Элиот смутился сильнее и повёл плечами:
– Конечно, я взял школьный бланк, только…
– Только что?
Паола еле могла говорить из-за комка в горле: девушка совсем не собиралась ввязываться в это дело. Всего-то помогла мальчику накидать черновик письма, поскольку тот придавал своему посланию огромное значение. Племянник и понятия не имел, каких душевных мук это стоило.
Даже сейчас, после четырёх прошедших годов, Руна Рассел оставалась незаживающей раной в сердце Паолы.
– Элиот! – требовательно повторила Паола, когда молчание чересчур затянулось. – Что значит “только”?
– Наша учительница всегда говорит, что надо проявлять инициативу, вот я и проявил, – начал оправдываться мальчик. – Я добавил от себя приписку, и на конверте – твой адрес. Думал, что так скорее получу ответ… Ведь я тут пробуду ещё месяц, пока не вернутся родители. Я не мог ведь воспользоваться нашим адресом!
– Но теперь ей известно, где ты проживаешь!
<<Где я проживаю>>, – едва не вырвалось у Паолы.
Элиот не мог понять причину беспокойства любимой тёти.
– Она не какая-то там маньячка или ещё что-то. Она знаменитая и уважаемая певица. Ничего страшного, что я воспользовался этим адресом, так ведь?
Озабоченное лицо тётушки не позволяло детскому голосу звучать уверенно.
– Что за приписку ты сделал?
Лицо Элиота покраснело:
– Я написал, что, когда слушаю её песни, то покрываюсь морозом по коже. Даже не знаю, зачем я это добавил. Ты хорошо составила письмо, но мне захотелось добавить что-то от себя. Ты думаешь, этого не надо было делать?
Чувство вины в глазах мальчика заставило Паолу смягчиться.
– Ничего ты не испортил. Специалисты по психологии рекламы говорят, что постскриптум – самая читаемая часть делового письма. Тут сработала твоя интуиция.
– Да? Значит, всё хорошо? Мне нужно было посоветоваться с тобой… Я так рад, что ты на меня не злишься!
– Я не злюсь на тебя, – успокоила племянника Паола, украдкой вздохнув.
Этот ребёнок не подозревал о давних отношениях Паолы с Руной Рассел, когда она занималась авторскими правами её звукозаписывающей студии.
В то время Элиот и его родители жили далеко, в Далласе. Мальчик не в состоянии был понять чувств девушки к лесбиянке, которая так далека от её круга, что их любовь могла показаться чудом. Для Паолы Руна являлась женщиной мечты, и теперь с трудом верилось, что знаменитость проявила интерес к неискушённой особе, какой она была в двадцать два года.
Единственным осложнением в их отношениях оставалась красавица секретарша Руны Хельга Монтана. Паола до сих пор помнила холодный тон, которым её встретили в их фирме. В присутствии этой расфуфыреной самоуверенной женщины Паола ощущала себя неуверенно. Она остро осознавала, что её одежда, приобретённая в одном из магазинов была не сравнима с одеждой мисс Монтаны от лучших модельеров. Кто-то в агентстве сказал Паоле, что секретарша Руны Рассел из состоятельной семьи. У Паолы не было необходимости работать секретаршей, и то, ради чего – или кого – она это делала, не укрывалось от посторонних глаз.
Интересно, удалось ли Хельге обольстить шефа? В светских хрониках не появлялось на этот счёт никаких сообщений, но Руна Рассел вполне могла сохранить их союз в тайне. Острая боль пронзила Паолу при мысли, что Руна могла обручиться с Хельгой. Очевидно, Элиот заметил огорчение и печаль в глазах тётушки.
– Ты чем-то расстроена?
Паола с трудом улыбнулась:
– Всё в порядке. Просто я очень долго сижу сегодня за письмом и у меня разболелась голова.
– Ты ведь сама мне не раз советовала: “Иди и разомни мышцы, глотни свежего воздуха”.
Несмотря на смятение в душе, Паола рассмеялась:
– Ты говоришь в точности как твоя мама!
Сестра, которая старше на девять лет, любила давать советы Паоле. Теперь сын Оливии прекрасно усвоил нравоучительный тон мамы. Взъерошив тёмные волосы племянника, тётя отложила незовершённое письмо на стол и встала.
– Да, ты прав, глоток свежего воздуха мне не помешает. Моё послание подождёт до завтра. А ты приступай к домашнему заданию.
