Смагин восхищённо оглядел ожившего вдруг «мамонта»:

– Живой… У меня тоже раньше конь такой был. Седан, правда. Было время, под сотню гонял.

– Бежит ещё, – отозвался Стёпа, с любовью оглядывая свою «старушку», – была бы горючка да запчасти ещё. Ещё лет пять назад бензин частенько попадался, теперь-то уже и не найти. Поди уж и перестали делать. Да и чего ради, когда кругом все на додык.., додэк, – тут он запнулся, – сразу и не выговоришь, мать их за ногу!

– Додекаэдры, – подсказал Анатолий, глядя ему в лицо, – Додекаэдры заменили всё в этой новой жизни. И кто бы мог подумать, что какая-то трава, что растёт везде, на такое способна. Но зато воздух чистый, печь не нужна, электричество у каждого своё. Да и гравилёт во всех дворах есть, только романтики в таких поездках никакой.

Подойдя ближе, он заглянул в кузов:

– На продажу?

– Ну да, – кивнул Степан, – Картошечка есть, помидорки вон три ящика собрал. Хочу в лавку сдать, как до домов доеду.

Антоль возразил:

– Сильно губу-то не раскатывай, едва ли возьмут. Все теперь по моде, только копропонику едят. Типа – экологично, и вкус лучше. Сейчас, когда климат-то жарче стал, тут хоть что можно ро́стить. Страшно посмотреть, какие деревья гигантские вымахали. И растут так быстро! Скоро через эти джунгли без мачете не проберёшься! Всё не так стало!

– Это ты Антоль, верно сказал. Но у нас ещё хотя бы жить можно. В других местах куда хуже. Люди бегут. А насчёт овощей скажу – зря люди копру эту ро́стят! Я бы и копейки гнутой не дал за ту дрянь, что они в банках держат. В рот взять противно! Я Жанне своей всегда говорю: настоящая еда для человека должна быть в земле выращена. А то вокруг вон что взялись выводить! Да ещё семена любые бесплатно раздают! Ну вот что это за жизнь такая, а?!

Степан вставил ключ в замок, и попытался завести машину:

– Знаю я, что едва ли чего продам, ну хоть прокачусь немного! Да дорога, конечно, совсем дрянь стала, запустили совсем. Никто не следит. Помнишь, какая автострада раньше была? Ровненько везде, снег зимой чистят. Ничего не жалели, и денег на это не считали. Потому что знали, дорога – это жизнь! А я сегодня только от дома отъехал, сразу пришлось дерево распиливать – свалилось ровно поперёк!

– Это верно ты говоришь, – кивнул Раскин.

Движок вдруг затарахтел, машина задёргалась, из-под кузова вырвался клуб сизого дыма, затем Газель рывком стронулась, и Стёпа отъехал.

Анатолий отошёл назад к лавочке, и увидел, что сидушка вся мокрая. Мехплуг завершил вспашку, и раскрутив шланг, принялся поливать рядом лежащие грядки с проросшим луком.

Выругавшись, отправился на крыльцо. Он не любил тут находиться, но ведь спасения от этого автоматического урода нет нигде… Да и пейзаж вокруг не радовал – сплошь заброшенные дома, всё дурным кустом заросло. Из-за угла дома послышался голос:

– Толик, Толик, ты где есть?

Раскин повернулся:

– Тут я, Боря, тут. Спрятался от этого жутера с микросхемами. Подходи.

Перед ним появился Борис, дымивший во все стороны сигаретой.

– Ты чего сегодня так рано? – заметил хозяин крылечка.

– Слушай, дружище, сегодня нам сыграть не придётся, – ответил приятель, и добавил, присаживаясь на крыльцо рядом, – Уезжаем…

Соколов резко повернулся:

– Как? Что случилось?

– Перебираемся за перевал. Люся уломала Серёгу своего. Всю головёшку ему продолбила, мол, там такие замечательные участки, да все переезжают, чего же мы будем от людей отставать.

Анатолий с волнением прокашлялся, и спросил:

– А куда? Известно?

– Наверняка не знаю, – ответил Борис, – Ещё не был там. Где-то за перевалом, севернее. Озеро там ещё, что ли есть. Не знаю. Пять гектаров им отмерили. Люська хотела пятьдесят, но Серёга упёрся, сказал хватит и пяти. И то правда – сколько лет садиком на три сотки обходились.

