– Все в ваших руках, господин инспектор.

– Если бы вы не слишком торопились…

«Ты торопишься, очень торопишься!..» Филипп, напрягаясь изо всех сил, мысленно посылал ей свой приказ… «Будь понастойчивее, и мы от него избавимся!»

Впрочем, разве не на это были направлены их усилия? К его ужасу она ответила:

– Пожалуйста… У меня есть несколько минут.

Она была неподражаема в своей простоте, и Филипп подумал, не ударил ли этот ощущаемый и им самим хмель в голову Раймонде настолько, что она совсем потеряла чувство реальности.

– Я могу подождать здесь, – продолжала она, – пока вы будете беседовать с господином инспектором у себя в кабинете…

«Дура! Трижды дура!» Филипп в душе поносил ее на чем свет стоит. «Теперь этот легавый будет торчать здесь весь вечер, и неминуемо настанет момент, когда ему придет в голову проверить ее удостоверение личности».

Но он не мог оспаривать ее решение, тем более что Шабёй встретил его с восторгом:

– Отлично!.. Все устраивается… Я готов следовать за вами, месье Сериньян.

Выходя из гостиной, Шабёй обернулся:

– Это не надолго, мадам.

Он почти расшаркивался перед ней. А оказавшись в кабинете, даже пробормотал: «Она прелестна», затем, словно освобожденный от этого подавлявшего его личность присутствия, вновь обрел свою обычную надменность.

– Месье Сериньян…

– Господин инспектор, – перебил его Филипп, – только один вопрос: вы здесь с официальной миссией?

Поколебавшись несколько секунд, тот честно признался:

– Нет!

– В таком случае я вас прошу быть покороче. О чем идет речь?

– Ну так вот, – сказал Шабёй. – Сегодня утром месье Тернье был так любезен, что показал мне свою фабрику. Интересное, очень интересное это занятие – производство игрушек… Создается впечатление… как бы это сказать… что сбылась твоя давнишняя мечта… ты словно попадаешь в мастерские Деда Мороза…

«Еще и поэт, ко всему прочему, – подумал Филипп. – Да, сегодня он явно какой-то другой!»

– В ходе нашей бессвязной беседы, – продолжал Шабёй, – месье Тернье обмолвился, что вы с супругой намеревались совершить путешествие в Бразилию…

– Да, верно. И что же?

– Нельзя ли поинтересоваться причинами? Широким жестом Филипп указал на полки своего книжного шкафа.

– Ответ вот здесь, в книгах, которые вы видите. Посетив цеха Тернье, вы осуществили давнишнюю детскую мечту… Моя мечта – это Латинская Америка. Тем более что я, как вы знаете, писатель.

Он замолчал, чтобы взять сигарету из пачки «Голуаз», которая валялась рядом с пишущей машинкой. Шабёй набивал трубку.

– Вы по-прежнему собираетесь туда поехать?

– Возможно. Друзья мне настоятельно рекомендуют сделать это.

– Когда отъезд?

– Я сказал «возможно»… Как я могу вам назвать сейчас точную дату?

– Вы поедете… один?

Намек был лишь слегка замаскирован. Уже готовый рассердиться, Филипп подумал вдруг о шаткости своего положения, их положения с Раймондой. Не думал ли о Раймонде также и инспектор, задавая свой вопрос?

– Очевидно, – ответил Филипп, не замечая наглости.

– Очевидно, – повторил полицейский, раскуривая трубку.

Пресный запах светлого табака распространился по комнате.

– С первого дня работы в полиции, – вновь заговорил он, выпячивая грудь, словно у него за плечами была длинная и блестящая карьера, – с самого первого дня я всегда поражался ненадежности свидетельских показаний…

Его мысль прозвучала совсем невпопад, но он, по-видимому, был удовлетворен таким переходом, потому что сказал:

– Так и с Тернье, если бы я захотел… Вопрос профессионального мастерства, не так ли… – Он вскинул свою маленькую головку и выдохнул в потолок большой клуб дыма. – Мне почти удалось заставить его сказать, что он не так уж и уверен в том, что вы приезжали в Мулен в ту субботу, когда случилась трагедия.

Он блефовал. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на его хитрое выражение лица. Поэтому Филипп ответил примерно в том же духе:

– Testis unus, testis nullus,[4] где-то я это уже читал. Шабёй покосился на него краем глаза.

– В вашем случае, например… – Можно было подумать, что он читает лекцию по криминологии неофиту. – В вашем случае основным является свидетельское показание Люсетты Тернье. Она вас встречает, она подтверждает время вашего приезда…

– Какую же тогда роль вы отводите ее брату?

– Если я правильно понял, Робер Тернье прибыл гораздо позже.

– Значит, вы плохо поняли, – отрезал Филипп. – Они оба были там.

«Testis unus, testis nullus». Почему полицейский так настойчиво стремился разрушить алиби, которое никто не подвергал сомнению? Филипп припер его к стенке:

– Это Робер вам сказал, что он пришел позже? Попав в собственную западню, Шабёй попытался выбраться из нее:

– Я этого не говорил… Вы неверно истолковали…

– Я ничего не придумываю… Я повторяю ваши же слова, а вы обвиняете меня в неверном их истолковании.

– Ну, скажем, я неточно выразился, – извинился Шабёй, продолжая давать задний ход. – Человеку свойственно ошибаться… Я едва успел просмотреть его показания.

– Тогда мой вам совет: перечитайте их! И сами выиграете время и не будете отнимать его у других.

Несмотря на его добрые намерения, Филипп распалялся. Разговор грозил принять неприятный оборот. По разным, почти взаимоисключающим причинам ни одному из мужчин этого не хотелось, и чтобы вконец не разругаться, они умолкли.

На какое-то время забытая в пылу спора Раймонда, находившаяся в соседней комнате, вновь выступила на передний план тревог Филиппа. Он опасался той минуты, когда все трое соберутся вместе, и поскольку этого нельзя было избежать, а также потому, что он считал позиции Шабёя весьма непрочными, Филипп решил расставить точки над «i» как можно скорее, до того как полицейский успеет снова овладеть собой.

– Если это все, что вы хотели узнать…

Он форсировал ход событий, нервничал, вымученно улыбался, не в силах сделать свою улыбку более приветливой. «Главное, – говорил он себе, – это поскорее выпроводить его… пока у него не возникло желания заглянуть в паспорт Раймонды». И что за дурь на нее нашла?.. Непременно надо надрать ей уши… если все закончится хорошо.