ПРОЛОГ

Лил град. Тяжёлые капли стучали по лобовому стеклу машины и растекались по нему ручьями, отражая разноцветье неоновых реклам.

Расплывчатые отблески уличных фонарей превращались в ленты мерцающего света, создавая фантастический ландшафт, на фоне которого двигались тёмные силуэты. Сердце Паолы колотилось в такт движениям дворников на стекле. Вдруг откуда-то из темноты перед капотом появилась развёрзнутая пасть, в которой зловеще поблёскивали стальные зубы. Нет, не зубы. Это – решётка радиатора большого грузовика. В горле Паолы застыл крик ужаса, когда эти клыки отклонились в сторону и пронеслись в угрожающей близости. Вслед за этим раздался протестующий вой автомобильных гудков. К их какофонии присоединился резкий визг тормозов собственной машины, которую кидало в разные стороны, как пробку в волнах океана. Ремень безопасности больно врезался в грудь.

Дальше дороги не было. Перед глазами возникла кирпичная стена, будто рука регулировщика, на большой ладони которой были какие-то неразборчивые надписи. Ещё миг, и послышался зловещий скрежет металла. Большая ладонь сжала автомобиль, как спичечный коробок.

Целый мир перевернулся… Паола прекрасно помнила, как это случилось. А ведь всё могло быть по-другому, если бы певица проводила её после концерта в отель. Паола вдруг отчётливо представила их последнюю встречу. Певица пришла пригласить её в <<Метрополитен>> – один из лучших концертных залов города. Руна выглядела тогда так же, как и сейчас. От её красоты захватывало дух, она держалась с достоинством, граничащей с надменностью. Тогда, как и сейчас, у Паолы перехватило дыхание от того чисто женского магнетизма, который притягивал и, казалось, уже никогда не отпустит. Поцелуй певицы был лихорадочным, и Паола ответила на него такой же страстью, ощутив тепло сильных женских рук, обнявших голые плечи девушки. От дразнящего взгляда красавицы Паола растаяла.

– Неужели это тот самый маленький и застенчивый агент по авторским правам, которого я когда-то знала? – спросила она.

<<Я больше не ощущаю себя застенчивой с ней>>, – подумала Паола, приходя в восторг от ласкового тона певицы, наполнявшего девушку неописуемой радостью.

В руках певицы легко было почувствовать себя королевой. Вдруг в сознании Паолы этот эпизод сменился другим: Паола опять увидела ту беспомощную девушку, которую певица вытаскивала из разбитого автомобиля. То же чувство вины, смешанное с болью и унижением, вспыхнуло в Паоле, когда вспомнила укор в глазах певицы, хотя та и произнесла слова прощения.

<<Простить она может, только никогда ничего не забудет>>, – подумала Паола.

Это Паола ощутила, точнее поняла, заметив сложную игру эмоций на её лице. Неужели вспомнила, как внезапно отшатнулась от Паолы, почувствовав алкогольный запах в дыхании девушки, когда она рассказывала о собственной опрометчивости, граничащей с легкомысленной безответственностью. Разве могла Паола не думать об этом даже сейчас, смотря на певицу? Отвернувшись, Паола устремила взгляд сквозь разросшуюся зелень на залив и стараясь перевести дыхание. Ах, если бы присутствие певицы не напоминало о вине Паолы. Тот шок, который Паола пережила, попав в аварию и еле избежав гибели, сделал из девушки образцового водителя. И совсем не хотелось, чтобы кто-то снова смотрел на Паолу с ужасом, который был написан в тот вечер на лице любимой женщины. Спустя миг всё кончилось, только эти воспоминания – одно такое сладостное, что хотелось кричать, другое – жестокое до боли – оставались с Паолой, как ни старалась девушка выкинуть их из головы…

