Он попытался обнять ее за талию. Она выскользнула.

– Ты же сам сказал: сейчас не время для сердечных излияний. – Она поставила между ним и собой кресло. – Эта потаскушка так увивается за тобой, что, если бы меня сегодня здесь не было…

Он ее грубо одернул:

– В конце концов ты мне осточертела со своей ревностью! Нашла о чем думать. Сейчас не это главное!

– Главное для меня…

Она обошла вокруг кресла и приблизилась к нему. На лице у нее лежала печать той торжественности, которую он не раз уже видел в аналогичных обстоятельствах. Сегодня он обнаружил на нем еще и решимость, что не могло не произвести на него впечатления.

– Самое главное для меня, Филипп, это не потерять тебя. Я согласилась на все, что ты хотел… Я не думала об опасностях… – Ее голос также звучал непривычно. Он был более холодный, более резкий. – Я не хочу тебя терять… Чего бы мне это ни стоило. Теперь я знаю, какой опасности подвергаюсь, если уеду…

Филипп насторожился.

– Что это значит?

– Что я не поеду.

– В любом случае, – сказал он, отказываясь принимать ее всерьез, – будешь ли ты в Париже или Марселе, это ничего не меняет. Мы не сможем ни видеться, ни перезваниваться.

– Ты меня не понял, Филипп… – Она нацелила указательный палец на пол. – Я остаюсь здесь… в доме.

Худшего нельзя было и придумать. Она сошла с ума, совсем рехнулась, и не отдавала в этом себе отчета. Да понимала ли она вообще, какое ужасное дело они затеяли?

– Ты знаешь, к чему может нас привести неосторожность. Все полетит к черту из-за… из-за одного каприза… из-за… – Мысли путались у него в голове. Он заикался. – Представь, ты сидишь в заточении на втором этаже, боишься даже выглянуть в окно, даже подойти к нему, вздрагиваешь от каждого звонка в дверь… Это по меньшей мере неблагоразумно! Ну подумай сама.

– Я уже все обдумала: я остаюсь.

У нее был вид упрямого ребенка, глухого к любой аргументации, что раздражало даже больше, чем бунт. Его так и подмывало дать ей пощечину. Он сжал кулаки и в последний раз попытался ее образумить:

– Если бы это был вопрос нескольких дней, еще куда ни шло. Но сколько времени это продлится?

– Столько, сколько будет нужно. Без тебя я отсюда не уеду. И это не каприз…

Он уже не слушал и широкими шагами ходил взад и вперед по комнате, чтобы успокоить нервы. Ему удавалось овладевать собой лишь с помощью физических упражнений, подавляя нарастающую бурю негодования.

Произносимые Раймондой обрывки фраз эхом отдавались у него в ушах:

«Смысл моей жизни… никакого раздела… ни с кем… шлюха…»

Вдруг он резко повернулся и направился к ней:

– Ты заслуживаешь того, чтобы…

Она не моргнула, не отступила ни на сантиметр. Ничто, ни угрозы, ни мольбы не заставят ее передумать. Гневный тон сменился у него на тон почти умоляющий.

– Значит, ты хочешь все погубить?

– Мы погибнем или преуспеем вместе.

Перехватив взгляд своего собеседника, она повторила с дикой решимостью:

– Вместе, Филипп, как ты сам этого захотел!