На одной из центральных улиц, шумной и многолюдной, я остановился у будки телефона-автомата.
— Фиксируй обстановку… — многозначительно обронил я Витьке. Тот понимающе кивнул. Рожа у него сразу стала как у Джеймса Бонда на задании.
Я набрал номер Андрея Степановича. Трубку сдернули после первого же звонка.
— Андрей Степаныч, это я, Родионов… — и я изложил суть беседы.
— Что решили? — нетерпеливо потребовал ответа он.
Я оглянулся. Витек бдительно нес службу.
— Он велел перезвонить завтра, — я понизил голос. — Хочет, чтобы мы все вместе навестили Беззубцева. И обещал завтра сказать, когда и каким образом мы организуем этот… визит.
Столбов помолчал, затем пробормотал:
— Хм… Неужто клюнуло?.. Ну, не дай Бог испохабить! Ладно, вы там будьте осторожны, с этими прощелыгами надо ухо востро держать, и глаз да глаз всегда! Каждую секунду… Ладно, — повторил он. — Завтра выбери время забежать ко мне в редакцию. Лучше один, без Ушакова. Тут такое дело, что чем меньше ушей, тем лучше. Понял?
— Так точно, — четко отрапортовал я.
— Ну давай.
— Чего там?.. — поинтересовался Витек.
— Все доложил, ждем дальнейшего развития событий. Ну, пошли на транспорт!
— Ага… Вон там остановка.
— Идем.
— Слушай…
— Да?
Витька набрался душевных сил, чтобы сказать:
— Слушай, Базилевс. Че-то я малость того… На мандраже. Что-то мы в такую карусель забрались…
— Теперь-то, конечно — мы. А первым тут был ты! Кто в эту фарцовку полез, будь она неладна? Вот сейчас хлебаем в два рыла. Плюс еще несколько… лиц.
Он горестно поник:
— Ну… кто ж думал, что оно так обернется…
— Понятно, что никто не думал. А надо было думать. Тебе! Предупреждали тебя. Я говорил, Саня говорил… Но ты же сам умнее всех!
Я махнул рукой:
— Ну ладно, что там толковать! Думать надо о том, что делать, а не о том, что могло быть, не могло… Верно?
— Так-то оно так… — согласился он без большого энтузиазма.
На этом философская часть закончилась, дальше разговор пошел банальный, и так до отбоя.
Назавтра лекции начались как обычно. Первой парой была физика. Доцент Аркадин читал в привычном режиме, толково и размеренно… но с самого начала мне почудилось в нем что-то не то. Он поговорил-поговорил, и в какой-то момент замялся, извинительным тоном проговорил:
— Так, прошу прощения, я на секунду отлучусь в лабораторию…
Лекционный зал действительно сообщался с лабораторией узенькой фанерной дверцей. В нее и протиснулась тучная фигура доцента.
Роман, сидевший перед нами с Витькой, обернулся, лукаво подмигнул.
— Похмеляться пошел, — прошептал он. — Сейчас спиртику бахнет сотку — и как огурчик!
По залу прошлось неясное, но веселое поветрие. Я расслышал в отдалении сдавленное «хи-хи»…
— Откуда знаешь? — ответным шепотом спросил я Романа.
— Да с рабфаковских времен!.. Он у нас, правда, занятия не вел, но легенды-то ходили. На всякий роток не накинешь платок… Ну, тихо!
Аркадин вернулся в аудиторию, громко объявив:
— Продолжим!
И продолжил. Совершенно ничего не говорило в нем о том, что он замахнул спирта — сто граммов или сколько там. Но я видел многозначительные переглядки и ухмылки среди аудитории. Должно быть, рабфаковские байки имели под собой определенные основания. Впрочем, дальше лекция пошла по накатанной колее, и завершилась бы как всегда, если бы минут за пять до конца не возникла перед нами Юлия Михайловна из деканата.
— Борис Михайлович, здравствуйте, — мягко произнесла она. — Разрешите?..
— Да-да, конечно, — любезно позволил доцент. — У вас объявление?
— Да.
И довольно неожиданно объявила, что сегодня проводится медосмотр.
Я еще по прежним временам помню, что медосмотры в учебных заведениях — всегда тяжкий геморрой для администрации. Они, конечно, необходимы, но они ломают график учебного процесса и всегда сопровождаются неразберихой разной степени. Впрочем, для учащихся — развлекуха, законный повод уйти с занятий.
