Решив, что не стоит мешать их разговору и так и не дождавшись объяснений от Алин по поводу «последнего шанса» принялся выпытывать информацию у искина.

Оказалось, ничего фантастического, по крайней мере по местным меркам, не было. Искин скафа оценил ситуацию и, придя к выводу, что оператору угрожает гибель, принудительно активировал «боевые» стимуляторы. Эта местная «алхимия» увеличивала скорость прохождения нервных импульсов, позволяя быстрее обрабатывать поступающую информацию и вместе с этим повышала уровень синхронизации с броней.

Расплатой за подобное усиление служили сильнейшее истощение организма и головные боли, которые я сейчас не ощущал лишь благодаря обезболивающему. Выведя изображение с внутренней камеры, я от неожиданности зажмурил глаза и решился их открыть обратно далеко не сразу.

С экрана на меня смотрел смертельно уставший мужчина, лет сорока, с «нелегкой» небритостью и всклокоченными волосам. Мешки под глазами были почти черного цвета, и их можно было спокойно забросить на плечи. Губы потрескались от сильнейшего обезвоживания, но автодок рекомендовал не покидать скаф еще минут двадцать, а остатки воды лежали в наружном контейнере.

Желания продолжать смотреть на уже почти незнакомое мне лицо у меня не было, и я отключил камеру. Полежав просто так пару минут, не выдержал скуки, не разгоняемой даже болтовней моей команды, и начал рассматривать схему помещения, которую составил искин на показаниях сканеров и самого костюма.

Провозившись с картой минут пять, нахмурил лоб, пытаясь понять, что же меня в ней смущает. Провозившись еще немного, не выдержал и обратился к девушке.

– Алин, я тут понять не могу, почему сканеры не достают до дальней стены? Такое ощущение, что они упираются в какую-то преграду.

– Я тоже обратила на это внимание, но оттуда никаких сигналов не поступало, – ответила девушка, прекратив описывать детям, как выглядит Станция снаружи.

– Сейчас оклемаюсь, и надо будет проверить ту сторону, прежде чем выпускать ребятишек. Не хотелось бы получить какие-нибудь сюрпризы в спину, навроде летящего погрузчика, например, – поделился я своими мыслями с ней.

– Может, тихо уйдем отсюда? – в девушке, наконец-то, проснулся голос разума, вот только уже было поздно.

– Нет. В таком состоянии я далеко не уйду, а вылезти из скафа и приводить себя в порядок, не зная, какая там хрень может водиться, вам меня не заставить! – с легкой ноткой истерики в голосе произнес я.

Чертовы эмоциональные качели, на которые я последнее время зачастил, вновь пришли в движение. Чувствую, что еще пару дней такого «веселья», и я просто тихо сойду с ума, ну или громко, тут уж как пойдет.

С шумом выдохнув воздух сквозь стиснутые зубы, у меня с трудом получилось взять себя в руки. Долбанные качели вновь пошли вверх, сменяя злость легким раздражением.

– Всё, с этого момента никаких самовольностей и «хотелок»! Ясно выражаюсь? – повысив голос я обратился к Алин и детям. – Советы принимаются, рекомендации – тоже. За шантаж и попытки давить на жалость просто пну под задницу, и дальше сами действуйте. Понятно?

Дождавшись утвердительного ответа от всех, я немного успокоился. Хотя давить на них не хотелось, но игра в «демократию» могла плохо кончиться для всех нас.

Если бы тут был человек опытный, подобный Криусу, судя по рассказам Рэфа, то подчинился бы ему без вопросов. Тут же мне достались «контуженная» девушка и дети, что толком ничего и не знают о мире вокруг. Пускай мои знания еще меньше, чем у них, но я, по крайней мере, могу быть уверен, что буду думать головой, а не мягким местом.

– Так, себя похвалили и хватит, – эти мысли я уже произнес вслух, вызвав удивление на лице девушки, но объяснять ей не стал.

Автодок скафандра сообщил, что можно подняться, но рекомендовал сильно не напрягаться. Восприняв это как издевку, мне захотелось его хорошенько огреть, но я не знал, где именно он находится в броне, и пока размышлял об этом, меня отпустило.

