– Приветствую вас, – поздоровался Смагин.

– Здравствуйте. Простите, я не помешал?

– А что, видели, как я тут истуканом стоял, с закрытыми глазами?

Парень кивнул.

– Предавался воспоминаниям, – сказал Антоль.

– Вы живёте тут?

– На этой самой улице. Последний из обитателей, можно сказать.

– Может, и поможете тогда.

– С удовольствием. Говорите, что стряслось?

Парень, покачав головой, заговорил:

– Понимаете… Вот такая штука… Ну, в общем, я, как бы это сказать, затеял путешествие по волне своей памяти…

– Ясно, – сказал Смагин, – Я с вами где-то рядом.

– Моя фамилия Парамонов, Дмитрий, – продолжил незнакомец, – мои предки жили тут, неподалеку. Может…

– Вы стоите как раз напротив их дома, – кивнул в сторону Антоль, – Отличное место было, вон то дерево ваш дедушка посадил сразу, как мы с ним со службы вернулись. А прошли всё вместе, и вместе же и вернулись. Ну и погуляли же в тот день…

– Очень жаль, – ответил мужчина.

Но Смагин словно и не слышал его:

– Говорите, ваш дед? Что-то я его давно не встречал.

– Умер, – ответил молодой Парамонов, – Уже давно.

– Помнится, он влез в эти, антигравитационные дела, додекаэдры, пиковина, ну, и по-моему, в гравилётостроение попал, – сказал Смагин.

– Точно, так и есть, – гордо подтвердил мужчина, – Сразу подключился, как только началось промышленное освоение. Это вскоре после Петербургского соглашения было.

– Это когда все решили, что воевать больше никто не будет?

– Да-да, как раз в этот момент.

– Да и в самом деле, – продолжил Смагин, – кто станет воевать, когда не во что ракету направить.

– Вы подразумеваете большие поселения? – уточнил молодой человек.

– Ну конечно! Всё ведь так чудно получилось… Как ни пугали атомным зарядом – хоть бы что им, всё равно за проживание всем в одном месте держались. А стоило предложить людям недорогую землю и гравилёты, все сразу кинулись в глухие места, обживать. Да ещё пиковина эта… Победила гравитацию, да тепло халявное принесла. Да что говорить, вон сам посмотри – в каждом дворе растёт.

Глава 3

Глава 3

Глеб Сергеевич Раскин решительно поднимался по широким ступеням здания администрации, когда его догнал и остановил человек в изрядно потрёпанной одежде, с помповым ружьём на плече:

– Здравствуйте, Глеб Сергеевич.

Какое-то время Раскин недоумённо смотрел на это пугало, затем расплылся в улыбке:

– А-а, Миша. Как дела?

Миша Егоров обнажил в улыбке щербатые зубы:

– Замечательно. Зарослей на улицах всё больше, зверьки нагуливают вес.

– Слушай, ты никак не причастен к этой суете с пустыми домами? – спросил Глеб.

– Никогда в таком не участвовал, – отпарировал Михаил, – Мы, охотники, ни в чём таком стрёмном не замешаны. Все как один – законопослушные, и, – тут он весело прищурился, – И добрые! А многоэтажки эти занимаем, потому что нам с некоторых пор жить негде. А что такого? В этих хрущёбах всё равно никто не живёт! Кому вред то? Полиция в курсе, что мы за себя не могём постоять, вот и валит всё на нас! Кражи всякие, да хулиганку. Не дело это.

– Понятно, – ответил Раскин, – А то начальник полиции нашего поселения хочет сжечь заброшки.

– Пусть только попробует, – сказал Миша, – Как бы сам не обжёгся. Развели огороды в банках, копробандиты проклятые, лишили нас денег, а теперь мы же и плохие? Мы не отступим. Да и уходить некуда.

Смачно плюнув под ноги, он продолжил:

– У вас случайно нет мелочи с собой? А то у меня патронов совсем не осталось…

Глеб сунул руку в карман, и вытащил сотню.

Михаил ухмыльнулся:

– Ну, Глеб Сергеевич, спасибо. Осенью я вас белками завалю.

Охотник взял под засаленный козырёк, и зашагал вниз; ружейный ствол поблёскивал на свету. Раскин развернулся, и вошёл в здание.

Всеобщее совещание было в самом разгаре.

