– В твоём возрасте хорошо – природа сама все делает, а мне вот уже приходится тратить много сил на поддержание нужной формы. Как сказал кто-то великий, в двадцать пять лет красота – это подарок судьбы, в тридцать пять – труд, а в сорок – тяжкий труд. Так вот я уже дошла до категории «тяжкий труд».

– Вы отлично выглядите, – изумилась её пессимизму Наташа, я думала вам совсем немного больше тридцати.

– А ты мне все больше нравишься, – сильно захмелевшим голосом призналась Снежана, не забывая подливать вина в свой бокал.

– Вы мне тоже, – искренне призналась девушка.

– Ты не подумай, что я все время пью, – начала оправдываться женщина, – нет, это для кожи вредно и вообще… Просто сегодня день такой пакостный, с бывшим мужем с утра поругалась, ребёнка чуть не убило, да ещё этот… Невезуха какая-то.

– А вы давно развелись? – решила проявить любопытство Наташа.

– Нет, совсем недавно – в марте. Да ну их всех. Завтра начну разбираться со своими проблемами. Давай лучше выпьем за нас красивых.

И они выпили за них красивых, потом за исполнение желаний, потом за мир во всем мире, а потом пошла следующая бутылка. В компании этой открытой и по-своему несчастной женщины Наташе было очень комфортно. Алкоголь, как известно, сближает, да и Снежана умела взаимодействовать с людьми таким образом, что выходило, будто бы знакомы они давно и близко, а сейчас встретились после долгой разлуки.

– Мне завтра на работу, – осушив очередной бокал сообщила Наташа, как будто для Снежаны эта информация была неизвестной.

– Ага, – кивнула Снежана, – и так как я сегодня напилась, лучше не опаздывай. Сын предпочитает вставать в семь, а я – в половине одиннадцатого.

Женщина засмеялась легко и искренне, по новой наполняя опустевшие бокалы.

Когда сильно захмелевшая Наташа добралась до своей спальни, она была в странном для её положения приподнятом настроении. Неловко раздевшись, она плюхнулась на кровать, гадая, как там её хозяйка и не нужна ли ей помощь, ведь выпила она сегодня значительно больше самой Натальи.

– Очень насыщенный день, – сказала она вслух, пытаясь собрать в кучку обрывки своих мыслей.

Наташа помнила, что ей надо было что-то обдумать, но вот что, никак не шло на ум. «Ах, да, надо найти того, кто опустошил тайник, – вдруг вспомнила она, – присмотреться тут получше, порасспрашивать хозяйку». Сегодня ей представилась для этого отличная возможность, но она её легкомысленно упустила. «Ладно, потом, – решила девушка, – думаю, за это лето нам с этой дамой ещё не раз придётся вместе врачевать её душевные раны за бутылочкой гранатового вина. Интересная женщина. Богатая, несомненно, ухоженная. Хотя с её вкусом я категорически не согласна, но это не делает её плохим человеком. И вообще, она прикольная, совсем не высокомерная и детей любит. Как может, так и любит».

В таких хвалебных мыслях о своем новом работодателе, Наташа постепенно начала погружаться в сон, впервые за несколько недель засыпая с улыбкой на губах.

Просыпаться не хотелось, но девушке было холодно, очень холодно. Казалось, что ей было холодно настолько, что кровь в жилах превратилась в лёд и вот-вот остановится. Девушка поискала свое одеяло и удивилась – она явно была не в своей постели. Все тело как-то странно затекло и болело, а к горлу подкатывала тошнота.

С трудом приоткрывая потяжелевшие веки, она различила зарю, занимающуюся где-то за кустами жимолости и сосредоточенно пыталась понять, где она находится и как здесь очутилась. Когда понимание пришло к ней, она пожалела, что проснулась. Боль острая и жгучая вгрызалась во все её существо прогоняя все остальные чувства: страх, стыд и усталость.

– Этого не может быть, – прошептала девушка откинув назад голову и больно тюкнувшись темечком о старые, плохо покрашенные доски.

