– Так устала – не могу заснуть.
– А я спал.
– Я каждый раз слышу, как Маша со своей свитой по ночам ходит. Еще на кухню может спуститься – добирает наша девочка питательных веществ тайком. Хорошо. Я так рада, что они здесь. Даже счастлива. Дом, полный детей, это определённо мое. Ты думаешь, как расширяться будем?
– А ты решила, это наше место? И Карла тебе больше не мешает?
– Наше, наше. А в призраков я не верила и не верю.
– Буду думать. – Макар поворачивается на бок. – Завтра с утра начну думать. Всё. Спи.
Не успеет Макар поглубже зарыться в подушку, как Лариса толкнет его в бок.
– Ну, что еще?
– Тс… Слышишь?
– Что?
– Звонок тренькает. Такой… велосипедный.
– Нет.
Лариса уже стоит у окна – выглядывает из-за шторы на залитую голубоватым лунным светом поляну.
– Ну вот же!
– Выдумываешь.
– Шуршит. Кто-то к дому подъехал. Макар! Иди посмотри!
– Да лучше б тебе Карла мерещилась, в самом деле!
Лариса накидывает халат и на цыпочках бежит к лестнице. «Так-растак», – скрипит Макар и крадется за женой. Обегают дом, возвращаются на крыльцо. Вдалеке, среди старых деревьев соседского участка, отчетливо тренькает звонок. Макар оглядывается на Ларису.
– Вот! – говорит та. – А ты зачем свет включил? Спугнул.
– Мне убиться на лестнице надо было?
– Кто это мог быть?
– Почтальон Печкин, привез посылку для вашего мальчика…
– Болтун. Машке ничего не скажем – она только вроде прижилась. Хочу, чтоб у нас остались, когда Слава вернется. Не будем пугать.
– Ну попробуй, милая. Бежишь утром со мной?
– Отстань.
Наутро Макар тоже никуда не побежит – первым делом обойдет вокруг дома в поисках следов на траве. Эх, вот на утренней росе следы бы точно остались… Посмотрит в ту сторону, откуда ночью послышался звонок – между соседских деревьев змеится грунтовая дорожка. А вот и мы к вам наведаемся. Сразу увидит четкий след протектора велосипедного колеса. Сфотографирует зачем-то. Никому не покажет, никому ничего не скажет. Усталость какая-то накатит: неприятное это чувство – непредсказуемость окружающего мира. Городскому жителю без заборов и запоров жить непривычно и тревожно. Посмотрит на часы – можно успеть. Припустит к бухте и вернет бодрость духа отличным, полным молодого задора кролем. Могу еще!
Подбегая к дому, успеет увидеть сигнальные огни отъезжающего внедорожника. Эт-то что еще за гости? На кухне у мойки толкались Лариса с Машкой. Чудеса не заканчивались.
– Маша, ты ли это с утра пораньше?
– Я! Ты как раз вовремя! Режь арбуз! – Машка пыталась поднять небольшой, но увесистый темнозеленый плод.
– А ну, отойди. Тяжелый же! – Макар в мокрых плавках со штанами на плече, отстраняя женщин, подходит к раковине. – И откуда?
– Милана прислала с водителем. Кое-кто успевает к первому рынку. – Лариса выбирает нож побольше. – На!
– Так не сезон же как будто. – Макар делает первый надрез в ожидании хруста, но нож глухо скрежещет по жесткой корке сквозь податливую мякоть.
– Африканские какие-то. У них там всегда сезон. Вон еще два в углу. – Лариса указывает за спину. – Что, не очень?
– Пахнет очень! – Машка уже сидит за столом над тарелкой. Получает первый ломоть, вгрызается в него зубами. – М-м-м! Вкуснотища! Сладкий! – Добирается до мелких черных косточек. – Ой, а тут как перезрелая груша…
– Бери ложку и выедай середину прямо из половинки. – Лариса отбирает у снохи надкусанный кусок. – Я могу оладьи жарить?
– Ухожу на веранду со своим арбузом, жарьте, что хотите. – Машка скрывается за входной дверью.
Макар отковыривает ножом кусочек алой мякоти, жует. Резюмирует: съедобно. Может, другие будут лучше.
Здравствуй, Карла!
Спасибо! ♥
Воспитатель выдал мои деньги в воскресенье.
Я купила конфеты и угостила Николь. Она угостила меня тоже.
Мы теперь друзья.
Когда ты за мной приедешь?
