– Не нужно. Семён тебе просил передать, чтобы сидел дома. А за картошку спасибо. Мне уже сто лет никто не готовил поесть.

Семён Маркович пришёл очень поздно. Никита спал,но проснулся от присутствия постороннего в комнате и, несмотря на темноту, сразу понял кто сидит в кресле.

– Чутко спишь. Это хорошо, – похвалил Семён Маркович. – Сейчас слушай внимательно и запоминай. У нас не скоро будет возможность поговорить. Ты мне рассказал правду. И я, думаю, могу тебе доверять. Не потому, что я доверчивый или ты не обманешь. Просто ты любишь и ценишь своих близких. И ежели надумаешь меня кинуть, то с ними случатся очень плохие вещи. Это ты должен усвоить чётко. Только попытаешься обмануть, пострадает много дорогих тебе людей, и ты сам, в первую очередь.

Говоривший замолчал, давая возможность молодому человеку осмыслить сказанное. Ещё до того, как у Никиты появились вопросы, продолжил.

– Ни одна живая душа не должна ведать о нашем знакомстве. Ирке я скажу, мол, замолвил в общаге словечко и не имею представления, где ты. Она поверит. Думает, я из ревности хочу выставить. Завтра я передам контакты, к кому обратиться. Тебя возьмут на работу и устроят в общежитие. Когда попросят документы, покажешь вот эту справку. – Семён Маркович положил на журнальный столик бумажку. – О том, что паспорт сдал на замену по возрасту. То есть тебе скоро двадцать пять. А фамилия твоя не Соколов, а Соколы́. – И, предваряя вопросы, пояснил: – Гоша Сыч реально роет землю в поисках обидчика. И это уже не личное. Он, пользуясь удобным случаем, свалил на тебя свои манипуляции с общаком. Понимаешь масштабы? – Никита не понимал, но кивнул, соглашаясь, – Здесь у него не те возможности, но от своих ментов информацию получить может.

Далее последовала очередная пауза, которая позволила Никите осознать: выбор он уже сделал. Ещё вчера, когда он рассказал этому незнакомому мужчине всю правду о себе.

– Связь через мои звонки на вахту в общежитии. Сообщения будут подписаны инициалами. Всегда разными. Первая буква – это день недели, вторая – число. Если бы ты получил записку сегодня, то как бы она была подписана?

– С. Т., – не задумываясь, ответил Никита.

– Правильно. Среда, тринадцатое. Быстро соображаешь. Это хорошо. Если подпись будет иная, то тебя хотят обмануть. И последнее: месяц-другой ты мне не нужен. Просто работай. Живи своей жизнью. А когда получишь сообщение, помни – время встречи на два часа раньше назначенного, а «наше место» означает крытый перрон Киевского вокзала.

– Семён Маркович, а вы не шпион? – понимая наивность вопроса, всё же задал его Никита. – А то я родине не хочу изменять.

– Молодой человек, должен вас огорчить, но шпионы сейчас сидят в очень высоких кабинетах в партийных и силовых структурах. А ещё в правительстве. А мы простые смертные только пытаемся выжить в том хаосе, который они устроят очень скоро. И желательно не просто не сдохнуть, но и что-то поиметь с устроенного ими бардака. Да и с родиной у нас скоро может быть полная неопределённость.

Следующим утром Ирина позвала Никиту позавтракать, и его удивила необычная сервировка. На свежей скатерти стояли две абсолютно белые тарелки, без привычных одинакового цвета кругов. Одна с яичницей-глазуньей, другая с подрумяненными ровными ломтями белого хлеба и маленьким брикетиком сливочного масла. Рядом на деревянной подставке разместились тоже абсолютно белые розетки с вишнёвым вареньем и мёдом. Завершали композицию мудрёные приспособления с надписью «Соль» и «Перец» на английском.

Никита сел за стол и не решался прикоснуться.

– Красота, – наконец сказал он, – Даже есть страшно.

– Это называется европейский завтрак. Когда мы с Семёном были в Германии, нам в отеле каждое утро так подавали в номер, – пояснила это Ирина, с деланым безразличием и ударением на слове «отель». Мол, нельзя назвать место, где такой комфорт, просто гостиницей.

Довольная полученным эффектом, она села напротив, положила скрещённые ладони на край стола и склонилась вперёд, отчего и так не сильно скрытые халатиком груди практически выпали, отвлекая внимание от европейского завтрака.

