Сумки не было.

Я перебил:

— Ты хорошо смотрел?

— Да лучше некуда, — уныло откликнулся Витек.

Он подробно рассказал, как обшарил все кусты, порыскал по окрестностям, но честно сказать, я и сам сознавал, что мой вопрос пустой. Конечно, кроме как в кустах, сумке там быть негде. Или совсем не быть. Значит?..

— Значит, сперли, — подытожил я. — Наши действия?

Витек был еще в сожалениях о прошлом:

— Да понимаешь… если бы кто-то из знакомых был! А так никого. Так-то уже знаю там кое-кого. Пан таксист, Семеныч, Глобус…

Обладая неплохой коммуникабельностью, Витек быстро наладил контакты с некоторыми постоянными торгашами на толкучке. Пан таксист — на самом деле бывший водитель такси, ставший инвалидом после аварии не по своей вине. По крайней мере, сам так говорил: «Почтарь, сука, вылетел на желтый на перекрестке, ка-ак жахнул мне в левый борт!.. А я уже на повороте стоял, встречных пропускал, все как надо. Ладно, пассажиры справа сидели! Как говорится, отделались легкими травмами и нелегким испугом. А у меня — два ребра на х… левая нога — на х… двойной перелом. Как левая рука уцелела, сам не знаю. Ну и какой я после этого, на х… шофер?.. Ладно, инвалидку дали, вон на ней катаюсь, спасибо и на том. Да и ребята из таксопарка не забывают, им тоже спасибо…» И почти всегда добавлял, что на почтовых грузовиках ездят самые последние «долбо…бы», то есть максимально неквалифицированные водители. Что в этой повести правда, что неправда — кто хочет, догадайся сам. Но «инвалидка» у рассказчика вправду имелась: мотоколяска СМЗ С-3Д, по факту последнее из подобных изделий в СССР, даже относительно похожее на полноценный автомобиль. Где аж «печка» в салоне имелась: автономный бензиновый отопитель, способный жарить так, что зимой хоть в трусах колеси.

Таксист был, можно сказать, фалеристом. Барыжил значками, кокардами, шевронами и тому подобным. Мог исподтишка толкануть какую-нибудь медаль и даже орден, что, разумеется, строго воспрещалось. Но он как-то ухитрялся пропетлять. Витек у него сподобился приобрести кокарду на форменную фуражку таксиста — в общем-то, без особой цели, просто прикольно. Тем более, что тот по знакомству отдал за полцены.

Глобус — бывший школьный учитель географии, спившийся интеллигент. Из школы его поперли за появление на уроке в непотребном виде. Впрочем, мало одного этого вида, педагога осенил внезапный креатив: показать ребятам животный мир Южной Америки в лицах. Учитель решил — учитель сделал! Стал изображать аллигатора, пиранью, обезьяну-ревуна… Ученики были в восторге, а вот администрация школы не очень. Впрочем, пиранья и аллигатор как-то еще прокатили, но на обезьяне-ревуне в класс примчалась ошалевшая, едва не поседевшая завуч, в мыслях успев представить самое худшее…

Естественно, гнев руководства, вплоть до РайОНО, описать трудно. Географа вышибли с «волчьим билетом», то есть с записью в трудовой книжке, категорически закрывающей путь к любой педагогической деятельности. Вплоть до детского сада. С тех пор он где-то как-то числился, но основной доход имел с ярмарки. Специализировался на антиквариате, особенно на книгах. Хвалился, что стал профессионалом и теперь умеет определить возраст старинной вещи с точностью до нескольких лет. Ни за что не спутает штуковину, сделанную в 1840 году, с вещицей, произведенной, скажем, в 1875…

Вот такие интересные персонажи водились на толкучем рынке, и Витек сумел свести с ними дружбу-не дружбу, но хорошее партнерство. Даже какую-никакую взаимную поддержку.

