«Почему я должна отказывать себе, если это приятно и не повлечёт никаких последствий?».

Кирилл ни на чём не настаивал, передвигая границы дозволенного микроскопическими шажками, и Света даже удивилась, когда осознала, что лежит в постели и обнимается с таким же голым, как и она, мужчиной.

«До чего же неловко будет выглядеть, если прекратить всё сейчас», – подумала девушка.

И это оказалось последней осознанной мыслью, поскольку собственное возбуждение, непрекращающиеся ласки, физически ощутимое желание партнёра начисто отключили способность соображать.

– Можно, – на выдохе произнесла Света, больше себе, чем Кириллу.

Это «можно» устранило психологический барьер, который освободил от страха, раскрепостил и доставил наслаждение не меньшее, чем дальнейшее физическое проникновение. Даже, если бы Кирилл после сказанного остановился, Света бы всё равно считала себя женщиной, сказав, это «можно».

Но он не остановился, приводя физическое состояние в соответствие с тем, что уже произошло в сознании Светланы.

«Где же эти страшные боли и страдания?», – пришла мысль, когда после продолжительной и многократной близости Кирилл задремал.

Света обессиленная лежала, глядя в потолок, и удивлялась, как можно спать после такого. В конце концов, осторожно встала, стараясь не тревожить своего мужчину, и подошла к зеркалу. Она была уверена, произошедшие изменения должны отразиться и во внешности. В проникающем через застиранные занавески свете уличных фонарей её тело выглядело совсем иначе, а по сути, это и было другое тело. Тело, познавшее ласки и наслаждение. Оно отличалось от отражения, виденного в этом же зеркале только вчера. Обрадовавшись, Света разбудила Кирилла, заявив, что хочет вина.

– Я знаю, что ты хочешь, – сказал он и заграбастал девушку в свои объятия.

Утром Кирилл пообещал наведаться очень скоро и исчез. Только через неделю позвонил из Кишинёва, куда напросился внештатным корреспондентом от небольшой газеты освещать беспорядки в столице союзной республики. Встретились они нескоро, когда Кирилл нагрянул с дарами Молдавии: домашним вином, брынзой и тыквенным пирогом.

Кирилл хвастался статьями в нескольких газетах и удивлялся, почему девушки не посмотрели его репортаж по телевидению. А ещё он объяснил: не имея протекции, сделать карьеру в журналистике, где уже на десятилетия вперёд расписано, чей родственник будет работать в каком корпункте, можно, только будучи военным корреспондентом. И он сегодня же ночью направляется в Южную Осетию. После которой была первая загранкомандировка от солидного издания в бушующую антикоммунистическим протестом Румынию. Потом в Баку с ужасным межнациональным противостоянием, настоящая война в Приднестровье. Репортажи откуда уже нередко показывали по центральным телеканалам.

Когда Кирилла вызвали в деканат объясниться «за прогулы» и пригрозили отчислением, он заявил, что следующий раз явится туда, если позовут преподавать. Поскольку сейчас здесь учиться профессии невозможно. Только напрасная трата времени.

Света же продолжала грызть гранит науки, в которой без серьёзного образования не стоит и мечтать о карьерных высотах. Впрочем, в отличие от того же Кирилла или подруги, она совсем не заморачивалась вопросами о будущем. Ей нравилось учиться. И она старалась не отвлекаться, насколько это получалось, учитывая её дружбу с Галиной.

Проснулся Никита от запаха кофе и яичницы. Почти домашние ароматы и женские голоса на кухне, заставили забыть о страхах и сумятице последних дней. Осознав, что уже выспался, Никита натянул джинсы, взял из чемодана зубную щётку, пасту, полотенце и, стараясь не шуметь, прошёл в ванную, которую отделяло от кухни небольшое окошко.

– Ну, рассказывай? Как он отреагировал? – услышал Никита незнакомый женский голос.

– Я думала, ударит, – ответила Ирина. – Он как обувку мужскую увидел, так аж позеленел. Но потом та-а-а-а-ак ночью старался. Я боялась, соседи от грохота кровати проснутся и стучать по трубам начнут.