Лицо Элиота вытянулось:
– Я собирался пойти с тобой, тётя Паола!
Паола настойчиво подтолкнула мальчика на кресло перед столом; хотя компания Элиота приятна всегда, сейчас девушка ощущала острую необходимость побыть наедине с собственными мыслями.
– Уроки, которые нам задают, – прежде всего, господин.
– Кто из нас теперь говорит, как моя мать?
Элиот не по-детски вздохнул и, заняв освободившееся место, стал возиться с домашними заданиями. Паола же покинула дом. Дорожка, которая вела к заливу, нуждалась в очистке от сорняков, с чувством вины отметила Паола.
В последнее время девушка была очень занята, приходилось зарабатывать на жизнь и для Элиота. Хозяйка вообще забросила собственный палисадник, требующий ухода. Дом построен в начале прошлого века, и вокруг него разросся густой старый палисадник; с годами его площадь уменьшилась, но и эта земля требовала постоянного ухода. Наверное, Оливия права, советуя Паоле продать дом. Вырученные деньги позволили бы ей купить скромную квартиру, а оставшуюся сумму можно вложить в ценные бумаги. Оливия даже предложила сестре свою долю за дом, поскольку, выйдя замуж, была вполне обеспечена. Паола наотрез отказалась от этого предложения. Умирая, папа завещал эту собственность двоим дочерям при условии, что младшая станет проживать в доме столько, сколько захочет. Это условие само по себе достаточный подарок, и Паола не могла воспользоваться ещё и щедростью сестры. Паола была полна решимости возместить Оливии её долю, хотя откладывать деньги и одновременно нести расходы по поддержанию дома в порядке вышло намного труднее, нежели представлялось ранее. Лишь в том случае, если бы страстно влюбилась и собралась выйти замуж, Паола могла покинуть Сквонегал, однако, расставшись с Руной, девушка перестала обращать внимание на женщин. Они казались неинтересными и даже опасными. Не могла она полюбить опять, зная, какую душевную боль может испытать снова. Любовь ранит, однако ещё сильнее ранит разлука. Уж лучше посвятить себя ведению хозяйства в доме папы; и хотя это занятие лишало Паолу многих мирских радостей, оно было той ценой, которую приходилось платить и за свою свободу, и за право выбора. Оливия не проживала тут с того времени, как вышла замуж за Фреда Дорсо, тогда как Паола покидала его лишь на время своей двухгодичной работы в Лондоне. Болезнь папы вынудила Паолу вернуться домой, чтобы ухаживать за ним. Этот дом являлся родовым поместьем Стоунов ещё с начала прошлого века.
Унаследовав особняк, папа и сам передал его в наследство дочерям, и младшая из них страстно хотела сохранить его. Паола повернулась лицом к дому, с тоской думая, что не так много осталось от того, что можно сберечь.
Поддерживать усадьбу в порядке при постоянном недостатке средств стало делом непростым; папа тратил на это почти все заработанные деньги и не оставил дочерям практически ничего. И всё-таки с того места, где сейчас стояла Паола, открывался романтический пейзаж: старинный фасад в викторианском стиле; стены, увитые плющом, башенки дымовых труб на крыше из старинной черепицы, приобрётшей от времени сотни разных оттенков. С этой стороны в палисадник выходила широкая веранда, продолжением которой был просторный коридор с дубовыми потолками.
Наверху, куда вела винтовая лестница, которая заканчивалась миниатюрной башенкой, располагался причудливый лабиринт небольших комнат. Но больше всего Паола любила столовую, расположенную на первом этаже, со стрельчатыми окнами, сводчатым потолком и большим старинным камином. Её стену украшала потускневшая от времени, но пока ещё поразительная по красоте фреска, которая изображала прибытие “Сириуса”, одного из первых кораблей переселенцев, в бухту Сиднея. Это была одна из двух аналогичных в Австралии фресок, написанных знаменитым художником, перебравшимся в Новый Свет из Европы, где он занимал место придворного мариниста. Существовала легенда, что живописец украсил стену в знак благодарности за гостеприимство, оказанное ему одним из Стоунов. С тоской Паола вспомнила, что эта фреска произвела большое впечатление на Руну. Она тогда стояла возле неё на этом самом месте, и они обсуждали, с чего лучше начать ремонт Сквонегала, который, по мнению Руны, необходим. Она никогда бы не согласилась даже с мыслью о продаже усадьбы.