Начальник полиции Егор Иванович Монтин стоял возле стола. Глава Тайграда Павел Кортин говорил, повернувшись к нему:

– Тебе не кажется, Егор Иванович, что ты спешишь?

– Нет, уверен, что спешки никакой в этом нет, – отвечал ему главный полицейский, – Изо всех многоэтажек только две или три заняты законными собственниками, точнее по соцнайму, так-то они наши, то есть собственность в нашем ведении. Остальные – занимают разные бродяги, да бомжи. И толку от этого никакого нет, одни хлопоты, а ценности никакой! Сейчас все применяют металл и пластик. То есть, эти здания даже на бэушные стройматериалы не продашь. И ещё там такие заросли сейчас – чисто тайга! А это для преступников лучшее место, чтоб спрятаться. В этих заброшках им ничего не грозит: можно хоть тысячу полицейских послать, а они всё равно скроются. Сносить эти дома – дорого, и оставлять нельзя: они как бельмо на глазу. Короче, я предлагаю от них избавиться, и самый дешёвый способ – сжечь. Все меры предосторожности будут приняты.

– А как это выглядит со стороны юристов? – уточнил глава.

– И это я выяснял. Картина такова: любой собственник имеет право уничтожать своё имущество удобным для него способом, главное – не подвергать угрозе имущество иных лиц. Думаю, это применимо и к имуществу поселения.

Начальник одного из отделов по фамилии Нестеров вскочил на ноги:

– Так вы только настроите людей на плохое! – воскликнул он, – Там ведь есть и частные дома, огонь перекинется на них, обязательно!

– Если они ими дорожат, этими домами, – перебил его полицейский, – Почему налоги не платили? Почему вообще их побросали? Спросите у Раскина, он вам поведает, как хотел их образумить, и что из этого вышло.

– Вы говорите про тот бред под названием «Мой дом – моя отчизна»? – спросил Нестеров, – Да, он провалился. И по-другому не могло быть. Раскин перегнул, люди даже слушать не хотели. А что ещё ожидать, если за дело берётся отдел торговли?

– А при чём тут отдел торговли, Нестеров? – вмешался зав отдела промышленности Королёв, ещё один участник, – Если вам в делах не везёт…

Но Нестеров не слушал:

– То время, когда людей можно было заставить, прошло! И прошло навсегда! Все эти ярмарочные праздники, типа Первого мая, да Дня Единения, предназначенные, чтоб людям голову морочить, всё это быльём давно поросло. Только вы, друзья, похоже, этого не заметили.

Почему те фокусы получались? Да потому, что они спекулировали на психологии популизма и патриотических чувствах. Но откуда взяться патриотическим чувствам, если поселение фактически умерло? И как спекулировать на популизме, когда толпы нет, а у каждого, или почти у каждого, есть своё царство на сорока гектарах?

Глава попытался взять обсуждение в свои руки:

– Уважаемые, попрошу придерживаться регламента!

Королёв резко подскочил со своего места:

– Ну уж нет! Давайте по-честному! Вот и Глеб Сергеевич тут, может он поделится соображениями?

Раскин поёжился:

– Боюсь, мне нечего сказать.

– Ладно, хватит об этом, – резко подытожил Нестеров, и сел.

Но Королёв продолжал стоять, лицо его побагровело, губы дрожали:

– Раскин! – крикнул он.

Но Глеб покачал головой.

– Вы же прискакали сюда, чтобы поделиться очередной великой идеей! – не унимался оппонент, – Так давайте, осчастливьте нас!

Раскин поднялся с хмурым лицом:

– Думаю, ваша тупость не даст вам понять, – обратился он к Королёву, – отчего меня возмущает ваша деятельность.

Предыдущий оратор на мгновение опешил, и затем взорвался:

– Что? Тупость? И это вы мне, что ли, говорите? Мы же вместе столько работали… И я вам только помогал… Вы что себе позволяете…

– Да, я никогда не позволял себе говорить ничего подобного, — спокойно произнёс Глеб, – Как же. Мне просто не хотелось вылететь со службы.

– Можешь считать, что уже вылетел! – взревел Королёв, – Ты уволен! Прямо сейчас!

– Заткнись, тупица. И сядь.

Голос Раскина словно штыком, прорезал гнетущую тишину в зале совещаний. Кортин ошалело уставился на него.