— Вы правы, Кацураги-сан, — кивнул он. — Вы пока не хирург, но вы — будущий хирург. Можно сказать, что вы хирург в душе. А в протоколах напишем то же самое, что написали и на прошлой операции. Как с аппендицитом, помните?

— Всё удалили вы, — кивнул я.

— Верно, Кацураги-сан. Приступайте, только прошу — будьте аккуратны и озвучивайте вслух все свои действия, — потребовал Ясуда Кенши.

— Конечно, — согласился я.

Принять его условия было необходимо. Я мог его понять. Какой-то терапевт решает самостоятельно проводить операцию по удалению тератомы яичка. Да это даже не анекдот, а скорее страшилка!

— Готовлю трансскротальный доступ, — сказал я, производя разрез.

Это фраза означала, что я провожу скальпелем по мошонке, постепенно открывая себе операционное поле.

— Вскрываю оболочки яичка, — продолжал я.

— Верно, — кивал Ясуда Кенши. — Продолжайте, Кацураги-сан.

Между оболочек выступал выпот — жидкость, которая успела скопиться из-за длительного пережатия сосудов. Хирургические операции были для меня особым испытанием, поскольку в прошлом я больше всего занимался диагностикой и лечением с помощью магии.

Нет, мне, конечно же, приходилось оперировать классическим путём и много раз, но в новом теле для меня это в новинку. Руки работают, как деревянные, но при этом все этапы операции я провожу без ошибок.

На случай, если мной случайно будет пересечён сосуд или нерв, я тут же восстановлю его с помощью лекарской магии. Но такое вряд ли случится. Всё-таки мои навыки далеко не так плохи.

— Провожу ревизию, — сказал я, а затем, улыбнувшись, добавил. — Ассистент, шире доступ.

Ясуда Кенши тихо хохотнул, оценив ироничность ситуации. Заведующий отделениями хирургии выступает в роли ассистента у простого терапевта. Разумеется, я лишь шутил, иронизировал, и это никак не обижало моего напарника. Во время операции между хирургом и ассистентами образуется особая связь. Будто способность читать мысли друг друга. Никаких недопониманий, никаких неловкостей. Команда, оперирующая пациента, сливает свой разум воедино ради того, чтобы вытащить больного из тяжёлой ситуации.

Я провёл ревизию, хоть она и не была мне сильно нужна. Осмотр полости мошонки я мог провести, и не вскрывая её. Однако у меня была другая задача. Нужно попробовать проверить с помощью сочетания двух типов «анализа», злокачественна опухоль или нет.

— Кацураги-сан, — позвал меня Ясуда Кенши. — Я, если честно, до сих пор не уверен, стоит ли проводить орхиэктомию. Всё-таки половой орган лучше сохранить. Это ведь повлияет и на гормоны, и на деторождение.

— Я знаю, Ясуда-сан, — кивнул я. — Дайте мне минуту. Я должен решить сам. Это ведь мой экзамен.

Ясуда Кенши ничего не ответил.

Я ещё раз осмотрел полость мошонки, убедился, что тератома не спаялась с самим яичком. Однако с окружающими тканями и сосудами срослась прилично.

Осталось только проверить на злокачественность. Что ж…

Я сделал глубокий вдох.

Приступим!

Два режима «анализа» наложились один на другой. Мой взгляд устремился глубоко в ткани новообразования. И у меня получилось. Я действительно мог приблизительно понять, есть ли среди клеток атипичные. И спустя две минуты утомительного и тяжёлого в плане затрат жизненной энергии осмотра, я нашёл ИХ.

Раковые клетки.

Не так уж и много, но они уже очень близко к сосуду. Не повезло. Тератома начала злокачественную трансформацию совсем недавно. Если бы пациент обратился месяц назад, может быть, мы смогли бы удалить только саму тератому. Только капсулу и охваченные ей ткани.

— Но придётся удалять яичко, Ясуда-сан, — сказал я. — Приступаю к правосторонней орхиэктомии.

— Стойте, Кацураги-сан! — воскликнул Ясуда Кенши. — Зачем вам это? К чему? Не стоит этого делать. Думаю, Кишибэ Банджо ошибся. Ну сами взгляните, какая ещё онкология? Тератома совсем небольшая, она не могла успеть малигнизироваться — то есть, стать злокачественной.

