Как и рассчитывало духовенство, панихиды воодушевляли воинов не жалеть себя в тягостном служении. Никому не улыбаются вечные страдания в забвении. Тем более, после чудовищных мук в Равновесном Мире.

Габен следом назвал ещё несколько имён – одного куратора и нескольких миротворцев. Их всех приняла Светлейшая. И этих вынесли из собора.

Затем толстяк добрался до последнего латника.

Паучиха настолько обезобразила его, что показать остальным было бы неэтично. Альдред не знал, в гробу ли останки, правда ли груду мяса и металла сумели утрамбовать.

Тот самый миротворец, из-за кого произошло столько смертей.

Габен его назвал:

– Витторио Каттанело. Клятвопреступник, насильник и убийца невинных, искупивший свою вину вступлением в Инквизицию. Сержант миротворческого отдела, остановивший немало отступников во имя Равновесия…

Прихожане смолчали. Было непринято шептаться. Да и сами не без греха. Среди них таились личности гораздо хуже.

Прозвучали все три вопроса к Свету и Тьме. Статуи долго оставались в безмолвии.

Альдред подозревал, судьба погибшего заинтересовала Противоположности. Архиепископ не спешил с вердиктом.

Глаза Темнейшего загорелись красным огнём. Это могло означать одно: до райских кущ покойный не дорос. Однако и его будущее нельзя назвать совсем уж мрачным.

Тьма брала его к себе в Чистилище. Так, спустя сколько-то лет нерадивая душа возвратится в Равновесный Мир, чтобы воплотиться опять. До следующего суда.

В зависимости от того, как она проведёт новую жизнь, и будет вынесено окончательное решение. Не будь Витторио Каттанело инквизитором, его бы уже ждало забвение.

– Да будет его доля легка, да не оступится он на пути сквозь Тьму, да переосмыслит он содеянное зло, да оправдает он Власть Людей в новой жизни, – заключил Габен, согласно правилам. – Ждём тебя на этой стороне.

Кто-то позади вздохнул с грустью. Надеялся на лучшую участь мертвеца.

Оставалось непонятным, за что отправили миротворца в Чистилище. Либо в миру вёл себя непростительно, либо уже на службе так подвёл товарищей.

Людским умом Свет и Тьму не понять.

Очень часто Они игнорировали: простых смертных щадили не так. И если не горели глаза вообще, значит, человеческую душу отправляли в Серость.

Что с ними происходило дальше, никто не мог сказать. Возможно, шли на корм демонам. А может, просто блуждали в тумане Вечность.

Альдред не знал, но допускал, что преданные Забвению рано или поздно сами становились демонами.

На такие мысли его наталкивала декламация по окончанию суда:

«Да будет нам уроком твоя судьба, да познаешь ты ужас в Забвении, да не найдёшь ты в тумане покоя, да не укрепишься ты в содеянных грехах, да не уподобишься мучителям, да не будет тебе дороги назад. Тебя не ждут обратно».

Жестоко. Но другого отношения к паршивым овцам ждать не приходилось. Они родились в Равновесном Мире, покусились на его совершенство и поплатились.

Не на этом свете, так на том.

Последний гроб унесли прочь. Габен призывал собравшихся проследовать на прилегающую территорию. Альдред присоединился к ним.

Столпотворение раздражало Флэя. Личные границы сузились до точки.

Пришлось терпеть.

Вскоре они собрались полукругом у места, заготовленного под костёр. Уже вырыли глубокие ямы под гробы, засыпали древесный уголь. Щедро полили маслом и дали пропитаться. Затем набросали хвороста, выставили колотые дрова.

И только потом положили гробы. Архиепископ встал у самого края ямы посередке. Заунывным голосом прочел молитву за упокой.

Не душ – тел. Ибо с ними вопрос также должен быть решён.

Староцерковный язык Альдред учил, но многие слова выпали из восприятия.

Тем не менее, он старательно вслушивался, находя некоторые противоречия в словах.

Да. Свет и Тьма любят людей, которым вверили власть над Равновесным Миром. Но Они же поступали с ними по своей справедливости.

Так, несмотря на своё право, люди оставались заложниками неоднозначности.