– Это называется тосты. У меня есть специальная немецкая штука для их приготовления. – говорила хозяйка, показывая подбородком на тарелку. – Мажь маслом пока хлеб горячий, а я кофе сварю.

Когда Ирина встала и в коротком халатике, едва прикрывающем попу, поставила на плиту турку, Никита невольно сглотнул слюну, настолько сильно пересохло в горле. Но тут же вспомнил колючий, даже казалось, царапающий, взгляд Семёна Марковича и отвёл взгляд от хозяйки

Спускаясь по лестнице с чемоданом, Никита думал:

«А не напрасно Маркыч-то мужиков от неё убирает. Реально получается от греха подальше».

Перед уходом Ирина вручила адрес, куда нужно обратиться, пригласила заходить в гости, но только днём и даже поцеловала в щёку, прижавшись при этом пышной грудью.

Никита довольно долго плутал в поисках нужного адреса. Попытки узнать дорогу у местного населения он бросил после третьего раза, когда на вопрос:

– А вы не знаете, как пройти…

Ему отвечали:

– Нет! – даже не дослушав.

Средних лет женщина с уставшими глазами сидела за столом, на котором красовалась табличка «Раиса Дмитриевна Звягина». Она без интереса выслушала Никиту и молча протянула руку за документами.

– От кого бегаем? – нейтрально спросила она, разглядывая справку. – От алиментов, милиции, кредиторов?

– Девушка, вы почему так агрессивно настроены?  Вы же меня совсем не знаете, а сразу столько негатива, – делано возмутился Никита, желая смягчить обстановку.

Сработало. Раиса Дмитриевна улыбнулась.

– Я всех вас знаю. Как облупленных. А за «девушку» спасибо.

Затем Никита расписался в нескольких журналах. Узнал, что принимают его стажёром с испытательным сроком. Прослушал инструкцию, из которой вынес одно: если с ним произойдёт несчастный случай и он будет в это время пьян, то вся вина ложится на него.

– А если с трезвым несчастье произойдёт? – совсем расхрабрился кандидат, – Такой вариант не рассматривается?

– Нет! – отрезала Раиса Дмитриевна. –  Ты с Сергеичем работаешь. –  И добавила: – Пойдём твоё место в общежитии покажу.

Заселили Никиту в общежитие, расположенное этажом выше офиса. В четырёхместной комнате соседей пока не было. После получения рабочей одежды с указанием принадлежности к организации «Эксплуатация спецобъектов» Никита познакомился с напарником.

Сергеич оказался немолодым щуплым мужчиной неопределённого возраста и похожим благодаря своей узенькой седой бородке на профессора или доктора Айболита с обложки детской книги. Он был трезв и не очень приветлив. Второе исходило из первого – предположил Никита.

– Александр Сергеевич, можно просто Сергеич, – представился наставник.

– Как Пушкин? – решил сумничать стажёр.

– И как Грибоедов. А ещё Даргомыжский, Булгаков…

– Так он, вроде, Михаил Афанасьевич.

– Он Михаил Афанасьевич, а я Александр Сергеевич.

– Булгаков, не морочь парню голову, – вмешалась Раиса Дмитриевна. – И не спаивай мне пацана. Ему, в отличие от тебя, печень ещё может пригодиться.

– Печень, Раечка, скоро никому в нашей стране не потребуется, – спокойно возразил Булгаков.

Беседа происходила в раздевалке. Когда Раиса Дмитриевна ушла, Сергеич открыл один из большого числа металлических ящиков и достал оттуда робу с такой же, как и у Никиты надписью.

– Твоя соседняя, – подсказал он.

Никита надел униформу, как называла Дмитриевна выданную робу, а свою одежду оставил в шкафчике. И, ему показалось, стал немного другим человеком. Впрочем, и на судне в морской форме ощущения были примерно те же.

– А делать, что умеешь? – переодевшись, спросил Сергеич.

– А что нужно? – поинтересовался Никита, ещё не представляя, чем будет заниматься.

– Всё.

– Тогда, умею работать с брашпилем, стопорами отдавая и выбирая якорь. Могу выбирать швартовы при отходе от причала, крепить бросательный конец, – перечислил обязанности матроса Никита. – Ещё управлял температурой в рефрижераторном вагоне. Ну, и всё, касаемое дифференциального и интегрального исчисления.