Темнота летним вечером наступает незаметно. Сначала солнце очень долго крадется вдоль горизонта, словно и не собираясь закатываться, на улице светло, словно днем, и невозможно понять, который час. Особенно, если ты играешь с новыми друзьями, резвишься в бассейне, а веселые взрослые ходят вокруг бассейна со стаканами и о чем-то разговаривают, пытаясь перекричать музыку. Никакие тревожные мысли не беспокоят тебя, когда вокруг светло, людно и весело. Не хочется вести никаких неприятных разговоров.

Но вот один солнечный бок все же опускается за край земли, и с этого мгновения счет идет уже на минуты. Минута, и вода в бассейне вдруг резко становится холоднее. Другая минута, и ты вылезаешь, стуча зубами, и заворачиваешься в полотенце. Третья минута, и хозяева зажигают фонари во дворе, и в их свете отчетливо видны стаи пищащих комаров. Четвертая минута приносит плотный сумрак, лишь самый верхний краешек солнца еще торчит над землей, выбрасывая пучок красно-оранжевых лучей на прощание, а потом раз – и темнота. Красный отсвет тянется по западной стороне неба, но он уже почти не дает света. Наступила короткая летняя ночь.

Лиса сидела на шезлонге, укутавшись в полотенце, и пила горячий чай, который ей принесла мама. Марго, Вики и Лила уже оделись и собирались пойти домой – их родители прощались с соседями, шумно смеялись и договаривались о следующей вечеринке у бассейна. Лиса помахала девочкам, те помахали ей в ответ. Вскоре всей толпой они двинулись к калитке, ведущей на улицу. Лиса оглянулась. Александра и его мамы на вечеринке не было. Виктор о чем-то разговаривал с отцом, который жарил сосиски на гриле и активно жестикулировал свободной рукой, во второй руке у него была внушительных размеров вилка, ею он ловко подхватывал и переворачивал сосиски, чтобы они не сгорели. Виктор указал рукой на Лису и что-то сказал отцу, но его слова потонули в общем гуле голосов. Его отец взглянул на Лису и покачал головой. Виктор вздохнул и, махнув Лисе рукой, пошел в дом.

Лиса, почувствовав, что согрелась, сбросила полотенце и встала, чтобы пойти переодеться. Ее шорты и майка остались висеть в уличной душевой. Она быстро стянула мокрый купальник и натянула приятно сухую одежду. Кожа после бассейна была сухой и немного шершавой, от этого почему-то было приятно. Лиса скомкала купальник, бросила его в пакет и снова вышла к бассейну. Детей почти уже не осталось – всех разогнали по домам. Взрослые же только–только начинали расходиться, они все громче подпевали музыке, все активнее размахивали руками, все заливистее смеялись. Дядя Эдик принес очередную порцию запотевших бутылок и целый пакет сосисок, килограммов пять, не меньше. Некоторые взрослые стояли компаниями по два–три человека и о чем-то громко спорили, некоторые стояли, обнявшись в плотном кругу и раскачивались в такт музыке, подпевая вкривь и вкось, кто-то стоял поближе к дяде Эдику, который вернулся к своему грилю и смешным историям.

Лиса поискала глазами своих родителей. Они сидели в шезлонгах у бассейна, в руках у них были бокалы, папа что-то рассказывал сидящим рядом с ними соседям, мама, как она обычно это делает, молча кивала его словам, словно подтверждая, что именно так все оно и было. У родителей были очень расслабленные лица. Лиса подумала, что обычно родители гораздо более напряженные – когда едут куда-то на машине, готовят обед, убираются, делают с ней уроки или приходят с работы и валятся в изнеможении на диван. Редко они вот так сидят с бокалами, откинувшись в шезлонгах и болтают с соседями ни о чем. Впрочем, с тех пор, как они переехали в этот коттеджный поселок, такое стало случаться чаще. Кажется, родителям здесь нравится. В этом поселке Счастье.

Лиса зевнула. Достала из кармана шортов телефон и взглянула на часы – 23.10. Она подошла к родителям и, наклонившись к маме, сказала ей в ухо:

– Все девочки ушли. И Виктор тоже пошел домой. Может, тоже пойдем?

