– Может быть, – говорил ему Фаня, воодушевляясь, – может быть, мир, куда ты попадешь, окажется даже лучше Земли.

Лисёнок припал к земле, чувствуя, как теплые лучи осеннего солнца пробиваются сквозь знобкий холод осеннего ветра. Он думал о боярышнике, о мягких и сочных ягодах. Некоторые даже упали на землю. Сперва он съест те, которые лежат на земле, потом подберёт те, которые осыпались, пока он их ел.

Он будет есть их, и можно даже покататься на них.

Уголком глаза он заметил, как копошатся в траве снующие твари. Совсем как малюсенькие термиты, хотя это вовсе не термиты. Во всяком случае, непохожи на тех теримаго, которых он видел до сих пор.

Может быть, всё-таки, блохи? Новая порода блох. Его лапа метнулась вперед и прихлопнула одну тварь. Он почувствовал, как она копошится под большой подушечкой. Поднял лапу и посмотрел, как она мечется, и снова прихлопнул.

Опустил голову к лапе, и прижался к ней ухом. Прислушался. Что? Тварь, которую он поймал, тикала!

Глава 2

Глава 2

Фаня сделал нечто такое, чего до него не делал ни один енот. Он пересёк реку и затрусил к лагерю диких механоров, борясь со страхом: ведь невозможно было предугадать, как с ним поступят эти дикари, когда обернутся и увидят его. Но то, что его беспокоило, перевесило страх, и он побежал быстрей.

Лагерь диких механоров оказался совсем не таким, каким его представлял себе Фаня. Он не увидел никаких зданий. Только пусковые установки, и три небольших космических корабля, и пять или шесть механоров, которые трудились над одним из кораблей.

Впрочем, если вдуматься, он мог бы заранее сообразить, что в лагере роботов не будет зданий. Ведь роботы не нуждаются в убежище, а что такое дом, как не убежище?

Фане было страшно, но он изо всех сил старался не показывать этого: хвост крючком, голову выше, уши вперед – и решительно затрусил прямо к механорам. Около них он сел и вывесил язык, ожидая, когда кто-нибудь обратит на него внимание. Но никто не обратил на него внимания, тогда енот собрался с духом и сам заговорил:

– Меня зовут Фаня, – сказал он, – я представляю енотов. Если у вас есть старший, я хотел бы с ним поговорить.

С минуту механоры продолжали работать, и наконец один из них повернулся, подошел к гостю и присел на корточках так, что его голова оказалась вровень с головой енота. Остальные продолжали работать как ни в чём не бывало.

– Я механор, моё имя Блиц, – сказал механор, присевший на корточках рядом с Фаней, – Меня нельзя назвать старшим, потому что у нас таких вообще нет. Но я могу поговорить с тобой. Что у тебя?

– Я пришёл к вам поговорить насчёт Постройки, – сообщил енот.

– Как я догадываюсь, – ответил механор по имени Блиц, – ты говоришь о строительстве, что к северу от нас. Это можно увидеть отсюда, если повернуться кругом. Так?

– Вот именно, о ней я и спрашиваю, – подтвердил Фаня, – Я пришел полюбопытствовать, зачем вы её строите.

– Мы не строим её, – ответил Блиц.

– Ну как же нет, Блиц, мы видели, как там работают механоры!

– Да, там работают механоры. Но это не мы строим её.

– Вы кому-то помогаете?

Блиц покачал головой:

– Как бы тебе объяснить... Некоторых из нас призвали… призвали пойти и работать там. И мы их не стали задерживать, потому что каждый из нас волен распоряжаться собой.

– Но кто же тогда строит? – недоумённо спросил Фаня.

– Теримаго.

У Фани отвисла нижняя челюсть:

– Термиты? Вы про этих насекомых говорите? Маленьких таких, которые в термитниках живут?

– Вот именно, про них я и толкую, – подтвердил Блиц.

Его пальцы, смешно двигаясь, пробежали по песку, изображая встревоженного муравья.

– Слушай, Блиц, но они на это не способны, – возразил енот, – Они ведь тупые.

– Уже нет, – ответил Блиц.

Фаня сидел неподвижно, будто примёрз к песку, и холодные мурашки пробегали у него по телу.

– Я говорю, теперь уже нет, – повторил Блиц, – С некоторых пор термиты очень даже нетупые. Понимаешь, жил-был на свете человек по имени Федька…

– Человек? А что это такое? – растерянно спросил Фаня.

