– Садись, – приказала она.

– Я не сделаю этого, пока ты не объяснишь, что происходит.

Руна продолжала рассматривать катушки с киноплёнками, пока не нашла ту, что была нужна. Она запустила кинопроектор, пересекла комнату и подошла к Паоле. Прежде чем та успела опомниться, Руна крепко обняла её за талию и увлекла за собой на кожаный диван. Вырываться и протестовать было бесполезно. Она просто прижала к себе Паолу, и сопротивление ничего не давало.

– Отпусти меня! – всё-таки вскрикнула девушка, но рука, сжимавшая железным обручем плечи, затрудняла даже малейшее движение.

Паола ощутила каждую женскую выпуклость мускулов. Ей ещё никогда не приходилось чувствовать этакую силу, и она была встревожена той лёгкостью, с которой Руне удалось положить конец всем попыткам освободиться. Беспомощность вызывала противоречивые чувства гнева и возбуждения. Казалось, Руна не обращает внимания на смятение Паолы. Её взор был устремлён на экран.

– Теперь смотри, почему я испытываю непонятные тебе чувства.

Попытки Паолы освободиться затихли, когда стало понятно, что ей предложено смотреть. Девушка с ужасом наблюдала за происходящим. Это были кадры авто-катастрофы, снятые для выпуска новостей, – грубо смонтированные и резко перескакивавшие с одного на другой. Но происходящее нельзя было спутать ни с чем. Две искорежённых до неузнаваемости автомобиля с трудом позволяли определить, где кончался один и начинался другой. Комментарии к такому страшному изображению смерти и разрушения не требовались. Потрясённая зрительница простонала, когда камера приблизилась к полицейским, занятым извлечением тел погибших из искорёженных останков автомобиля.

– Плёнка смонтирована для телевидения, – пояснила Руна.

Её голос был бесстрастен. Паола внутренне содрогнулась, она едва могла выдержать это зрелище. На экране появились кадры, где полицейские допрашивали парня, пьяного и плачущего то ли от потрясения, то ли от раскаяния. Ясно одно – это водитель автомобиля, ставшим причиной аварии. Когда мужчину вели к полицейской машине, лицо человека по-прежнему было в слезах.

Руна выключила проектор, и Паола ощутила, что её лицо тоже стало мокрым от слёз.

– О боже, что это?

– Это съёмка авто-катастрофы, в которой погибли мои родители, – холодно сообщила она. – Спустя много лет, работая на телевидении, я наткнулась на эту плёнку в архиве. Вот и храню её как напоминание о том зле, которое могут принести пьяницы.

Паола посмотрела на неё горящими глазами.

– Если ты подразумеваешь таких людей, как я, почему бы не сказать об этом прямо?

За обманчивым блеском глаз Руны царила непроницаемая темнота.

– На воре шапка…

Пальцы Паолы судорожно сжимались и разжимались.

– Ты так считаешь? Думаешь, что я испытываю те же чувства, что и тот пьяница на плёнке? То, что ты мне показала, подтверждает это. Со мной всё было не так. Я не могу этого доказать, но знаю. Иногда мне снятся сны об этой проклятой аварии, но когда просыпаюсь, то не в состоянии ничего вспомнить. Поэтому и не могу подтвердить, что чего-то не хватает. Но я знаю, что это так.

Гнев, который Паоле никогда ещё не приходилось видеть, мелькнул во взгляде Руны. Она сжимала и разжимала пальцы, будто хотела сомкнуть их на шее девушки. Паола сжалась, но внешне старалась сохранить спокойствие.

– Ради всего святого, не цепляйся за фантазии о своей невиновности, в этом – наша главная проблема. Если не ты была за рулём, то кто же? Хельга находилась возле тебя, без сознания. В автомобиле больше никого не было.

В глубине души, где-то в подсознании, Паола всегда подозревала Хельгу, но спорить с фактами всегда бесполезно.

– А ты не проверяла, не подстроила ли она что-то?

Руна с отвращением взглянула на Паолу.

– Полагаю, если зрачки не реагируют на свет, а мускулы – на раздражение, то этого достаточно, чтобы определить потерю сознания.

– Тогда, наверное, с нами был водитель, который, испугавшись, скрылся с места аварии.

– И забрал с собой остатки воспоминаний о том, что случилось.

