Он сплюнул в траву смолу, что скопилась во рту. Продолжил добивать сигару. Тлела она медленно, сколько бы над ней вестанец ни корпел.
– А Богдан? – осведомился Флэй, насторожившись, что Рамон о Лиходее деликатно умалчивал. – О мертвецах либо хорошо, либо ничего?
– Да почему-у?.. – смутился капитан и сморщил лицо.
– У меня возникло такое ощущение, будто вы в последнее время… не ладили, – упомянул капрал. – Будто какая-то недомолвка.
– Ты про это, – наконец, понял вестанец и почесал затылок. – Ну, мы-то вдвоем прекрасно понимали, о чем речь.
– Могу я узнать?
– Видишь ли, Богдан – человек сложный. Сам по себе. Его боевые качества, смекалка – всё это разбивается об его нервозность. Он уже поступил к нам таким. Эта его особенность портила репутацию Священной Инквизиции, очерняла доброе имя. Лиходей дёрганый, и из-за этого у нас часто возникали… проблемы.
– Например? – смутился Альдред.
– Лишние жертвы. Напрасные, – вздохнув, пояснил Рамон. Голос его отдавал железом. – Золотое правило отдела персекуторов – чисто и быстро. Может, Лиходей и мог мигом уложить кучу народу, но при этом он нет-нет да прихватывал мирян. А это никуда не годится, сам понимаешь.
Он потянул дым опять. Горящий конец сигары отбросил на лицо вестанца теплый свет, подчеркнувший природную смуглость. Его томный, отсутствующий взгляд.
– В Сан-Секондо произошло то же самое? – догадывался Флэй.
– Именно так, – выдохнул Рамон. – Если ударялся в паранойю, переставал себя контролировать. А в монастыре маги не дураки, оказалось. Они затерялись в толпе, прикрывались беженцами, стали палить по нам. Поднялась суматоха. А Богдан… что Богдан? Он начал шмалять без конца. Когда все кончилось, было уже не разобрать, где чародеи, а где – простые люди, гражданские. Фарш. Его обратно не выкрутишь.
Он почесал усы раздражённо.
– Это не первый и не последний раз. Монастырь, публичный дом, постоялый двор. Лиходей… много говна наворотил. Если уж дорвался, попал в сложную ситуацию, не выдерживал. Психика у него разбитая.
«Так значит, вот, почему он так легко клюнул на наживку. Нашла на камень коса».
– Как ему все это могло сходить с рук? – не понимал капрал. – Разве это не наказуемо? За убийство мирян полагается виселица.
– Да, верно. Потому-то Богдан постоянно ходил на грани. От эшафота его спасало только одно: неоднозначность при разборе ситуаций. Лиходей соскакивал только потому, что комиссия считала, будто иначе жертв могло оказаться в разы больше. Глупости. Подчас магам особого резона валить мирняк нет.
– Хм… так продолжаться долго не может, – предполагал ренегат.
– Соответственно! Как-никак, случайность, которая повторяется, становится уже статистикой. Богдан висел на волоске. Я пытался спасти его. Вразумить. По боку. Не колышет. Он верил в сказку. И не видел перед собой ничего больше.
«Если бы. Слова толк возымели. Это уже судьба не дала Станеску очиститься».
– Про золотые горы в конце службы?
– Да. Он рассчитывал на церковные деньги. Даже слишком. У него не вышло сколотить состояние на разбое. А те богатства, что схоронила его банда, выпотрошили «Айсгерцен». По сути, забрали то, что принадлежит их империи, обратно. Ладно, насрать. Его деятельность в Илантии – просто курам на смех. Море крови за жалкие гроши – тюрьма сверху, как вишенка на торте. Патологический неудачник. Форменный психопат.
– Вот оно что, – проронил ренегат, поражаясь Лиходею.
Альдред Флэй пришёл в группу Вальдеса на издыхании её.
– Ради своей сверхценной идеи он шёл на все, ни перед чем не поступался. Обязался перед собой выжить во что бы то ни стало. Что для этого придётся сделать его волновало мало. Любая жизнь – пыль в сравнении с его собственной. Смешно. Ведь чем больше он куролесил, тем туже затягивалась на его шее петля. По крайней мере, он ушёл с честью. Погиб на задании. В попытке спасти товарища. Да и до трибунала дело не дошло.