Механор прищелкнул с мягкой укоризной:

– А ты что – не знаешь? Это были такие животные, – объяснил он, – Которые ходили на двух ногах. Очень похожие на нас, но только они были из живой плоти, а мы металлические.

Енот закивал:

– А-а, вот ты про кого. Ты, наверно, про раскинов говоришь. Мы слышали про таких тварей, только зовем их раскинами.

Механор медленно кивнул, по всей видимости, что-то вспоминая:

– Раскины – люди?… Пожалуй. Помнится, была одна семья с такой фамилией. Как раз за рекой жили.

– Там находится усадьба Раскинов, – подтвердил Фаня, – На макушке Раскиных холмов.

– Она самая и есть, – подтвердил Блиц.

– Мы присматриваем за этим домом, – продолжал енот, – Он считается у нас святыней, хотя нам не совсем понятно почему. Такой наказ передается из поколения в поколение – смотреть за усадьбой Раскинов.

Механор кивнул своей металлической головой, и утвердительно щёлкнул:

– Эти раскины и научили вас, енотов, говорить, – сообщил он.

Услышав это, Фаня внутренне ощетинился:

– Ты чего ерунду всякую сочиняешь? Мозги заржавели? Никто нас не учил говорить. Мы сами научились. Мы постепенно совершенствовались. И других животных потом научили.

Сидя на корточках, механор качал головой, словно кивал собственным мыслям:

– Мне десять тысяч лет, – сказал он, – Если не двенадцать. Что-нибудь около одиннадцати.

Фаня сосредоточился, пытаясь осознать услышанное, и когда до него, наконец дошло, он ощутил тяжелое бремя лет, давящее на холмы… многие годы неба и солнца, годы песка, и ветра. Годы Блица. Он отряхнулся всем телом, будто сбрасывая с себя грязную воду:

– Ты такой старый, – произнес он, – И помнишь то, что было столько лет назад?

– Конечно помню, – ответил механор, – Мы не можем ничего забыть. Я один из последних роботов, сделанных людьми. Меня изготовили за несколько лет до того, как они спустились в Каверну.

Фаня притих, он был в полном смятении:

«Человек… Новое слово. Животное, которое ходило на двух ногах. Животное, которое изготавливало роботов, и которое научило енотов говорить».

Блиц словно прочитал его мысли:

– Напрасно вы нас сторонились. Нам надо было всегда сотрудничать. Когда-то так и было. Для всех был бы выигрыш, если бы мы продолжали идти вместе.

– Мы вас боялись, – сказал Фаня, – Я и теперь вас боюсь.

– Ну да. Конечно, так и должно быть. Конечно, Дядюшка позаботился о том, чтобы вы нас боялись. Он был башковитый, этот механор. Понимал, что вам надо начинать с чистой страницы. Понимал, что ни к чему енотам таскать на себе мертвым грузом память о человеке.

Фаня сидел молча.

– А мы и есть, – продолжал Блиц, – не что иное, как память о человеке. Мы делаем то же, что он делал, только более научно. Ведь мы машины, значит, в нас больше науки. Делаем более терпеливо, чем человек, потому что у нас сколько угодно времени, а у него были всего какие-то годы.

Блиц начертил на песке две параллельные линии, потом еще две поперек. Нарисовал крестик в левом верхнем углу.

– Ты думаешь, у меня мозги заржавели? – сказал он, – Думаешь, чушь горожу?

Енот поёрзал на песке:

– Да я уже не знаю, что теперь и думать, – ответил он, – Все эти годы…

Механор нарисовал пальцем нолик в клетке посередине.

– Понятно, – сказал он, – Все эти годы вас поддерживала мечта. Мысль о том, что еноты были застрельщиками. Факты иной раз трудно признать, трудно переварить. Пожалуй, лучше тебе забыть то, что я сказал. Факты иной раз ранят душу. Любой механор обязан оперировать фактами, ему больше нечем оперировать. Мы ведь не можем мечтать. У нас нет ничего, кроме фактов.

– Мы давно уже перешагнули через факты, – сообщил Фаня, – Но это не значит, что мы ими совсем пренебрегаем, нет, иногда мы этим инструментом пользуемся. Но вообще-то, мы мыслим совсем по-другому. У нас главное – интуиция, жутерство, слушание.