– Марина моя тоже на Глеба наседает, – сообщил Смагин, – Но он стоит на своём. Не могу, говорит, и не хочу. И всё. Да и вообще, говорит, на что это будет похоже, если он, завотделом торговли в администрации, и вдруг Тайград бросит.

– И что с людьми сделалось, – продолжил Борис, – Сумасшествие просто.

– И не говори, – подтвердил Антоль, – Как с ума сошли от этой глубинки. Все уехать хотят. Погляди…

Он указал рукой на пустые дома по улице:

– Не так и давно всё было зелено да крашено, каждый домик – одно загляденье. Соседи дружили друг с другом. Жёны, когда молоденькие были, бегали друг к дружке с рецептами. А мужики выйдут вечером покурить на крылечке – глядишь, стоят все вместе, языками треплют. Дружно всё было, весело. А теперь – все кто куда, э-эх.., – при этих словах Антоль махнул рукой.

Борис заспешил:

– Ну, побегу я, Смага. Забежал, чтоб сказать тебе, что уезжаем. Люся велела мне вещи укладывать. Не дай бог, увидит, что меня нету, обидится.

Антоль поднялся и протянул ему руку:

– Может ещё зайдёшь, сыграли бы, а?

Борис помотал головой:

– Нет, Смага, не смогу.

Они неловко обнялись.

– Наверное, там уж не поиграю, – пробормотал Борис.

– А я думаешь, смогу? – сказал Антоль, – Тут вообще не с кем без тебя поболтать будет…

– Ну, давай, Толик.

– Удачи, – отозвался Антоль.

Борис, подволакивая ногу, отправился к себе, и Смагин, проводив друга, вдруг почувствовал, как корявая рука одиночества коснулась его холодными пальцами. Ему стало страшно… Старость, так и есть – пора на свалку. Его место в прошедшей эпохе, а срок свой он уже превысил, зажился здесь.

С туманом в глазах он взял прислонённый к лавке посох, и поплёлся к калитке, за которой тянулась пустая улица.

Глава 2

Глава 2

Время бежало слишком быстро. Время, которое принесло с собой семейные гравилёты и гравимобили, оставив старые авто ржаветь на пустырях, а дороги – становиться негодными. Время, которое в связи с развитием копропоники и изменившимся климатом в более тёплую сторону, положило конец крестьянскому труду, да и агрономии в целом. Время, которое, уничтожив сельские подворья, сделало землю дешёвой. Время, которое изгнало людей, живших в многоэтажках, в глухие, окраинные места, где добрый особняк с земельным наделом стоил меньше дачного участка. Произошёл переворот в строительстве, да так, что семьи спокойненько бросали старое жильё и переезжали в новые, по современным проектам дома стоимостью меньше, чем заработная плата одного члена семьи за год. А если в том доме что-то переставало нравиться, или становилось тесно – за совсем небольшую плату можно переделать по своему вкусу.

Антоль хмыкнул. Дом, который можно переделывать раз в год, будто диван заменить… Что случилось с людьми?

Он, не спеша, оглядываясь время от времени, брёл по дорожке. Кажется, что совсем недавно тут бурлила жизнь, а теперь? Только призраки бродят, подумал он, маленькие и неуловимые, шелестят в ночи. Призраки детей, призраки велосипедов, пешеходов. Призраки женщин возле своих калиток, да их приветствий. Призраки коптящих зимой дымоходов…

А он брёл по пыли…

Вот и до дома старины Сени Парамонова дошагал, что на той стороне. Как Семён им гордился! Трёхстворчатые окна, облицовка из серого булыжного бута… Теперь камень уже зелёный от мха, а окна разбиты – будто раззявленные пасти. Сорняк заполнил весь двор, пророс на крыльце; орех упёрся в фасад. Ещё помнился день, когда Парамоша посадил его.

Смагин остановился – туфли в пыли, руки сжимают посох, глаза закрыты…

Память подняла мысли о прошлом – крики детей, тявканье уличных собак со стороны соседнего двора, где жил Саня Кондрат. А вот и Семён, у себя на подворье, орудует лопатой – яму готовит, и рядом лежит саженец с замотанными в тряпку корнями.

Шёл месяц май, сорок лет назад. Они с Семёном только что вернулись со службы. Дембеля.

Внезапно раздавшийся звук приближающихся шагов, вынудил Антоля открыть глаза.

К нему подходил молодой мужчина лет тридцати.