Усач отставил сигару, покрутил её в руке. Дым коптил и пёк пальцы.
– Как я понял, некоторых людей невозможно вытащить. Говорят ведь, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
– Ещё бы шанс на искупление кто-то давал…
Альдред часто закивал, думая больше о своём. Все кругом умрут, но он-то выберется. И быть может, в этом заключалась уже его сверхценная идея, отрывавшая от прозаичной реальности.
– Ну, я… до последнего верил, что Богдан выкарабкается. Зря, видимо.
Вестанец пригубил сигару опять.
– И что мы имеем в итоге? «Феникс» почти в полном составе полёг за эти дни. Цифра немыслимая. Таких потерь Корпус еще не знал. Я не могу не прокручивать её у себя в голове. Сам же себя отравляю, понимаю это, но не могу не думать.
– Нынче все катится к чертям, – вздохнул Флэй.
Его едва ли волновало, что действительно на уме у капитана. И тем не менее, он слушал. Пытался приоткрыть завесу тайны и установить, мимик перед ним или настоящий Рамон Вальдес. Это требовало усердия. А еще – немного эмпатии сверху.
– Разве когда-то было иначе? – усмехнулся Вальдес и глянул на капрала. – Сколько я себя помню, все всегда катилось к чертям…
В какой-то момент ему наскучило гонять во рту дым. Он кинул прочь окурок. Остатки табака потухли, угодив прямиком в лужу неподалёку. Вальдес поставил руки на колени, сложил в замок ладони. Резко развёл, поясняя:
– Почерк один и тот же. Война есть война, как ни назови. Реконкиста. Ликвидация Круга. Антитеррористическая операция. Война – и всё тут. Здесь кошмар обретает плоть.
Флэй молчал. Столь глубоко в измышления о подоплеке нынешних событий он не пускался. Посчитал это лишним. Ему было рано прощаться со своим рассудком. Глядя на вестанца сейчас, он понимал: такая безрадостная перспектива вполне реальна.
– Ветеран Реконкисты. Громко звучит, не правда ли? Не счесть городов и деревень, которые мы вернули обратно. Мы тонули в грязи, крови, кипящей смоле, чтоб на выходе наша славная Корона могла показать всему Равновесному Миру: Вестания снова стала великой. Это итог, потрясший всех. Однако никого не интересует лирика.
Он скривил рот, о чём-то призадумавшись.
– Мы никого не интересуем. Воины, принесшие знамя победы. Кто-нибудь чествовал нас? Одаривал землями, с которых погнали сарацин и прочих паразитов? Нет! О нас благополучно позабыли. Я вернулся с войны домой. И не тем, кем уходил.
Вальдес ткнул себя указательным пальцем в висок, давая намёк.
– Я обретал и терял друзей в битвах. Они погибали, а я оставался жить. Помню каждого. Никогда не понимал, почему старуха с косой обходит меня стороной. Чем я ей не мил? Фатализмом или особым предназначением там и не пахнет. Я не получил ничего, кроме душевной боли. Заслужил ли я такой удел?
– Никакого секрета здесь нет. Лишь случайность, – пожал плечами Альдред.
– Ты прав, но мой разум просто отказывается это воспринимать. Это так не работает, – возразил капитан. – Для всей Вестании война давно закончилась. Но не для меня. И не для таких, как я. Каждую ночь, если удается поспать, я вижу дым и поле брани. Образы тех, кто остался далеко позади. Год от года список ушедших только полнится. Воины Короны, инквизиторы. Мои друзья, мои товарищи… Я пережил стольких.
– Почему нельзя было просто выйти из порочного круга? – озадачился капрал. – Чтобы призраки хотя бы не множились? Зачем было возвращаться в котел смертей?
– Если помнишь, я честно пытался начать новую жизнь. И ничегошеньки у меня не вышло. После всего пережитого невозможно привыкнуть к обществу обычных людей.
Рамон усмехнулся недобро.
– Чего уж там… Я поначалу соскакивал ни свет, ни заря, как по звонку. Для меня утро дома не отличалось от очередного подъема в лагере. Упорно отказывался принимать правила, от которых отвык. Во многом, поэтому проявил несостоятельность в мирное время. Пропащее дело. Конченый человек, – признавал свою слабость вестанец.
– Должен же быть иной выбор, – еле слышно проронил тот. – Несмотря ни на что.
