нее был полевой опыт и теоретические знания, поскольку она прочитала все, что могла, о методах департамента. К тому же она была неофициальной ученицей одного из величайших профайлеров Ришара Микелиса[7].

– Тебя не просят сделать свой первый официальный рапорт, – подмигнул Сеньон, разряжая обстановку. – Расскажи о своих впечатлениях. Как в старые добрые времена.

Людивина убрала со лба прядь волос, все еще влажных от пота. Торранс подала едва уловимый знак, чтобы она ответила. Хороший способ показать себя в полевых условиях, без страховки. Она откашлялась.

– В общем… Как и вы, я не исключаю гипотезу о секте, хотя, честно говоря, нет никаких признаков.

Сеньон сделал большие глаза: мол, давай сразу к сути.

– Если на большинстве жертв будет найдена мужская ДНК, – продолжила она, – сомнений не останется…

– Стоп, – перебил Сеньон. – Эти банальности мы и так знаем. Нам нужно твое мнение. Что ты почувствовала?

Вы на меня давите, ребята. Это было нечестно. Формулировать первые впечатления, не подкрепив их виктимологией и отчетами научного отдела, – чистой воды нахальство.

Все ждали ее ответа.

– Убийца только один, – начала Людивина, еще раз напряженно взглянув на Торранс.

– Откуда такой вывод? – спросил Гильем. – Их может быть двое или трое. Это логично, учитывая количество жертв.

– Вряд ли, – тут же возразила Людивина. – Инсценировка и расположение тел весьма необычны. Такому сообщника не обучишь. ДНК от одного мужчины тоже в тему, хотя придется ждать результатов по остальным телам. Для него важно это место. Нелегко складывать жертвы в шахту одну за другой, нужна мощная мотивация. Ведь с каждым разом риск выше. Но он возвращался.

– Он мог сбросить их за один присест, – вмешался в разговор Ферицци.

– Меня бы это удивило, но такое возможно. В любом случае это говорит о том, что у него был посмертный ритуал. Иначе он бросил бы тела в реку или оставил в лесу.

Магали пожала плечами:

– Может, просто оставил их в шахте, чтобы не нашли. Хороший тайник для трупов, не более.

Людивина покачала головой:

– Тогда он бросил бы их в колодец, и дело с концом. А он заморочился, чтобы их спустить, разложить через равные промежутки, да еще нарисовал все эти кресты вокруг! Шахта для убийцы – что-то вроде часовни.

– А может, это способ защититься от призраков, – предположил Сеньон. – Или вымолить прощение у Создателя, если он верующий.

– Возможно… Но интересно, что он все вымыл. Чтобы никто, кроме него, не мог созерцать это зрелище? Или девушки не заслужили быть похороненными навечно рядом с крестами? Он потрудился все стереть, это многое говорит о нем…

Людивина, сама того не замечая, принялась расхаживать между коллегами. Она машинально потянула воротник свитера, ее мозг закипал.

– Он эгоцентрик, как все серийные убийцы, – вдруг добавила она, – но не тщеславный.

Ну вот, она это произнесла. Серийный убийца. И никто не дернулся.

– Можете объяснить подробнее? – раздраженно поинтересовался Ферицци.

– Все вращается вокруг него, его удовольствий, его личных страданий. Вот что движет серийным убийцей. Но наш не ставит себя выше общества, ему плевать, что о нем подумают, если так вам будет понятнее. Он не собирается демонстрировать миру свое могущество, свое превосходство. Многим убийцам нравится, когда о них говорят и человечество знает об их существовании. Они чувствуют себя повелителями. Это их и возбуждает, а иногда добавляет мотивации. Наш – убежденный одиночка. Все вращается вокруг него и для него. До остальной планеты ему нет дела.

– Так записано в его дневнике? – усмехнулся Ферицци. – Я, должно быть, отвлекся, когда вы его нашли.

– Нет, так записано в его образе действий. Он прячет тела. Делает все, чтобы их не нашли, но не уничтожает. Они важны для него. Они – трофеи, охотники не выбрасывают добычу, если она хороша. Но он не желает их показывать, делиться ими. Бережет для себя.

Ферицци выдохнул через ноздри, как разъяренный бык. Эти девицы из ДПН ни на что не годны, и он не станет скрывать своего мнения.

– А поконкретнее? Мне требуется нечто реальное, – бросил он. – И уж простите, но я не исключаю коллективного убийства.

– Если конкретно, мы восстанавливаем список сотрудников, которые работали здесь в тот период, – вмешался Сеньон, – до закрытия в 1974 году. Один он или нет, кто-то знал, что эта подземная платформа существует, значит жил поблизости. Или даже работал на шахте. Вы дали название следственной группе?

– «Харон». – Ферицци указал большим пальцем на Торранс. – Ее идея. Одиночка там или группа, но «Харон» меня устраивает.

– Проводник в царство мертвых, – поморщился Гильем. – Имя как для безликого монстра, вроде дракона или гидры.

Торранс, которая до сих пор молчала, произнесла железным тоном:

– Как только опознаем жертв, будем определять, когда пропала последняя. Посмотрим, кто из бывших работников сразу уехал из района, сел в тюрьму или умер.

– Это еще зачем? – недовольно спросил Ферицци.

– Затем, что профиль, который составила лейтенант Ванкер, – это профиль человека, который никогда не перестанет убивать сам. Он остановился, потому что переехал или его удержали силой.

Все переглянулись, подавленные тем, какой тяжелый смысл несли эти слова. Семнадцать тел. Уже семнадцать. В гипотезу о группе убийц больше никто не верил.

Опыт подсказывал, что Людивина права – во всяком случае, в этом вопросе. Слишком конкретная фантазия, слишком глубоко она укоренилась, чтобы быть продуктом нескольких извращенных умов.

Гильем выдул едкое облачко, словно смиренно вздохнул. Это старое дело. Вряд ли убийца зверствует до сих пор. Но скольких он забрал с собой? Ну хотя бы не нужно срочно его выслеживать. Спасать больше некого. Нужно только выяснить имя – мертвеца или старика – и заставить его заплатить. Во имя его жертв.

Вдалеке насмешливо каркали вороны.

Хлоя облегченно вздохнула, выйдя из дверей химчистки.