Паола стала срывать с пальца кольцо, которое отказывалось ей подчиняться, слёзы застилали глаза девушки.

– С нетрадиционной помолвкой покончено! Я презираю тебя, слышишь, презираю!

Паола начала ловить ртом воздух, когда пальцы Руны сомкнулись на её руке в попытке остановить её истерику. Медленно и неумолимо Руна приближала девушку к себе, пока их тела не слились воедино. С напряжённым дыханием Паола всем телом ощущала биение её сердца. Попытка вырваться оказалась бесполезной. Руна была сильнее. В любом случае, всё уходило на второй план, первородные инстинкты угрожали захлестнуть Паолу.

– Вот так-то лучше, – сказала Руна, когда сопротивление невесты вовсе прекратилось. – Пора тебе понять, что своим бегством ты ничего не добьёшься.

7

Когда Руна взяла левую руку Паолы и поднесла к губам, напряжение той достигло пика. От попыток сорвать кольцо палец покраснел, и Руна, приблизив губы к припухшему суставу, касалась кончиком языка нежной кожи, стараясь унять боль. Паола почувствовала, как по телу стало растекаться пламя. Она попыталась освободиться, но это лишь удвоило силу её объятий.

Руна вызывающе смотрела на девушку, как бы приглашая возобновить сопротивление. Итак, она хочет битвы? Паола старалась держать себя спокойно, только бурлящие чувства, как вулканическая лава, были готовы вырваться наружу. Она не позволит Руне насладиться сражением, и та не сможет одержать победу над ней. Только что-то странное происходило с Паолой. Тело Паолы, которое должно быть неотзывчивым и холодным, как камень, послушно уступило прикосновениям, когда Руна начала гладить её плечи и шею. Паола еле сдерживала стон, готовый сорваться с губ. Руна сжала её лицо в ладонях и приблизила девушку к себе. Паола нервно облизала губы, заметив пульс, вибрирующий на её шее. Спустя миг Руна со всей страстью прижалась губами к губам девушки, заставив остатки осторожности покинуть голову Паолы. Надо бы испытывать неприязнь к ней, ко всему, что Руна с ней делает, но вкус её губ… дразнящие движения языка… О господи! Неужели так выглядит настоящее безумство? В голове всё плыло, и Паола в исступлении прижалась к Руне, охваченная сладостным чувством близости сильного тела Руны.

Она продолжала целовать с такой страстью, что казалось, Паола вот-вот задохнётся. Тысячи невообразимых доселе мыслей проносились в голове. Наконец Паола попыталась собрать остатки здравомыслия. Неужели она хочет начать всё заново, забыв, чем это однажды уже завершилось? А разве у неё имеется выбор?

Пальцы Руны нежно гладили волосы девушки, отчего её тело трепетало. Паола попыталась раскрыть рот, высказать протест, но губы Руны не позволяли. Да и хотелось ли, чтобы позволили? Всё, что девушка могла сделать, – это попытаться не растаять в объятиях окончательно и не уступить последнему натиску Руны и своему желанию сдаться. Где её женская гордость и самоуважение? Как можно даже допускать мысль о том, чтобы уступить требованиям лесбиянки, чьё мнение о ней настолько низко? Паола застучала руками по её груди.

– Отпусти меня!

Руна опустила руки, только не отодвинулась. Паоле захотелось ударить эту сладострастницу, когда она заметила выражение язвительности на её лице.

– Не хочешь быть до конца честной, Паола?

Та смутилась, однако попыталась сохранить достоинство.

– Ничего подобного. С твоей стороны просто нечестно прикасаться ко мне при том, что ты обо мне думаешь.

– А откуда ты знаешь, что я о тебе думаю? – вскинула на неё глаза Руна. – Могу заверить, что если бы ты знала, то побагровела бы до корней своих прекрасных шоколадных волос.

Влюблённый взгляд выразил её мысли лучше любых слов, и Паола потупила взгляд, чтобы утаить ещё большее смущение, читавшееся в её глазах.

– Мне… мне пора домой, – прошептала девушка хриплым голосом.

– Но ты ведь дома.

Прежде чем стало понятно, что она задумала, Руна пересекла гостиную и оказалась возле входной двери. Паола услышала зловещий щелчок дверного замка, а ключ исчез в кармане хозяйки.