Габриэль выпустил Аментет и сделал несколько шагов назад. По красивому, но порядком раздражённому лицу было трудно понять, испытывал ли его носитель страх.

– Твою дочь никто не тронет, – прошептала Бастет, устремив на Габриэля полный понимания взгляд. – У нас хватит сил бороться, если Гор придёт с войной. Пока мы здесь, в Дуате…

– Прячемся как трусливые крысы, – как бы продолжая мысль Бастет, снисходительно усмехнулся Анубис.

– Да, прячемся, – горделиво вскинув подбородок, хмыкнула Бастет. – Мы в безопасности.

– Осирис мёртв. Гор убил его здесь, в Дуате, где, как ты считаешь, безопасно.

Габриэль кашлянул в кулак, и по тому, как дрогнул его голос, мне показалось, что он сдерживал смех.

– Ты находишь это забавным, Амсет?

Лицо Анубиса оставалось беспристрастным. Уже собираясь отойти от трона, он вернулся обратно и склонил голову набок, с интересом уставившись на Габриэля. Его взгляд показался мне враждебным в своём безразличии.

– Что-то в горло попало.

– Бастет рассказала мне, что сила Ока открывает своему хранителю доступ к великому Источнику. Где он? – поспешно, пока не передумала, спросила я.

– Никто не знает. Источник пропал, – прошептала Бастет.

– И каков шанс, что вместе с Оком я утащила с собой целый Источник?

На губах Аментет расцвела злорадная усмешка. Анубис сдержанно усмехнулся. Заржать в голос не постеснялся один лишь Габриэль. Посмотрев на меня как на последнюю дуру, он сказал:

– Не волнуйся. Что-что, а это точно не твоя заслуга.

Если бы я была обута, то непременно что-нибудь сняла бы и запустила ему в голову.

– Связь с Источником, как и сам Источник, утрачены, – резюмировал Анубис. – У нас нет выбора, кроме как готовиться к тому, что Гор придёт за Маат и за Оком.

– Но если Источник утрачен, – недоумевала я, – зачем ему ключ от того, что, возможно, исчезло навсегда?

– Если бы Источник исчез навсегда, мы бы здесь не разговаривали, – словно разжёвывая двухлетнему ребёнку, протянул Анубис.

– Мы можем попытаться найти его?

– Правила Осириса о том, сколько и когда мы можем питаться, больше на нас не распространяются. Мы наберём силы быстрее, чем высшие успеют восстановиться, и тогда… – Анубис осёкся раньше, чем поведал нам свой план по захвату мира.

– Чтобы питаться, придётся выходить в мир людей, которые перестали в вас верить. – Габриэль нахмурился, уставившись на то, как нервно я заламываю руки.

– Гор это так просто не оставит. – Во взгляде Анубиса вспыхнула ничем не подкреплённая гордость.

– Ты прав. – Габриэль выждал драматичную паузу, прежде чем добавил: – Он обратит людей в истинную веру и против вас. Такой вариант тебя устраивает больше?

– Гор может подкупать своих любимый зверей чем угодно, Амсет. Финальное слово останется за мной, и сейчас последний шанс принять сторону победителей.

Он сказал «за мной», не «за нами», но никто из присутствующих не оскорбился подобным заявлением.

– Мы будем готовы, – вмешалась Бастет. – Маат будет готова. – Она остановилась рядом и положила руку на моё плечо. – Но нам понадобится помощь её главного учителя.

Я подумала об Анубисе и вытаращилась на него исподлобья.

– Амсет, ты поможешь ей?

– Что? – я так громко и нелепо ахнула, что впервые в жизни услышала кошачий смех: странный звук, похожий на мышиный писк вперемешку с карканьем чайки.

Глаза Габриэля сверкнули недобрым огнём. Несколько долгих секунд он думал о чём-то, казалось, крайне неприличном, изучая мой подбородок и всё, что ниже, а потом ответил:

– Вы справитесь и без меня. Между нами больше нет связи. Без разницы, кто будет заново её обучать.

Добродушное выражение лица Бастет сменилось раздражением, но она не стала возражать, догадываясь, что это бесполезно. По его милости последний год по человеческим меркам я провела в заточении в собственной комнате – вот насколько ему не хотелось меня видеть. Было глупо полагать, что он согласится учить меня чему-то. Даже искусству харакири.