— … если хоть кто-то из них был бы! Тогда б, конечно. А тут…

Впрочем, отдельные полузнакомые физии мелькали. Витек и их попытался было расспросить. Увы! Ничего не добился. Все были «без понятия». Зато поведали о причинах шухера. Оказывается, на днях обчистили домашний музей одного коллекционера. Проживал такой в городе. Ветхий старичок под восемьдесят. Официально признанный, где-то там состоящий в каком-то обществе собиратель раритетных ценностей. Естественно, барахло не копил. Старичок «из бывших», сын какого-то богатого и более того, культурного купца, то есть не карикатурного купчины из пьес Островского, а типа Павла Третьякова на минималках. Бог уж весть как он справлялся со своей коллекцией, стоившей немалых денег, но до сих пор все было тихо-мирно. Может, никому и в голову не приходило, что в мирные 70-е годы возможен такой дерзкий налет?.. Словом, непонятно как, но этот налет состоялся. Кто? Двое преступников — наглых, умных и даже по-своему гуманных. Старичка упаковали так, что он ни малейших травм не получил, если не считать каких-то ссадин. И реквизировали самое ценное. Прямо точно знали, что брать! И исчезли. И ни слуху, ни духу. Информация дошла до центрального аппарата МВД, оттуда прозвучало твердое и грозное: «Найти! А иначе…» — ну и понятно, что вот уж третьи сутки на ушах не только криминальная милиция, но все службы. И сцена поимки жулика в джинсовом гардеробе была частью общей работы. Ну, разумеется, вряд ли этот прохвост имел отношение к громкому ограблению; другое дело, что такие массовые мероприятия по горячему следу зачастую приводили к побочной поимке множества самых разных правонарушителей.

Пока Витек все это рассказывал, мозги мои работали как суперкомпьютер.

— Слушай, — сказал я. — А ведь эти твои гаврики, Таксист да Глобус, они же наверняка в теме?

— То есть? — не совсем втянул он.

Пришлось пояснить мысль с последующим ее развитием.

Я рассуждал так: эти двое имеют какое-никакое отношение к винтажным изделиям, то есть к кругу причастных лиц. Информация в этом кругу расплывается исправно, и кто его знает, может удастся что-то реальное выцепить! Что в самом деле может помочь следствию.

— Понимаешь?

— Ну… — помялся Витька, — это-то понятно. А какой мне от того профит?

Ты гляди, какие словечки знает!..

— А вот какой, — начал я. — Смотрим правде в глаза: ты товар и деньги своего Кайзера профукал. Стало быть, «торчишь» ему… какую сумму?

Незадачливый коробейник поежился. Должно быть, даже думать об этом было малоприятно.

— Ну… триста рваных где-то, может, четыреста…

Мне показалось, что он чисто психологически занижает номинал.

— И как отдавать?

Витька вздохнул:

— Ну как… Буду с ним разговаривать. Он вообще-то ко мне очень так хорошо относится. Лояльно.

— Ты у него один из самых ценных сотрудников?

Витька с достоинством заколдобился:

— Э, Базилевс… Если это ирония, то неуместная.

— Ладно, ладно, — исправился я. — Никакой иронии. Но долг же есть долг…

Оттолкнувшись от данного тезиса, я продвинул идею: если мы (я подчеркнул это «мы» тоже из психологических соображений) добываем на самом деле ценную информацию и сдаем ее в органы, то нам, во-первых, многое прощается, а во-вторых, мы получаем иммунитет. И Кайзеру в случае чего показываем элегантный кукиш: вот вам, синьор! Мы теперь под крышей органов. И попробуй хотя бы обозначить хоть какой-нибудь наезд на нас. На тебя, родной, наедут как на танке, костей не соберешь…

Конечно, я понимал всю шаткость этого проекта. Но не в нем было дело. Сейчас важно было поддержать Витьку не абстрактными утешениями, а чем-то конкретным. Пусть оно потом не сбудется! Но ему сейчас надо воспрянуть духом.

И в самом деле, в его взгляде и выражении лица загорелись надежда и работа мысли.

— Э-э… — протянул он, — ты думаешь, сработает?

— Поживем — увидим! Точнее, попробуем.

Витек явно призадумался до стадии «кажется, в этом что-то есть»… Думал, думал, но в финале вздохнул:

— Не, боюсь, не выйдет.

— Почему?

— Да где их искать, этих Глобуса да Таксиста? Я знать не знаю, где они живут. Только там их и встречал. Имен даже толком не знаю! Глобус вроде Виталий… но точно не скажу. Да!

Тут Витьке пришла в голову здравая мысль, которую он тут же и высказал. А именно: он высказал предположение, что торгаши-нелегалы даже нарочно слиняли с рынка, услыхав о шмонах да облавах, связанных с нашумевшим ограблением. Решили, что называется, залечь на дно, а где эти самые днища?.. Неизвестно. Да и надолго ли залегли? Тоже неведомо…