— Фома… Фомка… Друг… что со мной… почему… помоги…

Лисовский аж опешил от подобного заявления. Не ослабляя хватки, приблизился к скрюченной аномалии, вгляделся. И точно! Когда-то эти обезображенные черты принадлежали… Анатолю Гришину! Его старому приятелю, одному из немногих алхимиков, работавших над проектом «Черное солнце»!

Фома частенько забегал в лабораторию к Толику перекинуться словечком-другим. Они вместе бились над загадками проклятого артефакта, делились безумными идеями, мечтали подчинить его силу.

Фома в ужасе отпрянул, разжал магические путы. Тварь рухнула на колени, судорожно заскребла лапами по груди. И вдруг завыла — надсадно, с неизбывной тоской:

— Фомка… прошу тебя… уничтожь Черное Солнце! Иначе… всему конец…

И прежде чем ошеломленный Лисовский успел хоть слово вымолвить, мутант дернулся в последний раз.

Выгнулся дугой, изо рта хлынула черная желчь. А потом обмяк, застыл бездыханный…

— Нет! — взревел Фома, кидаясь к поверженному другу. Упал рядом на колени, затряс того что было силы, — Очнись, слышишь! Не смей подыхать, ирод!

Но куда там. Мутант был мертвее мертвого. Остекленевшие глаза таращились в пустоту, из разинутого рта тянулась на песок густая черная слюна.

Однако и это еще не все. Внезапно труп содрогнулся в последний раз.

И бездыханная лапища стремительным броском вцепилась Фоме в запястье!

Вспышка ослепительной боли! Чудовищный вопль, едва не разодравший Лисовскому глотку! И жуткая, клубящаяся тьма ринулась по его венам, затапливая разум, выжигая последние крохи самообладания!

Фома заорал пуще прежнего. Из последних сил рванулся, пытаясь освободиться от мертвой хватки. Но без толку! Тьма все прибывала, ширилась, грозя вот-вот поглотить бедолагу целиком!

Он падал, падал, падал в беспросветный мрак. Казалось, еще миг — и границы реальности стерты.

Останется лишь пустота — черная, бездонная. Из тех, откуда нет возврата…

Лисовский с коротким вскриком распахнул глаза. И понял, что по-прежнему сидит на скамейке в старом парке. Никуда не падает, ничто его не засасывает…

Сгорбившись на краю, он судорожно стискивал собственное запястье, переливающееся странным сиянием — как раз в том месте, за которое его схватил мутировавший Гришин. Ударил кулаком себя пару раз по груди, силясь отдышаться. И все никак не мог унять колотящееся сердце.

До боли знакомый гул в висках. Предательская дрожь в коленях. И привкус желчи во рту — верный признак того, что очередной виток безумия настиг его прямо посреди белого дня!

Проклятый артефакт! Вновь и вновь стравливает ему мозги, подсовывает адские видения! И так, сволочь, натурально, что не отличишь от реальности!

— Да что ж ты будешь делать… — просипел Фома. Обессиленно уронил голову на грудь. Нет выхода… Нет спасения…

— Я могу вам чем-то помочь? — раздался совсем рядом участливый голос.

Фома поднял голову. Перед ним стоял… сам Князь Кривотолков! В идеально отглаженном костюме, в руках трость, на руке блестят часы…

И смотрел так любезно, участливо, словно реально беспокоился и хотел помочь. Как будто бы случайно мимо проходил…

Лисовский лишь зло ухмыльнулся. О репутации князя, как хитрого лиса, он был хорошо наслышан…

— Я могу вам чем-то помочь? — участливо повторил князь, слегка склонив голову набок.

Фома невесело хмыкнул и одним глотком ополовинил бутылку. Неторопливо утер рот тыльной стороной ладони и процедил:

— Как ты меня нашел, Кривотолков? Впрочем… не отвечай. Для кого-то вроде тебя нет ничего невозможного. Зачем пришел?

Дмитрий Александрович лишь тонко улыбнулся уголками губ. Сделал приглашающий жест тростью в сторону дорожки:

— Не будем грубить, Фома. Я здесь как друг, хочу помочь тебе. Прогуляемся?

— Мне уже ничто не поможет… — Лисовский недоверчиво покосился на него, но все же нехотя поднялся. Спрятал бутылку во внутренний карман плаща и зашагал рядом с князем по аллее, усыпанной желтой листвой.

