Ничего страшного пока не случилось. Татарин, похоже, не разглядел глаза Ани, а жена была еще далеко. Порфирий, осторожно, словно скрадывая зверя на охоте, двинулся вперед. Мосинку он держал так, чтобы сразу можно было стрелять. Патрон уже находился в патроннике. Керим в это время, наклонился, отодвинул девочку и что-то сказал. Охотник напрягся. И это произошло – Керим резко выпрямился, отодвинул Аню и шагнул навстречу подходившей Глафире. Та, шаталась, но упорно шла к нему. Лавочник, не глядя, оттолкнул женщину – та завалилась на снег, – и двинулся дальше, навстречу Порфирию. Походка мужчины изменилась: так волк подкрадывается к стаду. Порфирий не сомневался, что, когда тот подойдет ближе, то вместо черных живых глаз азиата, он увидит страшные бельма. Однако тот не пошел ближе. Он прошел лишь несколько шагов, и остановился. Потом сошел с накатанной санями дороги. Порфирий понял зачем. Там была натоптанная тропа, уходившая в узкий проулок между изгородями. Керим в любой момент мог скрыться в нем. Готовил себе путь отступления. «Боится пули. Значит, дьявол забрал и его» . И татарин тут же подтвердил это.
– Эй, Порфирий, опусти ружье.
Охотник скривился, как от зубной боли – голос Керима стал точно таким, как у его близких. Спокойный и деловой. Это являлось железным доказательством. Даже без мертвых глаз. Татарин всегда был красноречивым – хитро прищурившись, он заливал собеседника цветастым словесным потоком. Забалтывал перед сделкой. И он никогда не называл Порфирия по имени. Только – дорогой. Словно не мог нарадоваться, что видит его. Сейчас устами Керима явно говорил кто-то другой. Но Порфирий на всякий случай, все равно, спросил:
– Керим, это ты?
– Да, это я. Положи ружье и я подойду. Ты увидишь, что я не изменился.
Охотник горько усмехнулся – сама эта фраза говорила об обратном. Настоящий Керим никогда так не разговаривал. Вместо этих нескольких слов он бы сейчас выдал целую речь, с улыбками и прибаутками.
– Порфирий, нам надо поговорить.
– Говори, – ответил охотник, но винтовку не опустил. Пусть боится. «Похоже, мертвым дьяволу владеть хуже, чем живым». Этот вывод напрашивался сам собой: Васька и Глафира отличались от дочки и Керима. Если убитые, были похожи на мух зимой, то движения живых были резкими и быстрыми. «Да и разговаривать мертвые, похоже, не могут».
– Я не хочу рисковать, – спокойно признался татарин. – твое оружие опасно. Мне надо, чтобы ты его убрал. Пойми, решить все миром, гораздо проще.
«Что за дела? Зачем он меня уговаривает?» – Порфирий был сбит с толку. По его разумению дьявол должен был разговаривать совсем не так. Но обдумывать это он не стал. Признание Керима в том, что он боится ружья, заставило Порфирия действовать. Вскинуть винтовку, упереть приклад в плечо и прицелиться – секундное дело. Уже нажимая курок, он понял, что не успевает, но все равно выстрелил.
Все-таки это был не человек. Но и человек тоже. Только человек мог сообразить, что значат действия Порфирия, и что произойдет дальше. Ну, а реакция у бывшего лавочника стала точно не человеческой. И даже не звериной. Так резко извернуться в момент выстрела не смог бы даже верткий горностай. Не говоря уже про зверя крупнее. А вот Керим смог. Он непостижимым образом выгнулся и отпрыгнул в сторону. А пока Порфирий передергивал затвор, тот уже скрылся в проулке. Бежать за ним было бесполезно. Судя по тому, как они носятся, он за ними не угонится.
«Куда делась дочка, она ведь только что стояла там, возле матери?» Он быстро крутнулся, осматривая улицу. Ему показалось, что её шапка мелькнула за забором у того переулка, куда скрылся Керим. Это плохо! Похоже, твари тянутся друг к другу. Обрадовало его только одно – исчезли дети и бабка Кривиха. Оно и понятно – они увидели, как он стрелял в татарина. Он и сам, увидев такое, наверное, постарался бы скрыться от греха подальше. «Наверняка подумали, что я пьяный буяню, или что с ума сошел». Не ровен час, можно тоже попасть под пулю. «Догадались бы еще, закрыться и сидеть дома, не высовываясь».