– Алин, у меня долго эти перепады настроения будут? Раньше такого за собой не замечал, – поднялся на ноги с тихим стоном и громким скрипом металла в поврежденных местах.

– Это уже не я, честно! – озабоченно произнесла девушка, подтвердив мои опасения, и я ей поверил.

– Похоже, мне все-таки понадобится хороший психоаналитик, – хромая, побрел за своим оставленным мечем, который так удачно превратился в копье.

Искин вещал о многочисленных повреждениях, полученных в ходе схватки со стаей. Больше всего беспокоили неисправность ноги, что существенно замедляло мою скорость, и дыра в области груди, которая сейчас была закрыта специальным раствором. Эта субстанция обеспечивала герметичность, но не могла похвастать прочностью, так что в моей обороне появились новые бреши.

Меч я нашел довольно быстро, несмотря на недостаток освещения. Лежал он возле одной из туш «обезьян», весь вымазанный их кровью и остатками чего-то похожего на мозги. Благо голыми руками трогать это не нужно было, и, подняв оружие, я пару раз взмахнул им, стряхивая налипшую дрянь.

– Так, теперь следующий пункт нашего увлекательного путешествия, – вновь развернувшись, я пошел в сторону загадочной стены.

Мелькнула мысль освободить детей, но вспомнив про зов, которому они поддались, решил, что пока не стоит. Пускай лучше посидят там, спокойнее будет.

С каждым шагом мне становилось не по себе все больше и больше, а на грани слышимости вновь появился хор голосов. Первоначальное чувство тревоги сменилось тоской, которая становилась все сильнее. В голове начали крутиться образы оставшихся на Земле родных и друзей. Я видел свои неудачи, которые теперь с новой силой выжигались у меня в памяти.

Дружба и предательство, что надолго отучило меня доверять кому-то постороннему. Первая любовь и расставание, которое последовало после, оставляя в душе выжженные участки. Провалы в работе и страдания людей, окружающих меня, кому я оказался неспособен помочь.

Тем не менее я продолжал движение и вскоре вошел в белесый туман и словно поплыл в нем. Неожиданно стало предельно ясно, что все совершенные мною действия и попытки выжить были бессмысленными и лишь растягивали мои мучения. С каждой секундой я все больше понимал, что у меня есть только один выход. Мысленно попросив прощения перед Алин, Рэфом и Лирэ, поднял меч перед собой, направляя острие в залатанную брешь на груди.

Некоторые люди утверждают, что перед смертью у человека перед глазами проносится вся его жизнь. У меня вот тоже завертелись перед глазами картинки, вот только начинались они с моего появления в этом мире.

Пробуждение, бегство от радусов, плен, очередное бегство. Картинки мелькали все быстрые, и в каждой из них я видел свои неудачи, ошибки. Меч все глубже входил в герметик, который почти не сопротивлялся оружию.

Вот перед глазами возникло сражение со спрутами и последующее спасение детей из чрева монстра. Стоп. Воспоминания замерли на моменте освобождения Лирэ и Рэфа. Отголоски тихой радости появились где-то на границе сознания. И лишь только сейчас я осознал, что все эти черные мысли были навязаны со стороны.

Да, у меня, как и каждого, были падения. Да, я больно обжигался, но это послужило мне хорошим уроком. За любыми ошибками стоял бесценный опыт, который помогал мне двигаться вперед.

Отведя меч от груди, перехватил за рукоять и оперся на него, словно на трость. Несмотря на спавшее напряжение, двигаться было тяжело, словно приходилось проталкивался сквозь песок.

Первый, второй, пятый, двадцатый шаг, а пелена все не кончалась. Хор стонущих голосов иногда появлялся, пытаясь вновь подавить мою волю, но тут же пропадал, стоило повеять ощущением надежды, поначалу исходившим от одного, а потом от нескольких источников.

Состояние скафа тоже было непонятно. Словно часть систем отключилась, остальные же работали с перебоями. Камеры транслировали одно и то же изображение, словно зависли. До Алин и исикна я достучаться не мог, хотя на интерфейсе каких-либо повреждений, кроме полученных ранее, не отражалось.