Да, неприятной и колкой, как и все фразы, слетающие с бледных губ. Впиваясь в грудь, словно иглы, они проникали под кожу, делая больно и заставляя девушку невольно сжиматься. Она стала напоминать слабый, почти потухший огонёк свечи, который пытался погасить сильный ветер. Правда, поделать с осознанием неприятной истины Эртон ничего не могла, ведь обратного пути не было. Гораздо больнее становилось от того, что на неё давили, заставляли вернуться в ненавистную ей реальность, в которой её ждали только отец, прикованный к больничной койке, и люди, жаждущие его смерти. А, может, и Шелби послали сюда за этим?

От внезапного осознания своего положения, хитрого плана, в создание которого до последнего не хотелось верить, девушка опешила, затем поджала губы и посмотрела на свои руки. Она не сразу заметила, как содрала ногтем заусенец на большом пальце, но боли не почувствовала. Только маленькая красная капелька служила намёком на небольшую ранку. Девушка долго бы рассматривала растекающуюся по краю ногтевого ложа красную жидкость, погрузившись в свои мысли в очередной раз, если бы её не вывел из забвения голос Берти.

– Нельзя судить об интеллекте человека, основываясь на одном поступке, совершённом в порыве, – неожиданная строгость появилась в тихом тоне.

В тот момент Дайки удивился даже сильнее, чем остальные. Уж от кого, но от молчаливого, запуганного паренька мало кто ожидал услышать что-то помимо жалкого мяуканья. После сказанного Берти не испугался и продолжал с нескрываемой злостью смотреть на прямолинейного упрямца.

А тот чувствовал свою вину, но не собирался раскаиваться за правду. Хотя излишние, неуместные комментарии про ум явно стоили искренних извинений. Просить прощения было гораздо тяжелее, нежели говорить прямо и язвить. Поэтому Дайки только тихо зашипел, ругнулся себе под нос, затем сказал:

– Я был неправ, признаю, но это касается только последней фразы. Остальные слова забирать обратно я не собираюсь, – сказал упрямец, затем схватил с тумбочки сэндвичи и вышел из комнаты.

– Кто бы сомневался, – буркнула Шелби, затем принялась разбирать свои вещи, чтобы успокоиться.

Таким образом она хотела поставить точку в разговоре, показать Дайки, что не собирается уезжать обратно. Почему-то в голове застыл образ удивлённого и рассерженного лица, испещрённого синяками и ссадинами. Эртон ещё долго с упоением представляла бы его, если бы её не отвлекли от увлекательного занятия ребята.

– Не обращай внимания на этого парня. Странный он, конечно, но, думаю, у него есть свои причины переживать за тебя. Может, ты ему тоже сестру напоминаешь? – предположил Лиам, почесав свою медную макушку, и поднялся с кровати девушки, когда заметил её нервное копошение в спортивной сумке.

– О да, мы же с ним так похожи, – сказала Шелби, думая о том, что больше всего на её брата смахивал сейчас Берти. Даже с Кларком она могла породниться своим вздёрнутым носом, чего нельзя было сказать о метисе с азиатскими корнями.

– Значит, у него есть другая причина… – сказал Берти, подхватив идею Лиама, затем лукаво взглянул на дверь и усмехнулся.

– Нет! Только не это! – запротестовала Шелби, веселя даже тех парней, которые до сих пор сидели напротив и походили на зрителей, смотревших интересный сериал по телевизору.

– Мы тоже это заметили, – в один голос сказали они, улыбаясь.

Внешность у них была довольно интересная: один мог похвастаться тёмной кожей и чёрными радужками, сливающимися со зрачком, а второй же – белыми волосами, бледным, почти прозрачным лицом и голубыми глазами. Только сейчас Шелби подметила, что парни заметно отличались друг от друга, но общий язык, видимо, нашли довольно быстро. Словно кофе и молоко, этот классический потрясающий дуэт выглядел интересно. А слова, произнесённые одновременно, не могли вызывать злость, наоборот, заставили девушку улыбнуться.

Когда Эртон закончила разбирать вещи, она успела поболтать и познакомиться с большей частью группы. Пусть не все из знакомств оказались приятными, всё же день прошёл довольно быстро и интересно. У Шелби на мгновение даже получилось забыться, но ночью на неё снова стали нападать беспокойные мысли. Девушка долго ворочалась, не могла уснуть. Не зная, как себя успокоить, она достала фотографию из-под подушки и положила её на грудь. Знакомая картинка будто могла согреть и утешить ноющее, трепещущее сердце. Спустя какое-то время успокоиться у неё действительно получилось.

Закрыв глаза, Шелби в очередной раз попыталась уснуть и стала прокручивать в голове сценарий приятной дрёмы. В нëм отец проснулся после затянувшегося сна, крепко обнял еë и сказал, что больше никуда не уйдëт.

____________________________

¹Джон Коффи – один из героев книги Стивена Кинга "Чёрная миля".

Глянцевая озёрная гладь несла на себе оранжевые солнечные блики, а те плыли по низеньким волнам, напоминая кожуру апельсина. Тонкие кольца постоянно передвигались от яркого поплавка к вечно мокрой земле, которая не успевала высохнуть и снова покрывалась водой. Тихий берег, наполненный запахом сырости и рыбьей чешуи, окутал плотный туман. Белый, похожий на молоко, он парил над водой, не решался окунуться в неё вслед за маревом, отражённым от неба.

Шелби замирала, вглядываясь в каждую деталь, чтобы запечатлеть её в своей памяти, отложить в подсознании. Это походило на коллекционирование фотографий в альбоме. Только ни один фотоаппарат не смог бы передать настоящую красоту, а память была относительно надёжным хранилищем информации. Тем более особо яркие, красочные картинки откладывались в голове чуть ли не на всю жизнь. Природа застыла, подыграла девушке: вокруг стало так тихо, что плеска волн о берег невозможно было услышать.

В один миг тончайшая, хрупкая, словно хрусталь, тишина разрушилась, стоило только яркому поплавку взметнуться над озером, затем нырнуть в воду. Он плыл по отражённому оранжевому туману, разрезая собой волны и оставляя размытый след. Тем временем леска с тихим свистом скользила по пропускным кольцам и быстро наматывалась на катушку. А зоркий взгляд серых глаз беспрерывно следил за приближающейся рыбой, которая попалась в нехитрую ловушку, но сдаваться не собиралась.

Плюх. Серебристая форель упала на берег, затрепыхалась, ловя ртом воздух и двигая жабрами. Хороший улов. Уильям улыбнулся, горделиво подошёл к добыче, вытащил из её рта крючок и бросил несчастную в ведро с водой. Там её поджидали ещё три похожие. Шелби в такие моменты интересовали вовсе не достижения отца, а его эмоции: искренняя, животрепещущая радость. Она невольно передавалась и девушке, которая рыбалку не особо любила. Но шерифу и об этом решено было не говорить.

Пусть девушка скучала, она не хотела упускать возможности побыть с отцом чуть побольше. Со стороны это могло показаться эгоистичным, ведь в таком случае у шерифа не оставалось личного времени. Но Уильям никогда не отказывал Шелби, которая пользовалась его добротой, пока ей это позволяли. Мужчина считал, что тихие разговоры с дочерью никак не мешали ему, напротив, разбавляли скуку, которая частенько наведывалась к рыбакам, когда долго не было поклёвки.

– Хочешь тоже попробовать? – спросил Эртон, протыкая крючком очередную наживку, затем взглянул на дочь.