– А теперь, я хочу выставить этот… как его… имбычмент царю батюшке нашему! – Боярин Митрофан покосился на лидера оппозиции. Епишка одобрительно кивнул головой, не рискуя открывать рта, в котором осталось всего три зуба.

– Что!!? – взревел Владемир, и попытался спрыгнуть с трона, но его удержал отец Онуфрий.

– Дай народу спустить пары, – успокаивающе сказал патриарх.

– Но за что импичмент?

Отец Онуфрий, что-то прошептал ему на ухо. Царь батюшка побледнел.

– Так, стрельцов вон!

Стрельцы, застывшие у двери выскочили из тронного зала и торопливо прикрыли за собой двери.

– Ну, если царица матушка про это узнает! – зловеще прошептал Владемир.

– Да откуда, царь батюшка, – загомонил весь состав думы, который был, похоже, в курсе, о чем пойдет речь.

– Оппожичия может продолжать? – прошамкал Епишка.

– Валяйте, – раздраженно махнул рукой Владемир.

Получив разрешение, боярин Митрофан продолжил с еще большим жаром.

– Итак, оппозиция объявляет имбычмент царю батюшке за аморальное поведение. Надысь иду я мимо опочивальни, и слышу как там царь батюшка княжну Худоводворскую…

– Я ее допрашивал! – рявкнул с трона царь.

– …допрашивал, – согласился оппозиционер. – Ой, как он ее допрашива-а-ал…

– Да ты что, совсем ополоумел? – сорвался с места боярин Бореслав, – и за это вот имбычмент? Да ежели наш царь батюшка акромя царицы еще и княгиню может, то значит он кобелина еще тот! Жеребец! Да мы за него все как один горой!

– А вот оппозиция считает…

– А вот мы ей сейчас зубы-то и пересчитаем!

Кто-то вывернул из-под оппозиционеров лавку, и она полетела прямо в сторону зеркала, в которое пялился пораженный Ванюша. Старушки истерично взвизгнули и сделали дружный пасс в сторону связного устройства. Зеркало потухло.

– Ить, чё твориться-то, Васильевна, – всплеснула руками одна старушка, – какими словами царя батюшку поносят! Ымбычмэнт! Будь я на его месте всех бы оттуда поганой метлой! – тут она перевела взгляд на таращащегося на них Ванюшу. – Матрена, наш идиет очнулся.

Матрена, сухонькая, бойкая старушка, которая накануне заманила Иванушку в ловушку, подскочила к нему и дунула в лицо золотой пыльцой с ладошки. Веки Ивана потяжелели, и он вновь погрузился в сон.

Сознание вновь возвращалось к Ивану.

– Матрена! Да разберись ты с ентой малахольной! Опять в дверь долбит.

– Так полдень же. Связь прозеваем.

– Сами справимся. Ты по-быстрому эту дурочку ублажи и выпроводи.

На этот раз он не стал полностью открывать глаза, а лишь слегка приоткрыл их, и сквозь узкую щелочку век начал наблюдать за суетящимися старушками. Матрена прошурушала старческими ножками по лестнице вверх, прикрыла за собой люк погреба, и пошла разбираться за надоедливой клиенткой.

– Федосья, лей!

Иван скосил глаза. Одна из оставшихся старушек плеснула дымящееся зелье на зеркало, и оно пошло голубыми волнами. Пользуясь тем, что на него не обращают внимания, Иван осторожно пошевелил пальцами. Тело слушалось! Юноша начал напрягать мышцы. Первая веревка лопнула. К счастью этот звук совпал с включившимся на прием зеркалом, и за гулом голосов боярской думы старушки его не расслышали.

– Ну, вот, – расстроилась Федосья, – опять заседают. О чем царь батюшка думает? Тут такие дела творятся, а он…

– Ему державному виднее, – одернула товарку Васильевна, – знать поважнее дела решать будут.

– А я ему все ж напоминание пошлю, – Федосья сделала пасс в сторону вошедшего в тронный зал царя батюшки, прикрывавшего рукой правую сторону лица.

Кольцо на безымянном пальце левой руки начало сжиматься. Владемир недоуменно посмотрел на него…

– Провалиться! Связь… позже! – рявкнул он прямо в зеркало, – не до вас!

– Что это с вами, царь батюшка, – всплеснул руками боярин Болеслав, – чтой-то вы ручкой за щечку держитесь? Аль хворь какая приключилась? Зубки болят?

