На кухне он отпустил её, откинул старый вытертый половик, и поднял крышку подполья. И тут же остановился. «Зачем я её сюда? Там же все равно тепло». Он захлопнул крышку обратно, схватил жену и поволок обратно на улицу. В этот раз в сарай. Туда, где находился холодный погреб-ледник для мяса.

Порфирий сидел на табурете у печи и бездумно смотрел на, прыгающие по полу зайчики от пламени, играющего в отверстиях на чугунной дверце. Вокруг этого небольшого пята света, сгустилась тревожная темнота. Лампу он зажигать не стал. Он бы и печь не затапливал – не хотелось привлекать внимания к избе. Но почувствовал, что может замерзнуть. И сам стать таким, как те, что сейчас лежали на полу в погребе. Пока он возился с этими полутрупами, было тепло, и даже жарко. Особенно, когда тащил волоком Василия. Порфирий зря надеялся, что тот больше не оживет. Он двигался. Правда, уже совсем медленно. Как только он попробовал поднять тело односельчанина, тот зашевелился. Пришлось спеленать и его тоже. Золото тот из рук так и не выпустил. Охотник не стал возиться и вырывать самородок. Пусть лежит в погребе.

Сейчас Порфирий уже не сомневался, что эта штука и есть главная первопричина всех бед. Лукавый специально подбросил его Ваське, чтобы смутить род людской. А за ним, и он, Порфирий уже почти продал свою душу. На смертоубийство пошел. Похоже, прав был тот расстрига сумасшедший на ярмарке, который блажил, что вот-вот начнется конец света, и Антихрист в мир явится. Но он все равно готов был хоть сейчас расписаться кровью и отправиться на вечные муки в ад, лишь бы вырвать дочку. Лишь бы Анечка стала снова тем, кем была.

А для того, чтобы это случилось – надо поймать дьявола в ловушку. Похоже, он, Порфирий черту зачем-то нужен. Надо этим воспользоваться. Но для этого, ему самому надо в западню не попасть. Надо выжить. Самое главное – пережить ночь. Пережить темноту, когда нечистый будет силен. А за окном уже темнеет. День зимний короткий. Он перехватил винтовку, зажатую между ног, и решительно встал. Все, пора действовать. Задумка есть, а чтобы её выполнить, нужны силы. Поэтому он сейчас сварит чай и первый раз за день поест.

***

Что произошло тогда, когда он загнал все пять пуль в Керима, Порфирий не понимал до сих пор. Когда тело лавочника перестало дергаться, охотник потерял последнюю волю к жизни. Он только что, своими собственными руками лишил себя последнего шанса. И не только себя.

Он устало сел на табурет у печи, на котором до этого сидел татарин, и стал ждать, когда тот оживет. Мыслей не было – он как будто провалился в небытие. Минут через десять Порфирий очнулся. Керим лежал в том же положении, как упал. На животе, лицом вниз. Кровь в луже на полу, уже начала застывать по краям. Не веря себе, охотник упал на колени, и силой перевернул тело. Никакого сопротивления. Обычный мертвый человек. Порфирий в прострации, несколько раз поднял и опустил мертвую руку. Она безвольно падала с характерным шлепком, словно обычный кусок мяса.

«Что это? – он тупо глядел на труп и не мог ничего сообразить. – Он умер? Просто умер?» Порфирий схватил мертвого за грудки и начал исступленно трясти.

– Ты! Ты! Ты! – повторял он. Словно его заклинило. Он начал сам поднимать тело и пробовать его усадить. – Вставай, демон! Оживай, тварь!

Он словно обезумел. Вдруг, он бросил труп, вскочил и дико стал смотреть на свои руки. Словно они виноваты в том, что сейчас происходит.

– Да, что же это такое? – бормотал он. – Привидилось? Я с ума сошел? Просто так убил людей? Анечка!

Порфирий метнулся в сени и сразу за дверью наткнулся на детскую фигурку. Он схватил девочку и закричал:

– Анечка! Ты жива? Ты в порядке?

– Да, – негромко ответила та.

– Господи! Слава тебе господи!

С девочкой на руках он бросился в избу. Поставил дочку возле стола и повернул к свету. И снова упал на колени. Нет, бог не простил его – глаза девочки хоть и потеряли немного ту яркую, светящуюся белизну, но остались нечеловеческими. Он потянулся руками к лицу девочки, словно желая прикрыть эти страшные глаза, но на полпути опустил руку. Апатия снова вернулась к нему. Все зря. Ничего сделать нельзя. Он поднялся и опять уселся на табурет у печки.

