Семья осталась без кормильца, когда матери Нины исполнилось 40 лет, и она взвалила на себя основную ответственность за детей, начав зарабатывать деньги в одной из галантерейных лавок Монако. Теперь она не могла себе позволить работать дома и довольствоваться непостоянным доходом от починки одежды. Магазин давал пусть и небольшой, но регулярный заработок. Обычно туда приходили не только купить одежду, но и заказать ее пошив – галантерейная лавка была совмещена с ателье. Поэтому имелась возможность получить дополнительные деньги, хотя это предполагало работу вечерами, так как днем следовало продавать, а не шить.
Старшей дочери на тот момент исполнилось одиннадцать, Нине – восемь. Обе девочки заняли место матери дома, продолжая принимать заказы на мелкий ремонт, а заодно присматривали за шестилетней Адельгизой, четырехлетним Феличе и двухлетней Селестиной. Те годы стали самыми трудными: одновременно приходилось вставать на ноги на новом месте, работать, осваивать французский, чтобы свободно говорить на нем с клиентами. Конечно, в Монако проживало много итальянцев. Для сравнения можно привести следующие цифры: французов, монегасков и итальянцев насчитывалось чуть более двадцати процентов каждой нации, в то время как представителей остальных народов – примерно по три процента (исключая чуть более семи процентов франкоговорящих бельгийцев). Но все понимали, что без знания французского языка карьеры там не сделать. Мало того, что это официальный язык княжества, так еще и основной поток богатых туристов приходился именно на французов.
Буквально через год старшая дочь Ниелли присоединилась в магазине к матери, а затем и Нина вышла на работу. Она стала трудиться в ателье. Работать приходилось много, но у Нины сразу обнаружились не только способности к шитью, но и талант к созданию аксессуаров. Особенно хорошо ей удавались шляпки, которые она уже тогда любила украшать цветами. Цветочные мотивы, яркие краски лета, легкие ароматы будут сопровождать творения Нины Риччи на протяжении всей жизни. Трудности, с которыми она столкнулась в детстве, не сказались ни на ее моделях, ни на ее характере. Впрочем, этим отличалось все неунывающее семейство Ниелли, не забывавшее традиций своей родины. Мечты отца тоже отразились на восприятии Ниной мира. Она хотела добиться успеха, но не могла обучаться у Винченцо, пока он был жив, – обычно в подмастерья брали сыновей. А шить Нине нравилось. С раннего детства она мастерила наряды для кукол, в которые играла вместе с сестрами. Много позже, став известным модельером, Нина Риччи продолжала наряжать в свои платья кукол, чтобы посмотреть, как будет выглядеть придуманный ею наряд. Она не видела для себя другой судьбы: ей не хотелось идти ни в артистки, ни в певицы, а тем более наниматься в богатую семью горничной. Играть на сцене не позволяло воспитание и природная скромность, но в ателье, склонившись с иголкой над отрезом ткани, Нина чувствовала себя как дома. Увидев тягу к созданию украшений для шляп, ей позволили принимать в этом процессе активное участие, что развивало нужные навыки и давало применение незаурядному таланту.
Некоторые увидят здесь прямую параллель с Коко Шанель, тоже начинавшую с создания шляп. «Важность шляп не всегда очевидна, – пишет историк моды Клэр Хьюз. – Женские шляпы воплощают работу творческого воображения модельеров, и продают их совершенно иначе», – продолжает она. Так не в этом ли секрет: юные Нина и Габриэль Шанель имели возможность именно в головных уборах воплощать свои первые творческие замыслы, словно тренируясь, готовясь к будущим успехам. Потом они используют их при создании одежды, обуви, украшений и духов. К середине XX века шляпы уйдут с рынка, уступив место совсем иным, более прозаическим головным уборам (надо заметить, правда, что в Великобритании, например, преданно хранят верность шляпам: они являются обязательным атрибутом наряда на свадьбах, скачках и во время любых выходов королевской семьи в свет). Но ранее они представляли для модельеров прекрасное поле для деятельности. Более того, шляпники всегда осознавали свое исключительное положение. Чего стоит отказ французских шляпников создавать более двух шляп в день! Сравните с обувщиками, чья работа сама по себе не позволяла поставить в маленькой мастерской дело на поток. Шляпники могли изготовлять больше, но не желали превращать свое искусство в нечто низменное.