Парадоксами полна земля. И каждый случай следует рассматривать индивидуально. Если, конечно, это не идёт наперекор закону, будь он церковный или светский.

– Во блаженном успении вечный покой подажде усопшим раб Вашим… – Архиепископ перечислил имена покойных. – Воздайте им справедливость.

Хор трижды пропел в унисон, взывая:

– О Свет и Тьма!

Затем смолкли. Осталась одна девушка. Её сопрано нежно разносился по округе, уходя в рощицу неподалёку.

Альдред не понимал ни слова. Он вообще считал её песнь обыкновенным набором нот. И всё же, находил голос по-настоящему красивым.

Служители Церкви зажигали факелы и бросали в ямы с гробами. Угли вспыхивали, огонь пожирал хворост. В нос ударил запах костра. Инквизиторы опустили головы. Кто-то молился под нос, кто-то – в уме. Альдред просто смотрел.

Он ещё не оправился от бойни. Гадал, как ему это удалось.

Как они выжили, а эти парни – погибли.

Ему не давала покоя мысль, что это неправильно. Эдакая ошибка выжившего. И только наставница сумела бы вправить ему мозги.

«Из праха поднялись, во прах и опустимся», – поговаривают адепты Равновесия.

Могилы – языческий пережиток прошлого. Теперь люди сжигают всякий человеческий труп. Свято место пусто не бывает, а пустые оболочки – тем более.

Через мертвецов демоны проникают в мир живых. Говорят, именно так появились первые монстры, когда Лун было всего четыре. Тогда многие закрепились, расплодились. Может, и сейчас дела обстоят так. Никто не скажет точно.

Ведь Свет и Тьма – сущности не из разговорчивых.

Одно ясно наверняка: инцидент в Башне склоняет верить.

Кладбища, конечно, остались. В Городе их полно. Стоят со времён до Равновесия. Их не трогают, лишь бы лиха не будить, просто обходят стороной.

И правильно делают, считал Альдред. Он бы тоже не покусился на них.

Со временем огонь перекинулся на гробы. Жадный, всепоглощающий, он добрался до тел. Вонь поднялась над землёй.

И всё одно, инквизиторы должны были стоять. Они сложили ладони друг к другу крест на крест – и молили:

– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.

Альдред присоединился к ним не сразу, наблюдая, как огонь ломает дощатые гробы, испепеляет волосы и поедает почерневших покойников.

Он прикрыл глаза и повторил:

– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.

Когда от костров остался тлен, прихожане разошлись. Им не положено бродить по Городу зазря. Однако Янтарную Башню все они возвращались своим ходом.

Альдред задержался у собора. Сел на лавочку под буком и сгорбился, смотря под ноги. Вернуться назад хотелось бы со свежей головой.

В стенах Круга особо не поразмышляешь, тогда как среди деревьев практик чувствовал столь необходимое умиротворение.

Пока проходила панихида, солнце скрылось за горизонтом, и наступил поздний вечер. Ни звёзд, ни Лун над головой было не видать. Чёрные тучи обещали пролить дождь. В Городе постепенно зажигали огни.

Мимо проходила троица сослуживцев. Они облачились в сутаны, как и он. Поэтому понять, из каких те отделов, было нельзя.

– Слыхали, что в доках произошло прошлой ночью?

– Это ты про налёт, что ли? – отозвался второй. – Персекуторы рассказывали, было дело. Я вроде как даже слышал взрыв. Но Свет и Тьма его разбери…

– Контрабандистов они накрыли. С Экватора вроде. Перевозили нектар, – сообщал третий. – Аж пять баррелей! Вот это удача!

– Там ещё, кажись, накрыли гнездо отступников. Сволота какая – совсем близко к нам, прям в Городе окопались. Не знаю, правда, поймали они кого, нет?

– И что с нектаром будут делать? Продадут? Или нашим «апельсинам» оставят? – задумался тот.

– Оставят поди трошки. С чистяком-то мы получим гораздо мощнее заклинания. Но всё равно большую часть распределят между всеми Кругами. Таковы правила. Хотя… понтифик может отозвать всё в хранилище.

– Соли нектара белые. А эти вообще-то чёрные. Может, их сначала следует изучить?