— Ясуда-сан, а вы не подумали, что будет, если мы ошибёмся? — спросил я. — Вдруг в процессе удаления часть атипичных клеток попадёт в кровоток? Где мы их потом найдём? В лёгких? В мозге? Почему вы так прицепились к этой органсохраняющей операции. Уверены, что оно того стоит?

— Кацураги-сан, я-то может, и не уверен, — замотал головой Ясуда Кенши. — Но уверены ли вы? Ведь все ваши действия будут подписаны моим именем.

Заведующий хирургией вёл себя очень странно. Я не привык видеть Ясуда-сана таким. Он, конечно, уже показал своё безрассудство, однажды придя на работу с тяжёлой формой сальмонеллёза, но всё-таки… В этой ситуации крылась какая-то особая мания.

Главное, чтобы опять Макисиму Сакую звать не пришлось. Хватит с меня сегодня психиатров.

Анестезиолог — молодая девушка напряжённо наблюдала за нами. Она не знала, как реагировать на наш спор, а потому просто не вмешивалась.

— Ясуда-сан, даю вам пару минут — подумать, — сказал я. — Вы знаете о моей тайне, — намекнул на «анализ» я. — А значит, я могу утверждать на все сто — Кишибэ Банджо прав. Яичко придётся удалить.

Ясуда замолчал.

Я дал ему возможность подумать, а сам перевёл взгляд на рыжеволосую девушку, которая выступала в роли анестезиолога. Её руки, покрытые множеством татуировок, напомнили мне о моих русских коллегах. Никогда не понимал, с чем это связано — совпадение или какие-то элементы культа, но почему-то все знакомые мне анестезиологи всегда забивали татуировками руки. Естественно, только молодые. Врачи старой школы себе такого не позволяли. Но молодые — все, чуть ли не поголовно покрывали свои руки рисунками.

Анестезиолог, заметив мой взгляд, приветливо улыбнулась.

— Хорошо, Кацураги-сан, я согласен, — тяжело вздохнул Ясуда Кенши. — Делайте, что считаете нужным.

Странно, но его голос звучал обиженным. С какой стати ему на меня обижаться, я понять не мог. По какой-то причине эмоции взяли над ним верх. И теперь я был поистине счастлив, что принял решение оперировать самостоятельно.

Правда, оставалось одно «но». Оно для меня было куда менее важным, чем здоровье пациента, но на подкорке эта мысль всё же сидела. Боюсь, что Ясуда Кенши может расстроиться из-за моего решения — пойти против его хирургической тактики и не зачтёт мне экзамен. Не думаю, что такое произойдёт. Всё-таки Ясуда сам познакомил меня с программой «Хиджиката-Медикал» и убедил пройти курс хирургии.

Но такой риск оставался.

— Продолжаем операцию, — сказал я. — Вывожу яичко и семенной канатик.

— Принято, — кивнул Ясуда Кенши.

— Пережимаю семенной канатик, перевязываю шовным материалом, — продолжил я, а затем, закончив перечисленные действия, произнёс: — Пересекаю шовный канатик вместе с сосудистым и нервными пучками.

Дальше дело оставалось за малым. Тератома осталась припаянной к той части сосудистого пучка, который я уже отсёк. Попадания опухолевых клеток в кровоток можно теперь не бояться. Как можно не опасаться загрязнения этими клетками левого яичка.

Даже не все мужчины знают, что яички отделены друг от друга перегородкой и каждое из них находится в герметичной полости. Правда, герметичная — не совсем правильно сказано. Полость мошонки, грубо говоря, сообщается с брюшной полостью, но это уже совсем другая история.

Я отсёк тератому и переместил её в специальную ёмкость для последующего направления на цитологическое и гистологическое исследование. Хотя заранее знал, что обнаружит патологоанатом. Канцерогенез — преобразование доброкачественной опухоли в злокачественную.

И хвала всем местным богам, что мы предотвратили катастрофу вовремя.

— Накладываю швы, — произнёс я, переходя в завершающим этапам операции.

Да, Гиноза Рэй останется только с одним яичком. В целом это может повлиять на уровень тестостерона и на способность зачинать детей. Но это довольно сомнительное заявление. Одно яичко прекрасно справляется со своей функцией. Тем более, у этого пациента уже есть двое детей, а значит, ради сохранения его жизни и предотвращения рисков, я мог пойти на такой радикальный ход. И я уверен, что сделал это не зря.