Твоя Софи, 6 лет ♥ ♥ ♥
6
Французский бульдог – питомец скорее декоративный. Его заводят ради удовольствия. Никто не ожидал от Лилы проявления охранных или охотничьих качеств. Однако, когда она была замечена убегающей за дом с серым пушистым комком в зубах, все, как один, подумали, что Лила поймала какого-то зверька, и кинулись… кинулись спасать то ли дичь, то ли ловца. За те несколько секунд, которые понадобились людям, чтобы настигнуть беглянку, она успела распотрошить свою добычу – из меховой тушки во все стороны торчал белый набивной материал. Игрушка. Не без боя, но весь, без остатка, игрушечный заяц был извлечен из маленькой и мощной пасти обычно покладистой бульдожки.
– Разве у Яна был такой заяц? – спросит Лариса у Маши.
– Здесь точно нет. Мы сюда мягкие игрушки не привозили.
– Может быть, Джуниор оставил? Надо будет спросить. – Макар подцепил пальцем жалкие останки за петельку на голове. – Не будешь же зашивать, Лар?
– Давай сначала узнаем, нужен он кому-то или нет.
Мальчишки вещь своей не признали, более того, были оскорблены брошенным на них подозрением. Это девочковое, а мы играем только в роботов и динозавров! Ага, возможно, это игрушка Ханны. Что же Лила так долго не могла ее обнаружить?
Маша продолжала много спать, но к ней вернулись аппетит, румянец и интерес к жизни. Метеоцентр сообщил, что к концу мая прибрежные воды прогрелись до двадцати двух градусов и купальный сезон можно считать открытым.
– Идемте купаться! – предложила Маша.
– Я бы не была столь оптимистична, – возразила Лариса провокатору в телевизоре. – Если мальчики залезут в воду, то их будет не вытащить – сопли гарантированы.
– Я вот обхожусь без соплей уже месяц, – не преминул случаем похвалить себя Макар. – В здоровом теле здоровый дух! А как же закаливание?
– Да! Можно просто походить по воде! – Маша не была готова отказаться от своего желания.
– От этого и бывают сопли, – проворчала Лариса. – Но если вы настаиваете, можно, только ненадолго и после обеда, вода еще хоть сколько-то прогреется.
– Ура! Купаться! Ура! – Вездесущие мальчишки никогда ничего важного для своей мальчишеской жизни не упустят.
После трех часов дня солнце начало смотреть на человеческий мир под более доброжелательным углом – почти нежно, почти ласково. Даже не подумали о солнцезащитном креме. Взяли плед, стопку полотенец, игрушки, питьевую воду и себя, дорогих-драгоценных. Забрались на гольфкар и через пару минут были у бухты. А там сюрприз – компактное пространство ограниченного скалами пляжа занято группой из трех красивых людей. Макаров «табор» на мгновение растерялся, смутился, замешкался. Дети первыми бросились к морю, за ними Лила. Спасаясь от песочных фонтанчиков, поднятых маленькими ногами, покрытые шоколадным загаром незнакомцы сдвинули свои бирюзовые полотенца. После короткого обмена приветствиями и вежливыми улыбками бухта была поделена.
Лариса полностью подключилась к мальчикам и занятиям, которые отвлекали их от постоянного нахождения в воде. Без конца дергала Макара – иди туда, сделай это… А Маша вытянулась на покрывале, прикрыла глаза; сквозь прищуренные веки наблюдала за троицей и траекторией взглядов Макара. Интересно же, что за фрукт ее свёкор.
Казалось, в моменты покоя, оставленные ему дорогой супругой, Макар всеми мыслями устремлялся к глянцевым перекатам сине-зеленого тела моря, к пенной взвеси взбитого прибоем песка, визгу счастливых детишек. И Маша готова была разделить с ним эту пасторальную картину, но взгляд ее упорно спотыкался о вишни неестественно маленьких сосков на идеальных куполах деревянно-неподвижной груди под тонкой тканью купальника. Соски принадлежали девушке, покинувшей пределы статистической молодости, с балетным изящным профилем, с низко стянутыми темными волосами, с идеальным телом, любящим грамотный спорт. Однако тренированное совершенство покрывал совершенный же, гладкий слой предательского пергамента. Он был тонок и мелко складывался в движении, напоминая о времени, которое течет и просьб не слышит. Рядом с ней лежала Машина ровесница, удлиненное каре которой свисало мокрыми, солеными прядями. Веснушки на кукольном носике, обнаженная, очень среднестатистическая, живая, подвижная грудка и модно-выразительная, очерченная стрингами средняя часть над длинными, стройными ногами. Ладная любительница подвижных игр. Третьим в этой компании был седовласый, представительный, крупный мужчина под семьдесят. Маша невольно сравнила его с Макаром, который был явно моложе и более атлетично сложен, правда, слегка скругленные вовнутрь плечи делали его сухую фигуру несколько зажатой, чуть робкой на фоне изобильной во всех отношениях Ларисы.