Юлия Михайловна пустилась растолковывать порядок прохождения осмотра: ближайшая поликлиника, юноши на первый этаж, девушки на второй… Проходим окулиста, дерматолога, «ухо-горло-носа», невропатолога… А девушки, естественно, еще и гинеколога.
При этом сообщении я невольно нашел взглядом Лену. Мне показалось, что в ее осанке возникло некое напряжение… впрочем, возможно, только показалось.
Юлия Михайловна сделала еще ряд уточняющих указаний и распорядилась:
— Сейчас отправляетесь в поликлинику. Старосты групп! Обеспечить порядок при движении и в процессе медосмотра. Вопросы?.. Нет вопросов. Очень хорошо. Вперед!
И она улыбнулась.
За ночь заметно похолодало, на рассвете брызнул легкий дождь. Сейчас его не было, но прохлада и сырость сохранялись, неуютный ветер поддувал, пробирая до нутра. Поэтому задвигались мы очень резво, до поликлиники долетели махом.
Ну, понятно, что ходьба по врачебным кабинетам — неистощимый резерв для остроумия не самого тонкого характера. Что там делали на втором этаже девчонки, не знаю, а на первом стоял бодро-животный гогот, если не сказать, ржание.
Смех смехом, а я-то держал в памяти вчерашний разговор со Столбовым. Кроме того, мне надо было в определенное время звонить Виталию Алексеевичу — договорились, он ждал моего звонка. Поэтому я в юморесках особого участия не принимал, хотя пару раз удачно отхохмился. Закончил поскорее, убедился в абсолютном здоровье — и рванул в редакцию.
Столбов был там не один. С каким-то парнем, похоже, студентом-старшекурсником, они правили текст. Надо полагать, статью для «Политехника».
— А, Родионов! — с подъемом приветствовал меня редактор. — Вот, коллега твой! — указал он на молодого человека. — Познакомьтесь.
Наскоро познакомились. Парень оказался третьекурсником с какой-то там радиотехники-электроники, примерно так. По обоюдным репликам я понял, что бумагомарака из него не ахти какой. Столбов фактически продиктовал ему, как надо сделать заметку, заставил записать — и наскоро выпроводив, запер дверь.
— Ф-фу… — облегченно произнес Андрей Степанович. — Ну, теперь к делу!
Он вынул из стола конверт, а из него — несколько фотографий:
— Узнаешь?
Я взглянул на черно-белые снимки не очень хорошего качества, и к некоторому удивлению, опознал на них Виталия Алексеевича. Это была явно съемка оперативного наблюдения, фотки были сделаны на улице, и наш нелегальный бизнесмен был запечатлен беседующим с какими-то неизвестными мне гражданами, чьи лица не были отмечены печатью интеллекта.
Я понимающе присвистнул, на что услышал насмешливое:
— Не свисти, денег не будет!
— Извините… Так я понял, что он уже в оперативной разработке?
— Как ты сказал?
— В оперативной разработке. А что?
— Нет, ничего. Хорошо сказал. Удачная фраза. По существу — да. Под колпаком.
Тут Андрей Степанович даже позволил себе озорно подмигнуть.
— Да, да… — поддакнул я, соображая. — А почему же его не берут — об этом, наверное, можно не спрашивать?
Выражение редакторского лица вмиг изменилось, сделавшись неизмеримо многозначительным.
— Верно мыслишь… — процедил он. — Ну, ты уже понял, что это работа не милиции, не ОБХСС…
— Понимаю, — веско сказал я. — Он им зачем-то нужен.
Признаюсь, у меня получилось: ИМ — разумея, естественно, сотрудников КГБ.
Столбов не подтвердил, не опроверг это.
— Там, — сказал он, и это прозвучало тоже: ТАМ…
— ТАМ ничего стараются не упустить. И никого. Будь он хоть трижды гаденыш. Если от него может быть хоть какой-то толк, значит, этот толк сперва выжмут, а дальше видно будет. Это я тебе точно говорю!
— Верю, — сказал я.
Но странная мысль посетила меня. Настолько странная, что я не сразу решился ее озвучить… Решился все-таки:
— Слушайте, Андрей Степаныч… А что, такой прожженный тип… Кстати, как его фамилия?
— Фамилия? Да самая простецкая. Кузьмин.