– Что ж, раз наше семейное собрание окончено… Дориан, Вивиан. – Он посмотрел на кошку, сидящую у моих ног.

Она вытянулась во весь рост и в один большой прыжок вернулась к хозяину.

Я никогда не думала о Дориане и Вивиан как о животных. И уж точно не считала себя хозяйкой Мираксес. У нас с ней всё было скорее наоборот. Но то, как в своих истинных обличьях два огромных кота покорно прикрывали тыл растворяющегося во тьме Габриэля, снова напомнило мне, кем мы все здесь были.

– Ещё раз прости, что пришлось держать тебя в комнате, – менее формальным тоном произнёс Анубис, когда следом за Габриэлем ушли и остальные. В зале остались лишь мы и Бастет, у ног которой вился огромный, больше Дориана и Вивиан, кот.

Я так изумлённо и долго на него смотрела, что Бастет не сдержала улыбку:

– Это Шесему. Мой будущий супруг.

Шесему, достающий Бастет до плеч, громко заурчал под её ловкими, ласковыми пальцами, поглаживающими его по морде.

– Нас ждёт свадьба?

Играли ли божества свадьбы?

Бастет улыбнулась ещё шире, но Анубис перебил её стремление поделиться со мной хоть чем-то хорошим. Лишь когда он поднялся с трона, я заметила, из чего тот был сделан: обугленные кости, сплетающиеся друг с другом и уходящие в пол, словно корни дерева.

– Как только мы разберёмся с душами тех, кто не мог всё это время попасть в Иалу, мы займёмся тобой.

Прозвучало пугающе многозначительно.

Сложно было понять, что конкретно, но что-то изменилось в его взгляде: он стал задумчивым и отрешённым. Замерев рядом, Анубис протянул руку, почти невесомо коснувшись моего подбородка большим пальцем.

– Уверен, что у тебя всё получится, и мы наконец узнаем правду.

Никто не спешил приступать к моим тренировкам, а я, побаиваясь, что кто-то снова запрёт меня, старалась развлекать себя долгими прогулками по пугающе длинным и молчаливым коридорам. Мираксес здесь совсем не нравилось. Она предпочитала огромную кровать и обманчивое ощущение безопасности, которое могло подарить лишь мягкое одеяло.

Это место было обителью смерти. Оно чувствовалось как смерть.

Никто, кроме самих умерших, на самом деле не знал, какой на вкус и цвет была смерть. И то, как образы Аники Ришар вписались в картину, которая предстала перед нами в Дуате, было крайне странно и жутко. Смерть была именно такой, какой она себе её рисовала: пустой, серой, безмолвной. Солнечный свет был тёплым и жёлтым, темнота – непроглядной и немного пугающей, но Дуат оказался пустым. Там, где коридоры не освещались огнём, всё виделось лишённым красок жизни. Здесь было ни темно, ни светло. Здесь было никак.

Пока я слонялась без дела, слыша лишь топот собственных босых ног о каменные, начищенные до блеска полы, в памяти всплывали туманные подробности, образы. Теперь там, в кошмарах Аники Ришар, была я, липкий страх человека, отдающего сердце в руки Анубиса, и перо истины на одной из чаш весов.

Полутёмные коридоры дворца напоминали извращённый лабиринт, в котором стены то и дело меняли своё положение. Я даже примерно не представляла масштабы его величия, но вряд ли кто-либо когда-либо здесь страдал от скромности. Пусть мы и делили один дом, за последние несколько суток, которые могли быть не сутками и даже не неделями, я натыкалась лишь на прислужниц. Как всегда, молчаливые, с опущенными и спрятанными под мантиями лицами, они склоняли головы в знак уважения, а потом растворялись в пространстве, оставляя за собой лишь холод и неконтролируемое желание обнять себя руками, спрятаться.

Какие тайны и легенды хранили эти стены? Сколько крови и смерти впитали в себя эти полы?

– Маат.

Я привыкла к новому-старому имени, но уже почти лишилась надежды встретить хоть одну живую душу, умеющую пользоваться языком. Когда кто-то выпрыгнул из-за угла, я громко запищала и прижала руки к груди.

– Чёрт подери!

Акер опустил голову и сложил губы в немного сочувствующей улыбке.