– Я не знала, что ты разбираешься в зелёной энергетике, – крикнула я, и Дориан, ползающий на четвереньках, громко выругался. – Он ведь сделает только хуже.

– Две другие панели он уже починил, – тепло улыбнулась Фирузе.

– Мне две с половиной тысячи лет, солнышко, – свесив голову вниз, ухмыльнулся он. – Ты понятия не имеешь, сколько разных интересных вещей я умею. Особенно языком.

– Например, нести всякий бред?

– Но вот противостоять солнечным ударам, насколько я знаю, ты ещё не научился, – подметила Вивиан. – Может быть, оденешься?

На её губах играла проказливая усмешка, напоминающая о том, как вчера ночью я позорно отрубилась при виде её истинного обличья.

– Хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

– Синдром Шмида – Фраккаро, да? – вспомнив, как Дориан цитировал Википедию, передразнила я. – Боги, если бы тогда я узнала, кто вы такие…

– Дориан цитировал Википедию, – рассмеялась Вивиан. – Ты должна была почувствовать подвох. На то ведь и был расчёт. В теле Аманды ты была смышлёнее.

Я закатила глаза.

Мы зашли в дом, отведённый под кухню и столовую. На полу стояли вёдра с водой. Фирузе носила тарелки с едой. Я сунула чайник в ведро с водой и занялась напитками. Пока вода закипала на газовой плите, достала жестяную банку с красным чаем и одну – с кофе. Мираксес помогла отнести чашки, а я, закурив, осталась дожидаться кипятка.

– Не могу понять, что с тобой не так, – со спины подкралась Вивиан. – Такое чувство, что ты по-прежнему Аника Ришар.

– Ты меня напугала, – подавившись дымом и закашлявшись, заворчала я. – Я и без того дёрганая. Хочешь довести меня?

– Смотря до чего требуется доводить. – Вивиан даже не попыталась изобразить раскаяние. Наверно, именно поэтому она нравилась мне. – Не смотри на меня так. За шутками про оргазм к моему брату.

Я сделала несколько коротких затяжек и стряхнула пепел в специально отведённую под это пластмассовую банку.

– Ладно, прости, впредь буду уведомлять тебя о своём приближении за… – она разыграла задумчивость, – за сто метров, пойдёт?

Закатив глаза, я кивнула головой и вернулась к предыдущей теме:

– Так какой там была Маат?

Пол кухни медленно засыпа́ло песком. Обжигающий воздух коварно подступал следом. Разминая ладонью покрасневшую шею, Вивиан рассеянно смотрела вперёд. Я потушила сигарету и, прогоняя едкий дым от дешёвого табака, замахала руками перед лицом.

– Решительной и пугающей. Ты будешь смеяться, но я всегда робела в твоём присутствии.

– И правда смешно.

Представить Вивиан, робеющую перед кем-то, было определённо сложнее, чем представить меня, в ужасе забившуюся в угол под пристальным взглядом пары ядерно-зелёных глаз.

– Вы с самого начала знали, кем я была?

– Нет. От тебя и сейчас исходит очень слабая энергия, а пару месяцев назад не было и намёка. Я не думала, что Аника Ришар – это ты, пока Габриэль не рассказал о видениях.

– Но ведь девушки, притворявшиеся мной, тоже их видели, – напомнила я и обняла себя руками. Странно ли, что мне хотелось спрятаться от самой себя из прошлого?

– Да, – задумчиво протянула Вивиан, – и тогда мы решили, что, возможно, ты потомок одной из культа. Но смерть Аманды Бэкшир совпала с днём, когда Аника Ришар попала в аварию. Потом Габриэль увидел у тебя за ухом татуировку…

Я потянулась к шее, провела кончиками пальцев выше и надавила на череп.

– Там был шрам.

– У Маат был шрам. Это ритуальный порез. Твои безликие копии делали татуировки в том же месте, чтобы сбить нас с толку, но настоящего шрама не было ни у одной из них.

– Ритуальный?

Вивиан оттолкнулась от кухонной столешницы и, не пытаясь скрыть, что хочет избежать дальнейшего разговора, сказала:

– Об этом спросишь не меня.

– А кого?

Она многозначительно пожала плечами.