Девочка даже не шелохнулась. Так и стояла, как он поставил.

– Доча, это ты? – ему все-таки не хотелось верить.

– Да, я.

Однако в этот раз даже родной, настоящий голос Анечки, не обманул охотника. Он собрался с силами и спросил:

– А ты, дьявол, ты тоже здесь?

– Да.

Голос девочки не дрогнул и не изменился. Такой же родной голос Анечки. Порфирий горько усмехнулся:

– И что мне с тобой теперь делать?

– Ничего не надо делать, – серьезно ответила девочка. – Мы теперь всегда будем такие.

– Кто мы? – быстро переспросил охотник.

– Я и все остальные тела.

– Что?! Какие тела?

– Леша, Иван, Сережа, тетя Валя, Гриша, дядя Григорий…

Так же спокойно начала перечислять дочка.

– Стой! – закричал Порфирий: – Вы что – теперь все? У всей деревни души забрали?

– Можно сказать и так, – согласилась девочка. И тут же добавила: – Папа, ты не о том думаешь. Тебе надо просто согласиться и принять. Тогда все сразу станет хорошо. И ты все поймешь.

«Вот оно! – озарило Порфирия. – Ничего никуда не исчезло. Главный демон ушел, но передал свое дело подручным. И что мне теперь делать?» О том, чтобы согласиться и добровольно продать душу, теперь речи не было. Он был готов отдать её только за душу дочки. Только если бы она снова стала собой. Но лукавый обманул. Ушел и ничего не сделал. Так, что ничего не будет. Это он решил твердо. И он уже даже придумал, как уйдет. Сделает так, чтобы даже после смерти дьявол не смог попользоваться его телом.

– Доча, а ты помнишь, как мы жили до этого, ты я и мама?

– Да, помню.

– Тебе было лучше, чем сейчас?

– Не знаю. Было по-другому.

Он сидел, смотрел на свою кровиночку, ставшую вмиг чужой, и понемногу приходил в себя. Приступ самого жестокого отчаяния миновал, и деятельная натура охотника брала свое. Раз уж нельзя ничего вернуть назад, надо в настоящем сделать так, чтобы хоть немного облегчить участь односельчан. Ведь это по его вине они угодили во все это. Что ж, тогда надо хотя бы немного понимать, что здесь происходит. Ведь все истории о подобном – о дьяволе и загубленных душах, звучали совсем не так. Там было все и страшнее и проще. Он снова взглянул на дочку. «Расскажет она мне, что-нибудь или нет?»

– Почему нужен именно я? Чем я отличаюсь от других?

Но по этому вопросу ничего не прояснилось.

– Я не знаю, – безмятежно ответила Аня.

Ну, что же, он ожидал этого. Но и ладно, какая разница почему? Больше о себе спрашивать он не будет. Его и так бог выделил, он до сих пор своей волей владеет. И может делать что-то сам, без приказа дьявола.

– Садись, Аня. Или теперь тебя зовут по-другому?

– Аня.

Девочка послушно уселась на второй табурет. Печь уже прогорала, а из заткнутого подушкой окна, ощутимо несло холодом. Порфирий встал, собрал оставшиеся у печи поленья и забросил в топку. Лиственные сухие дрова, попав на россыпь углей сразу затрещали. Тепло из печи, навело его на мысль.

– А вы замерзнуть можете? Ну, в смысле ты? Ты можешь замерзнуть?

– Да. Тело может замерзнуть.

Охотник сморщился. То, как сейчас Аня говорила, совсем отличалось от её быстрого веселого говорка раньше. И слова совсем другие. «Тело может замерзнуть. Кто так говорит? Только какой-нибудь ученый человек в Петербурге. Ясно, что говорит не она. Ну и ладно, главное не скрыла правду».

– А те, – он замялся, подыскивая нужное слово, потом решил, что нечего смягчать, перед ней совсем не ребенок. – Те, которых я убил, мертвецы, они могут замерзнуть?

– Да. В тех телах процесс жизнедеятельности нарушен. Они скоро совсем замерзнут.

«Процесс жизнедеятельности! Такие слова, наверное, даже наш командир полка не знал. А он-то точно ученый был».