1

” Уважаемая мисс Рассел! Здравствуйте. Меня зовут Элиот Дорсо, и я Ваш большой, большой поклонник. Я уверен, что Вы получаете тысячи писем, только это письмо совсем иное. Поэтому прошу Вас, пожалуйста, прочтите его. Мне тринадцать лет, и я занимаюсь пением. В моей школе есть специальная программа: ученики могут приглашать себе в наставники известных певцов. Поскольку я никого не знаю в мире музыки, то решил попросить вас, выдающуюся артистку, стать моей наставницей. Я начал заниматься пением в начальной школе. Не смею надеяться, что мне удастся повторить Ваш подвиг и записать первый сольный альбом в тринадцать лет. Но мне бы хотелось идти по Вашим стопам, стать профессиональным певцом, выпускать свои альбомы; когда-нибудь, как и Вы, я бы хотел иметь свою звукозаписывающую студию. Я не буду злоупотреблять Вашим временем, оно у Вас ограничено. Обычно наставники отвечают по почте на вопросы своих учеников и дают свою оценку их записям на дисках. Не могли бы Вы делать то же самое для меня? Очень прошу Вас. С уважением, Элиот Дорсо. P.S. Мне особенно нравится Ваше концертное шоу ‘Прелюдия любви’. У меня от него мороз по коже “.

Руна Рассел смотрела на исписанный листок бумаги, который немного дрожал в её длинных пальцах. Её пристальный взгляд был устремлён на последнюю строку, написанную от руки детским почерком, и она старалась побороть душевное смятение, вызванное этим почерком. Чёрт побери, где удалось ребёнку услышать её “Прелюдии любви”?

– Что, очередной чудак? Мне казалось, я их всех отсортировала.

Руна задумчиво посмотрела на свою секретаршу, Хельгу Монтану.

– Нет, ты прекрасно разбираешь мою почту. Это – просьба от одного школьника стать его музыкальной наставницей. – Руна досадливо хмыкнула: – Когда они прекратят считать меня популярной звездой?!

– Когда тебе наскучит имидж обольстительной незаходящей светилы, – съязвила Хельга.

Руна отвела ухоженной рукой тонкую прядь чёрных волос, закрывающих лицо. Пытаясь скрыть раздражение, она не удержалась от продолжения беседы.

– Как я могу выглядеть светилом, популярной звездой? В последнее время у меня даже нет концертов! Что может привлекать меломанов в двадцатидевятелетней руководительнице музыкальной фирмы? Я не сексапильная красавица, и у меня уже, кажется, стали появляться морщины!

– Не кокетничай, – насмешливо сказала Хельга. – Помимо того, что ты сама выглядишь как кинодива, существуют твои музыкальные альбомы.

– Значит, мне пора прекратить записывать их и заняться лишь бизнесом.

Хельга передёрнулась.

– Давай, займись бизнесом ещё усерднее, но тогда нам придётся часто переезжать, чтобы укрыться от налоговой энспекции.

– Кстати, о переездах: ты уже аклиматизировалась в Филадельфии после Парижа? Где же лучше?

– Мне недостаёт более спокойного ритма Европы, – призналась Хельга, – но в США имеются собственные прелести, и далеко не последняя из них – та шикарная квартира, которую ты для меня нашла. А как у тебя продвигаются дела с поисками жилья?

– Медленно. Мне до смерти наскучило жить на верхнем этаже, в квартире для гостей нашей корпорации. Я ищу хороший дом.

Хельга вопросительно вскинула тонко подведённые брови:

– Значит, ты переезжаешь сюда окончательно?

– Да, я ведь говорила тебе. Теперь, когда наше европейское отделение работает нормально, я могу сконцентрироваться на работе в Америке. Мне всегда этого хотелось!

– Я знаю, что в душе ты всегда была истинной американкой. – Хельга кинула взгляд на листок в пальцах босса. – Что делать с этим письмом? Отослать обычный ответ и фото с автографом?

– Нет. Я сама им займусь.

Секретарша обиженно предложила:

– В таком случае, может, ты займёшься и остальной почтой? – Женщина указала на переполненный лоток с входящей корреспонденцией. – Там есть даже пара предложений руки и сердца, которые могут тебя заинтересовать.

Руна отрицательно покачала головой и улыбнулась:

– Нет, благодарю. Ты прекрасно выполняешь свою работу, и я не собираюсь в неё вмешиваться. Но это письмо заинтриговало меня, и я хотела бы подумать, прежде чем решить, что с ним делать.

– Ты – шеф. Я отошлю ответ, как только ты мне его продиктуешь.

– Я тебе уже говорила, как дорожу такой секретаршей, как ты!

– Не так уж и часто.

– Тогда считай, что я тебе сказала. Мне страшно думать о том дне, когда ты объявишь, что бросаешь своё место и выходишь замуж.