Взгляд её упёрся в самодельное деревянное крылечко, меж щелей в досках крыши которого пробивался яркий свет. Девушка обвела взглядом окружающую её обстановку и покачала головой, подавив в себе желание истерически расхохотаться. Она спала, привалившись спиной к дощатым перилам чужого крыльца, в прошлой жизни выкрашенного голубой краской, а сейчас мало где сохранившего этот цвет. Рядом с ней стояла давно пустующая железная миска для кошачьей еды, в которой не осталось ничего, кроме пыли и грязи. Ноги её неловко свешивались с верхней ступеньки, причём пребывали они в самом плачевном состоянии: ступни истерзанные и ободранные о камни, а пальцы были сплошь покрыты дорожной пылью. Вспоминая, как она бежала во всю возможную для её комплекции прыть, она могла только поражаться ресурсам собственного организма. Так бывает, что мы даже не представляем, на что способны в критической ситуации.

В локтевом сгибе что-то сильно мешало, и она вытащила руку из рукава мужской куртки. Маленький пластмассовый катетер, приклеенный белым куском лейкопластыря сильно расшатался и неимоверно ей досаждал. Как это она до сих пор его не вытащила? Легонечко отклеив кусочек пластыря, она осторожно вынула катетер, обратно заклеила начавшее кровоточить небольшое отверстие и согнула руку в локте. Закутавшись в тепло чёрной куртки она с наслаждением вдыхала оставленный в ней терпкий мужской запах – запах её покойного мужа. Куртка создавала приятную иллюзию того, что муж где-то рядом и снимать её не хотелось.

Нужно было вставать, но голова неимоверно кружилась, а руки и ноги казались как будто ватными. Девушка вздохнула. Она не могла сказать наверняка, что именно делали с ней врачи после всего того кошмара, который ей по странной прихоти судьбы удалось пережить, но точно знала, что сидеть и мерзнуть на дощатом полу нельзя – непременно будет хуже. «Куда уж хуже?» – подумала она, поднимаясь.

Стоять было тяжело, и она схватилась за потемневшие от времени перила. Где-то в далеке раздались раскаты разрывающегося снаряда, и она вздрогнула, хотя давно уже привыкла к этим звукам.

У нее не было времени разглядывать чужой запущенный участок, нужно было срочно выбираться отсюда, пока её не начали искать. Если её уже не начали искать.

«Судя по мелькающим тут и там облачкам дыма, им сейчас должно быть не до меня, – успокаивала она себя и повернулась к запертой на заржавевший навесной замок входной двери. Подергав её скорее для порядка и убедившись, что дверь заперта, девушка осторожно обошла дом. Старая известковая побелка на потресканных стенах, низенькие маленькие окна и покосившийся сарай. Ни намека на недавнее пребывание здесь людей, что, девушка посчитала своей несомненной удачей.

Одно из окон дома оказалось разбитым, и она внимательно его осмотрела. Вряд ли его разбили в надежде чем-то здесь поживиться, скорее всего, слабое стекло лопнуло, когда неподалёку разорвался вражеский снаряд. Отыскав в кустах небольшую палку, девушка очистила оконную раму от острых осколков и выломала деревянные соединительные элементы, в надежде осторожно пролезть в образовавшуюся дыру. Деревянный, давно не крашенный подоконник был завален остатками стекла, и их тоже пришлось очень аккуратно смести на землю, так, чтоб не поранить свои босые ноги.

Отыскав в сарае две небольшие дощечки, девушка бросила одну поверх разбросанных по земле осколков, а вторую положила на подоконник и осторожно протиснулась в оконную раму.

В доме было очень темно, а чтобы глаза привыкли к полумраку нужно было время, поэтому продвигаться внутрь помещения пришлось почти на ощупь. «На полу под окном тоже могут быть стекла, – подумала девушка, не зная, как половчее спрыгнуть внутрь. Стараясь ступать на кончики пальцев, она осторожно опустила сначала одну ногу, а затем вторую и быстро перебралась подальше от разбитой рамы.

Первое, что привлекло её внимание, это миниатюрная белая печка в углу, прикрытая сверху цветастой шторой. Оглядев помещение, она заметила одну-единственную тоненькую перегородку, отделяющую зону кухни от спальни, убогую старенькую мебель и явные следы запустения. Девушка осторожно осмотрела все углы, пытаясь успокоить собственный страх. Очень хотелось пить, и она в надежде искала глазами раковину. «Сомнительно, что в этом доме есть водопровод, – думала она, – а даже если и есть, вряд ли там бежит вода – все коммуникации давно разрушены». Так и есть, водопровода не было, а стоящий в углу умывальник с большой прямоугольной емкостью для воды был пуст, и из маленького, покрытого тонким известковым налетом краника не бежало ни капли.