– Я же предупреждал, чтоб о княжне ни кому ни слова!

– А что такое?

– Царица матушка мне вотум недоверия сковородкой высказала, – яростно прошипел Владемир, отрывая руку от лица.

Все ахнули. Левая половина лица державного заплыла огромным синяком с фиолетовыми разводьями.

– Мне то ладно, вы б посмотрели, какой вотум она княжне вынесла! Ни одной волосинки на голове не осталось! Узнать бы какая сволочь царице матушке сковородку принесла. У нее рука тяжелая…

– Так оппозиция не со всеми поставленными вопросами была согласна, – неосторожно вякнул боярин Митрофан.

– Ах, вот в чем дело… – Владемир начал засучивать рукава.

– Царь батюшка, – заволновался отец Онуфрий, – по протоколу вам в дебатах участвовать нельзя. Не демократично это.

– Да задолбал ты меня своей демократией! – рявкнул на него Владемир, перехватил поудобнее державу, и ринулся восстанавливать монархию.

Дрожали не только стекла и стены тронного зала, но и зеркало, честно отображавшее процесс реставрации царской власти. Когда вибрация достигла максимума, оно в целях сохранения отключилось автоматически, и сверху до Ивана донесся еле слышный нежный голосок клиентки, которую Матрена безуспешно пыталась выпроводить на улицу.

– Я понимаю, что вы очень заняты, но мне просто необходимо, чтобы вы погадали на моего суженного из деревни Недалекое.

«Ага, волча работает», – обрадовался Иван, удвоил усилия, и лопнула еще одна веревка. Дуракам действительно везет, ибо в этот момент опять возобновилась связь, и сердитый окрик царя батюшки вновь заглушил все остальные звуки. На лице державного красовался еще один фингал.

– Какого хрена в самое неподходящее время? Видите у меня тут совещание!

– Царь батюшка, – пали ниц перед зеркалом старушки, – все пропало! Агента взяли, явка наша вот-вот накроется!

– Это какая пи-и-и… – в зеркале раздался длинный тональный звонок, и хоть державный и разевал рот, о чем шла речь понять было совершенно невозможно. Наконец Владемир выдохся, почесал затылок, заставив корону съехать на ухо. – А чтой-то там пищит? – спросил он.

– Так царь батюшка, – начала оправдываться Федосья, – зерцало-то венецианское, не все исконно русские слова разбирает.

– Тьфу! Бездари. Нормальному языку стекляшку обучить не могут! Так что там у вас случилось?

– Да вот эта вражина нашего агента уработала! – ткнули старушки в сторону Ванюши, который уже стоял за их спиной. – Ой! На волю вырвался!

Царь подался вперед, внимательно рассматривая Ивана.

– Ваня, идиот! Опять ты? Пи-и-и… – все, что державный о нем думает Ванюша без труда определил по брызжущей с другой стороны зеркала слюны, −…и если сам все не исправишь, я тебя лично подвергну остракизму и пи-и-и… – царь батюшка за последнее время много новых слов узнал от патриарха. Он не учел только, что случайно поумневший Иван тоже.

– Папик, – распустил пальцы веером Ванюша, как только державный слегка выдохся, – ну все понятно, о чем базар. Все решим. Кого надо завалим, кого надо подмажем. Считай все уже сделано. Вот только волыну достану и миль проблем!

– Ой, мама, – только и смог выдавить из себя ошарашенный царь.

Мимо его уха пролетел трон. Похоже, процесс реставрации монархического режима до конца еще не был завершен.

– И ваще, все зло от царизьма идеть! – послышался петушиный голосок Епишки, шамкавшего вставной челюстью, – наши деды и отцы с Кощеем воевали, а царь шволошь с ним на мировую пошел! А ить любому дураку ясноть, шо за всеми ентими безобразиями в царстве Анрияна, ента вражина стоить. А ить он тоже царь! Потому-то Владемирка его и выгораживаить! Долой самодержавие!!!

Это привело державного в чувство.

– А ну, подать сюда оппозицию! Я щас зверствовать буду!!!

Такой дозы децибел зеркало не выдержало и вновь отключилось.

– Так ты свой, что ли? – ахнули старушки.

– В доску. Позвольте представиться. Агент 0013.

– А-а-а… Иван Дурак! – сообразил Федосья.

– Ну, скажем так: наполовину. За последнее время я немножко поумнел, – уточнил Ванюша.