Закипел чайник. Одновременно с этим из столовой выглянула Мираксес. Они с Вивиан разминулись в дверях, когда Мир подошла ко мне, чтобы предложить помощь с чайником. Наклонившись ниже, я зашипела ей прямо в ухо:

– О чём она думает прямо сейчас?

– О нём, – дрогнув от испуга, прошептала Мираксес.

– В каком плане?

– Кажется, ей очень его жаль.

Прикрыв ухо с татуировкой волосами, я тяжело вздохнула, натянула на лицо доброжелательную улыбку и вышла в столовую, где на полу уже сидели Фирузе и Вивиан. Пятью минутами позже к нам присоединились Ахмет и обгоревший Дориан с накинутой на плечи футболкой.

Перед каждым приёмом пищи Фирузе читала короткую молитву, благодаря богов за пищу и кров над головой. Дориан шутливо присоединялся к ней, а я чувствовала себя странно, особенно когда Ахмет поднимал на меня взгляд и восхвалял как пришедшее к ним чудо и благословение.

Жили Ахмет и Фирузе небогато, но и не бедствовали. Каждую неделю глава семьи уезжал на выходной рынок, где продавал ковры, а возвращался с забитой продуктами машиной. Первое время мне было совсем неудобно, но потом Вивиан и Дориан дали им деньги. Проедать их бюджет было не так неловко, как скромный доход добрых людей.

– Нехех, – этими словами Фирузе заканчивала молитву и каждый раз плакала, приговаривая, что это слёзы счастья. Я же покрывалась по́том и краснела от смущения, ощущая на себе взгляды всех собравшихся.

Запихнув в рот кусок сыра, я смотрела новости по телевизору, пока остальные негромко переговаривались о солнечных плитах, воде и о том, что Дориан хотел съездить в город.

– Маат, – позвал Дориан, прямо в разгар пережёвывания ветчины. – Завтра двадцать седьмой день цикла.

Я уже и не помнила, что это значит, и вопросительно выгнула бровь.

– Тебе нужно восстанавливать силы.

До меня стало доходить, но медленно. Я застыла с широко раскрытым ртом, ещё не полностью пережевав сыр.

– Мы идём на охоту.

Кусочек еды скатился по языку и упал на стол.

Кто-то тянул меня за собой. Я старалась не волочиться и быстро перебирала ногами, но прислужник, тащивший меня, не учитывал интересы ребёнка втрое меньше него. Я подумала, что он вырвет мне руку, когда в конце тёмного и холодного коридора, по которому гуляло эхо, показался свет. Прислужник ускорился. Ему явно не терпелось расстаться со мной.

У самых дверей я не удержала равновесие и упала, но мужчина даже не почувствовал это и втащил меня в комнату.

Швырнув меня, словно мешок с мусором, он спросил:

– Твоя?

Я шмякнулась на холодный каменный пол и так сильно ударилась подбородком, что в глазах заплясали искры.

Последовало долгое молчание. Я всхлипнула и приподняла голову, чтобы понять, где оказалась. Чья-то голая ступня опустилась в сантиметре от моих разбросанных по полу волос. Протянув указательный палец, чтобы я смогла зацепиться за него и встать, Анубис сухо ответил:

– Моя.

– Прости, – прошептала я. – Прости, что вышла из комнаты.

Анубис мягко улыбнулся:

– Всё хорошо, Мати. Не переживай.

– Не переживай? – возмутился тот, кто поймал меня во внутреннем дворике, пока я собирала камешки. – Она в заточении до вынесения решения об её участи. Это приказ Осириса и Исиды.

Выражение лица Анубиса показалось мне насмешливым. Он не злился на меня за то, что я посмела выйти из своей комнаты. Напротив, его веселил гнев, с которым прислужник смотрел на маленькую девочку.

– Она богиня, а ты смертный прихвостень Исиды, выносящий за ней ночной горшок. Что ты делаешь в Дуате?

– Я к Осирису по важному поручению, – немного напрягся прислужник.

– В это поручение входил отлов маленьких девочек, гуляющих в саду?

– Нет… но…

Разговор был коротким. Я вскрикнула и отпрыгнула в сторону, но несколько капель крови всё равно попали на платье.

Анубис рассёк ладонью воздух, даже не коснувшись прислужника, и тот резко схватился за горло. Через его плотно сомкнутые пальцы сочилась кровь, а в глазах застыл ужас. Вскоре он опустился на колени, а потом рухнул на пол.