Конечно, шляпное производство к концу XIX века тоже становилось механизированным, однако на фабрике изготовляли «болванки», и это было крайне опасным для здоровья работников делом. Но надомные мастерские оставались, как и прежде, элитными заведениями, а продажа шляпок – более выгодным предприятием, чем продажа одежды. Шляпницы вообще противились возникновению любых параллелей с фабричными работницами: «Занятые непыльным, творческим трудом, нарядно одетые, девушки возмущались тем, что их приравняли к фабричным работницам в платках и деревянных башмаках». Уж тем более отличалась работа тех, кто делал заключительную отделку и украшал шляпы, – именно к этой категории относились Риччи и Шанель на первых этапах своей карьеры. В магазинчиках часто предоставляли такие услуги: изготавливали шляпки из готовых «болванок» по индивидуальным заказам. А в последние десятилетия XIX века декор и орнамент стали особенно цениться, да и мода начала меняться куда быстрее, чем раньше, что провоцировало спрос на новые шляпки – мастерство дизайна вышло на первый план. Когда о Шанель говорят, что она начинала свою карьеру модисткой, то немного все-таки лукавят: как и для Риччи, для нее изготовление шляпок оставалось хобби, творческим увлечением, но никак не изнурительной работой, которой шляпное дело являлось для работниц, изготовлением шляп зарабатывавших на жизнь. В этом плане работа обувщиков, швей и шляпниц ничем не отличалась: крохотные душные помещения, длинный рабочий день, к тому же вредное производство (обувщики и шляпники, например, постоянно вдыхали пары клея).
Шанель сначала делала шляпки только для себя и немногочисленных подруг своих богатых покровителей, потом, открыв свой магазин, она могла использовать наемный труд. Нине не так повезло, но шляпы она делала только на заказ клиенткам магазина, в котором работали мать и сестра, а также, конечно, клиенткам ателье, где трудилась сама. Она сразу начала выделяться своими незаурядными способностями – скорее, не к шитью как таковому, а к изобретательству, таланту увидеть обычный фасон под иным углом, а простую шляпную «болванку» – оригинально украшенной. Фактически шляпки служили той же цели, что и наряды для кукол: это был способ экспериментировать и пробовать.
Мать не видела для своих дочерей иной судьбы, кроме как удачно выйти замуж, и чем раньше, тем лучше. Для конца XIX века, несмотря на все изменения, которые претерпевало общество, включая и положение женщины, взгляды в основном оставались патриархальными. Имея четырех дочерей и всего одного сына, Франческа лелеяла единственную надежду, что девочки быстро найдут себе женихов. Рассчитывать им приходилось только на внешность, веселый нрав и умение хорошо вести домашнее хозяйство, ведь приданого у них практически не было. Но времени на знакомства у старшей дочери не оставалось: она работала вместе с матерью допоздна, стараясь и выходные, которые ей выпадали нечасто, тратить на выполнение заказов.
Внешне Нина не сразу оформилась в симпатичную девушку. Но в какой-то момент на нее вдруг начали обращать внимание мужчины. Она была невысокого роста, с густыми темными волосами. А вот обликом простая итальянка походила на аристократку, женщину из высшего света: тонкие черты лица, высокий лоб, четкая линия бровей. Даже руки не выдавали в ней швею. Тонкие запястья и длинные пальцы, казалось, не ведали ни работы по дому, ни долгого, монотонного, кропотливого труда в ателье, где, несмотря на все способности, большую часть времени ей приходилось пришивать пуговицы, гладить и бегать с поручениями. К четырнадцати годам Нина выглядела немного старше своего возраста, и мать надеялась, что вскоре кто-нибудь позовет ее замуж.