Мама повернула к ней голову и улыбнулась слегка извиняющейся улыбкой:

– Милая, тебе скучно без друзей, да? Ну, дай нам с папой еще полчасика, и пойдем домой, хорошо? Хотя, у тебя же есть ключи, может быть, пойдешь одна, а мы чуть попозже, а?

Мама смотрела ей в глаза и ждала ответа. Лиса видела, что ей не хочется уходить. Мама любила быть в веселой компании, но обычно ей это редко удавалось. Может, и правда, пойти домой одной, что тут такого? Всего-то через один дом. Потом она вспомнила:

– У меня нет ключей, я оставила их дома. Мы же выходили все вместе.

Мама стала рыться в сумочке на поясе и достала связку:

– Вот, возьми мои. Ты же уже большая девочка у меня, да? Справишься сама? Иди, умойся, ложись спать. А мы скоро придем, ладно?

Лиса кивнула и взяла ключи. Мама часто говорила про то, что она уже большая девочка. Лиса помнила, что раньше, когда она была маленькой девочкой, ей это нравилось. Теперь же, когда она действительно стала большой девочкой, эти слова казались ей довольно глупыми и неуместными, но маме она об этом не говорила. Она чмокнула маму в щеку и пошла к калитке. По пути она столкнулась с несколькими соседями, все они в странном для нее удивлении поднимали брови и спрашивали: «Уже уходишь?», как будто на часах было не 23.15, а она была не 11-летним ребенком.

У самой калитки Лиса задержалась, потому что там лежала Лайла – собака хозяев вечеринки, большая мохнатая кавказская овчарка, добродушная и ленивая. Несмотря на облегчение, принесенное наступившей темнотой, Лайле было жарко, ее шкура наверняка не уступала по толщине медвежьей. Она дышала, широко раскрыв рот и вывалив язык. Лиса присела и стала гладить Лайлу по голове, чесать за ухом и по носу. Довольная вниманием, Лайла завалилась на бок и подставила девочке мохнатое брюхо, которое та тоже принялась с упоением чесать. Она очень любила собак и просила родителей купить ей щенка практически с тех пор, как научилась говорить. Но заводить собаку в городской квартире родители наотрез отказывались, теперь же, когда они переехали за город, у Лисы появилась надежда. Она решила еще немного потянуть время, а потом снова завести разговор о собаке. А пока она сидела на корточках и чесала мохнатое серое пузо, а Лайла махала хвостом так, что поднимала в воздух целую тучу пыли.

Увлекшись, Лиса не заметила, сколько прошло времени. Наконец, она встала, напоследок еще раз погладила вскочившую и расстроенную Лайлу по голове, и вышла в калитку. Ее дом был на той же стороне улицы, через дом от этого. Лиса быстрым шагом прошла мимо пустого выгоревшего дома, стараясь не глядеть в его черные заколоченные окна. В доме через дорогу на крыльце горел свет, а в креслах сидели муж и жена, пожилые и очень седые. Он курил, она пила что-то из большущей кружки. Можно было бы удивиться, почему эту почтенную пару не возмущает такая громкая вечеринка у соседей, но они совершенно спокойно сидели на своем крыльце и, казалось, не замечали происходящего прямо через дорогу от них. Лиса помахала им рукой, женщина помахала ей кружкой, мужчина – сигаретой, так что в воздухе осталась тонкая полоса дымка, как след от самолета, сделавшего мертвую петлю.

Наконец, Лиса подошла к своему дому. Но вместо того, чтобы сразу войти в калитку, она прошла еще немного вперед и заглянула во двор следующего дома. Во дворе было темно, только мерцала слабая лампочка на крыльце, но в окне комнаты Марка на втором этаже горел свет. Его отец отпускал его ходить гулять днем, но вечером к наступлению темноты Марк должен был быть дома. Лиса осторожно приоткрыла калитку и на цыпочках прокралась по нестриженной лужайке к окну первого этажа. В полумраке гостиной сидел отец Марка и смотрел телевизор. Точнее, не столько смотрел, сколько дремал, то и дело вздрагивая и вскидывая голову, а потом снова роняя ее на грудь. Марка в комнате не было. Судя по свету в окне на втором этаже, он был в своей комнате и еще не спал. Лиса постояла еще некоторое время, потом решила, что лучше бы ей пойти домой, пока кто-нибудь не заметил, что она тут подглядывает в окна.