Плохо, что на выстрел могут еще прибежать любопытные. Посмотреть, кто это прямо в деревне балует. «Ничего, если кто появится, притворюсь пьяным и припугну», – подумал он. Порфирий знал, что в деревне его опасаются, а если увидят, что он с ума сходит, вообще будут прятаться.
Он еще раз глянул вокруг – убедиться, что подвохов не будет, никого нет. Хотя, вполне возможно, за заборами кто-то и прячется. Глазеет сейчас на него. Любопытство человеческое непобедимо. Порфирий закинул Мосинку на плечо и пошел к, так и лежавшей на снегу, жене. От самых ворот дома, до нее тянулся яркий кровавый след. «Похоже, легкое пробил, – подумал он. – Вон как кровь хлестала. Хоть бы померла по-настоящему. Все ж одним меньше». Ему вдруг стало не по себе, из-за того, что он подумал о жене, как о каком-то совсем незнакомом человеке. И даже не о человеке, а как о непонятной, опасной твари. «Совсем я умом тронулся. Как так можно? Ведь прожили уже больше десяти лет. Правильно говорят, что золото душу забирает».
Однако шевельнувшееся в душе чувство, тут же погасло, как только он увидел её глаза. Мертвые и белые. Без капли жизни. Но она жива. Скорее не мертва. Он даже не знал, как назвать то состояние, в котором она сейчас находилась. «Наверное, только попы знают, как это называется». Замороженные глаза не двигались. Даже в зрачках, не было теперь ни капли той блестящей черноты, которая так поразила его в молодости. Белый молочный зрачок почти сливался с белком. Но она явно еще видела, потому что, хоть и медленно, но повернула голову за ним. И это было жутко. Смоляные растрепавшиеся волосы и черные брови, теперь казались неестественными, словно приклеенными. Все это он уловил за один взгляд, но, жалость, начавшая топить душу, исчезла в одно мгновение, когда жена начала подыматься. Все-таки это тварь. Это не Глафира. Она медленно, рывками, как оттаявшая весной лягушка, перевернулась на живот и начала подниматься.
«Что делать-то с ней?» Он уже придумал, как можно по-настоящему убить вот таких, не мертвых до конца. Но отрубить голову бывшей жене, сил у него не хватало. Он знал себя, и знал, что в горячке и не такое бы мог сделать. Дурной он в ярости. Но сейчас, в трезвом уме, он подобного не сотворит. Иначе, он сам, и без помощи сатаны, в нечисть превратится. «Ладно, попробую по-другому».
Порфирий не дал твари встать. Когда она уже стала подниматься с колен, он толкнул её прикладом. Та снова завалилась. Стараясь не думать о том, кем это тело было до своей смерти, он схватился за воротник кожушка и потянул. «Да, нормально. Смогу». Тем более к их дому, дорога шла под горку. Он быстро, почти бегом, потащил тело по накатанному насту. Глафира тянула руки за голову, но на бегу никак не могла схватить Порфирия. Он, не останавливаясь, на одном дыхании, затащил бывшую жену в ограду и остановился только у крыльца.
К его удивлению, мертвец Васька так и лежал на снегу. Его уже даже припорошило. Он был в том же положении, в каком оставался, когда он побежал вдогонку за близкими. Золото тоже было там. Прижал руками к животу. Впервые, оно не произвело на охотника никакого впечатления. Мелькнула мысль, что все – Василий больше не оживет. Но подумать об этом, не дала Глафира: как только он остановился, она смогла дотянуться до его руки. Пальцы сжались на предплечье. Мертвенный ледяной холод, браслетом сжал руку. Порфирий вскрикнул и вырвался. Он даже отпрыгнул. Жена была настоящим кусочком льда. «Как она еще двигается? Кровь уже должна замерзнуть». Охотник перевел взгляд на Василия. «Может, и Васька заморозился?» Разбираться времени не было. Надо срочно пристроить и жену, и Василия. Чтобы уменьшить число врагов.
Он бегом бросился в сарай. Там, в углу, висели все веревки и конская упряжь. Порфирий схватил пеньковую потертую веревку, ту, которой увязывал сено, когда возил его с луга домой. Она была длинной, но бежать за ножом некогда. Он выскочил на улицу. Там, в чурке, был воткнут топор. Одним движением отхватил кусок, и вернулся к жене. Силой, преодолевая её сомнамбулическое сопротивление, Порфирий примотал руки жены к телу и завязал. Потом, опять за воротник, поднял её и волоком потащил в дом.