Никита невольно подслушал разговор, не предназначенный для чужих ушей. Он очень осторожно покинул ванную и, стараясь не обозначать своего присутствия, пошёл в «свою» комнату. Но в коридоре столкнулся с мужчиной лет сорока. Тот был в синем шерстяном костюме с надписью «СССР» на груди.

– Здрасте, – выпалил Никита он неожиданности.

Колючим, казалось царапающим, взглядом мужчина даже не осмотрел, а просканировал гостя с ног до головы. Неприятный холодок пробежал по спине Никиты.

– Доброе утро, юноша, – наконец ответил незнакомец, – Пройдёмте. Нам нужно переговорить.

В комнате, где спал Никита, мужчина занял кресло и оставил собеседнику стул, давая понять, кто здесь хозяин. Выдержав паузу, он начал говорить негромко, но очень убедительно, глядя прямо в глаза.

– Меня зовут Семён Маркович. И я, как вы, наверное, догадались, не посторонний человек для Ирины Борисовны. И мне не нужно, чтобы кто-то находился в этой квартире, кроме её хозяйки. Тем более мужского пола. Я бы выставил вас на улицу прямо сейчас.

Семён Маркович говорил медленно, делая паузы, то ли оценивая реакцию собеседника, то ли подыскивая слова, а может просто, давая время обдумать сказанное.

– Но у вас есть шанс избежать такой участи. Вы сейчас совершенно случайно оказались на развилке. Знаете, как в сказке, где на камне написано: «Налево пойдёшь, направо пойдёшь». Для вас, юноша, таким камнем стал я. В одну сторону у вас удача, в другую – как получится. Куда вы двинетесь, зависит от вашего решения.

Ещё одна пауза прервала разговор, который пока больше походил на монолог. Семён Маркович дал возможность Никите проникнуться сказанным.

– Если вы, юноша, сейчас очень подробно, не утаивая никаких, даже неприятных для вас фактов, расскажите мне, кто вы и как вы оказались в этой квартире, то у вас появится шанс направится в правильную сторону. Итак, я слушаю. И если хоть один факт из сказанного вами не подтвердится, то завтра вы будете искать, где переночевать. И это ещё в лучшем случае.

В этот момент в комнату зашла хозяйка.

– А, я вижу, вы уже познакомились, – сказала она и взглядом пробежала по голому торсу Никиты. Это с неудовольствием заметил и Семён Маркович. – Мы с Валей пройдёмся по магазинам…

Короткую паузу Семён Маркович истолковал правильно.

– Возьми у меня в кошельке сколько нужно…

– Да, что ты, Сёма. Я ничего не собиралась… – замялась Ирина в присутствии невольного свидетеля.

Когда хозяйка ушла, Никита неожиданно для себя выложил всё о недавних событиях, разом изменивших его жизнь. Рассказывая, он как будто вытаскивал из памяти случившееся в последние дни, о чём мечтал забыть. И чудным образом, описанные другому человеку неприятные приключения переставали казаться столь трагичными. На душе, как от чудодейственного лекарства, становилось спокойней. Внимательно слушая, Семён Маркович, периодически делал пометки в небольшой записной книжке и иногда уточнял: название судна, адрес Любы, номер поезда, фамилию родственника бывшего мужа Ирины.

Наконец, он попросил взглянуть на паспорт Никиты и, быстро просмотрев несколько страниц, ушёл.

Только теперь Никита понял, какую цену имеет информация. Узнав всё, этот незнакомый мужчина, про которого Никита ничего не знает (даже имя и отчество не обязательно реальные), может связаться с Гошей Сычом и самые неприятные последствия, от которых Никита бежал, его настанут, когда он уже считал себя в относительной безопасности.

После обеда вернулась хозяйка с множеством пакетов и быстро скрылась в своей комнате. Она, похоже, примеряла обновки и, немного возбуждённая таким мероприятием, появилась на кухне явно в новом халатике, очень удачно подчёркивающим её формы.

Порадовавшись оценивающему взгляду молодого человека, Ирина спокойно отнеслась к самодеятельности гостя, который похозяйничал на кухне, приготовив немудрённый обед.

– Вы извините. Я заплачу за картошку, чай, масло. А хотите, сбегаю в магазин и всё куплю, – объяснился Никита.