Некоторое время оба молчали. Лишь шорох их шагов да голос невидимой кукушки нарушали безмолвие старого парка. Но вот Кривотолков, будто невзначай, обронил:

— Не буду тянуть кота за хвост. Птички нашептали мне, ты в последнее время много общаешься с простолюдинами. С командой этой… Госпожи. И даже, страшно сказать, строишь с ними какие-то планы. Против Черного Солнца, ни много ни мало.

Фома хмыкнул. Насколько же осведомлен хитрый князь? Такое ощущение, что для него и вовсе нет стен.

Резко остановившись, он вперив в князя пристальный взгляд:

— Ты следил за мной, Кривотолков? Совсем страх потерял?

Но тот лишь примирительно вскинул руки, изображая полнейшую невинность:

— Фома, Фома, что ты! Стал бы я опускаться до слежки? То тут, то там народ судачит, сплетничает. Вот и до меня слухи докатились…

Он многозначительно умолк. Фома со свистом втянул сквозь зубы воздух. Снова зашагал, чеканя шаг. Процедил угрюмо:

— Допустим. И что с того? Мало ли кто с кем якшается по подворотням. Я теперь персона вольная, захочу — хоть с чертями в карты засяду!

Кривотолков рассмеялся. Неспешно поравнялся с Фомой, подстраиваясь под его шаг.

— Брось, дружище! Кого ты пытаешься обмануть? Уж я-то вижу — затеял ты дельце знатное. Хочешь покопаться в грязном государственном белье. Вон, и мутантов всяких привечаешь, и на Черное Солнце зуб точишь… Видать, припекло тебя знатно, а?

Последние слова он произнес с нажимом, в упор глядя на собеседника. И на миг в его умных глазах проскользнуло что-то хищное.

Фома похолодел. Неужто Князь знает про его видения? Про то, как день за днем, ночь за ночью бывшего Истребителя терзают призраки прошлого?

Должно быть, эти мысли отразились у него на лице. Потому что Кривотолков вдруг улыбнулся — широко, открыто. И произнес уже совсем другим тоном:

— Брось, Фома. К чему нам враждовать? Я ведь, может статься, тоже не в восторге от затеи с турниром. И Черное Солнце меня, признаться, пугает до чертиков. Такая штуковина ни в чьих руках не должна оказаться. Ни у Императора, ни у Истребителей, ни у кого бы то ни было еще! Скажу откровенно — я борюсь за Черное Солнце не для того, чтобы самому его использовать…

— А для чего тогда?

— А для того, чтобы оно не досталось конкурентам… — ухмыльнулся князь, — Великая сила смертельно опасна не сама по себе, а исключительно в руках невежд.

Лисовский моргнул. В голосе Князя звучала неподдельная искренность. Если это, конечно, не очередной хитрый ход…

— Ты это серьезно? — осторожно уточнил он, вглядываясь в лицо собеседника, — Насчет Черного Солнца? Или просто мне зубы заговариваешь?

Кривотолков вновь рассмеялся. Покачал головой:

— Фома, дружище, за кого ты меня принимаешь? Я, может, и лукавый политик, но не идиот же, как эти, которые законы принимают и государю на подпись поспешно подсовывают… Поверьте, когда я узнал о Черном Солнце побольше — у меня волосы дыбом встали! Эта сила может натворить дел…

Он говорил возбужденно, быстро. То и дело взмахивал руками, тыкал тростью в землю. Казалось, слова прямо-таки рвутся из него наружу.

Фома затаил дыхание. Ему вспомнились слова покойного Гришина, того несчастного мутанта из видения. «Уничтожь Черное Солнце… Иначе — конец!»

Неужели Князь и впрямь видит надвигающуюся угрозу?

— И что ты предлагаешь? — наконец выдавил Лисовский, облизнув пересохшие губы, — Если допустить на миг, что не врешь…

Кривотолков расплылся в улыбке. Глаза его вспыхнули азартом:

— О, у меня есть план, Фома! Грандиозный план! Спасти Синегорье, спасти все наши шкуры, пока не грянул час… Но мне нужна твоя помощь. Твои… уникальные способности, так сказать.

Он красноречиво покосился на светящиеся руны, покрывающие тыльную сторону ладони Лисовского. Тот невольно дернулся, пряча руку в карман.

— Это еще посмотрим… — буркнул он уклончиво.

Но Князь уже набирал обороты:

— Ты ведь соприкасался с силой Черного Солнца, Фома. У тебе есть к нему своеобразный… иммунитет, я бы сказал. Или, наоборот, повышенная чувствительность к его излучению. Как ни назови — это бесценный дар! Благодаря ему ты можешь почуять артефакт, где бы его ни прятали! Выследить, перехватить по дороге на турнир…