В себя Никита пришёл от ощущения прохлады. Он открыл глаза и увидел Любу, стоящую в дверях. В ярком лунном свете очертания обнажённой фигуры казались нереальными.

Девушка почувствовала взгляд и обернулась. Волосы при повороте головы взметнулись и на мгновение засияли, отражая лучи ночного светила.

– Айда голяком купаться. Мы здесь одни, – крикнула Люба и понеслась к воде.

Никита вышел из каморки и сначала побрёл, а потом и побежал следом, столь завораживающей была картина: бегущая к морю обнажённая девушка на фоне лунной дорожки. Люба с разбега плюхнулась в воду и поднятые брызги заискрились роем маленьких светлячков.

– Смотри, смотри, – радостно закричала Люба, – у меня кожа светится.

И в этот момент Никиту охватила печаль. Она была столь велика, что её не вмещало сознание юноши. Да что там сознание? Печаль была больше ночного пляжа, чёрного бескрайнего моря, бездонного тёмного неба, освещённого полной луной и далёкими звёздами.

И пронзила мысль: «Почему здесь не Света?».

И от этого вся дальнейшая жизнь стала казаться уже бессмысленной. А ещё пустой и бесцельной.

Люба вышла из воды, и светящиеся капли стекали по её коже. Она прижалась к Никите. Он не ответил на объятия. Девушка провела рукой по плавкам юноши и по-своему истолковала его состояние:

– Совсем сил не осталось? Ничего, это поправимо.

Никита подъехал к любимому ресторану на служебном «электросипеде», как называли новое чудо техники в фирме по доставке товаров. Каждый раз, когда маршруты проходили поблизости, он старался пообедать именно здесь. Цены, конечно, кусались, но отказать себе в таком излишестве было сложно. Сегодня же маршруты не имели значения. Выполнение первого же заказа испортило настроение, и лучшего места для его поправки Никита не знал.

Закрепив цепью своё транспортное средство у входа рядом с припаркованной жёлтой «Теслой», Никита спрятал курьерский плащ в ранец. В таком виде уже было приемлемо посетить любимое место.

– Никто не хочет возвращаться в прошлое. Никто, – спокойно тоном учителя, вынужденного много раз повторять знакомый текст, говорил мужчина, сидевший за соседним столом.

Никита изучал меню в ожидании официанта, и без того прекрасно зная, что закажет, и невольно прислушался к дискуссии. Говоривший сидел лицом к Никите. Он был в белом костюме, а на спинке соседнего кресла висел зонт в белом чехле, весьма похожий на трость с замысловатой ручкой. Его слова адресовались женщине. Лица собеседницы не было видно, но сомнений в её привлекательности почему-то не возникало. Будто желая подтвердить ожидания стороннего наблюдателя, она повернулась и приподняла руку. Официант появился немедленно, и Никита очень пожалел о проворности обслуги. Но мгновения, когда стало видно лицо незнакомки, оказалось достаточно, чтобы оценить её внешность, впечатлиться идеальным профилем и по-детски пухлыми губами.

«Как у Светы», – подумал Никита.

Очень давно именно на этом месте располагалось непрезентабельное кафе с таким же названием – «Время есть», где они случайно встретились со Светой. Никита тогда не мог оторвать глаз от пухлых губ бывшей подруги, которые он так и не поцеловал, и знал – уже никогда не поцелует. А Света не поднимала глаз. Руки её складывали и раскладывали бумажную салфетку, которая приобретала различные формы. Никита ничего не желал так страстно, как этой встречи. Но и боялся её также сильно. Страх пересилил радость и раздавил Никиту.

Сколько раз потом, прокручивая в памяти это событие, он отчаивался, не находя ответа на вопросы: «Почему? Почему? Почему?».

Почему не объяснил ей, как всё было?

Почему не сказал, что никого в жизни не любил, кроме неё, и уже никогда не полюбит?

Почему не…

«А что бы я ей предложил? – отвечал сам себе молодой человек, – И как бы тогда я поступил с Шурой?».

– Не могу с тобой согласиться, – прервал размышления Никиты красивый, низкого тембра, женской голос. – Вот, допустим, некто совершил неправильный выбор. И осознал это. Разве он не захочет вернуться в прошлое и исправить свою ошибку?

Никита вспомнил тот выбор, который уничтожил его жизнь. Он, молодой и очень способный к наукам парень, забросил всё. Можно сказать, променял своё будущее на короткую, пусть и яркую, радость телесной близости. Почему внутренний голос молчал, а не кричал:

«ТЕБЯ ЖДЁТ СВЕТА?!»

Тогда на пляже и потом.

А что было потом? После яркой близости в каморке и ночного купания Никита оказался в вакууме. Это стало понятно позже. А тогда весь мир для него заключался в красивой бывшей однокласснице. Вернее, не в ней, а в её молодом сумасшедше притягательном и, главное, доступном теле. Никита даже забыл глаза Светы, вспоминая которые, он на короткое время выходил из морока первого сексуального плена. Но очередная близость испепеляла любые мысли.

И никого не было рядом. Мама периодически навещала, заносила фрукты и овощи и с тоской смотрела на сына. Люба ни на секунду не оставляла их наедине и ворчала, мол, не в нищую семью сын ушёл. Но принесённое принимала и прятала в холодильник. Даже свою маму, Анну Аркадьевну, Люба отправила к бабушке, чтобы вообще никто не мешал им.

Однажды утром, когда Никита ещё спал, а Любе нужно было на рынок, она увидела в окно идущую через двор Свету. Та явно направлялась к ним. Люба быстро разделась полностью, накинула Никитину сорочку, открыла дверь, как только в неё постучали.

Свету смутил вид подруги, и она, отводя глаза, попросила:

– Мне бы с Никитой поговорить. Он собирается в университет поступать, как мы планировали?

Хозяйка открыла дверь шире, полы сорочки разлетелись в стороны, демонстрируя наготу.

– Свет, ты понимаешь, что ты не вовремя. – Люба дождалась, пока гостья посмотрит в глаза. – Ну, как ты думаешь, мужчина выберет это пользовать, – она показала на своё тело, – или над книжками корпеть?

Соперница смутилась ещё больше и попросила только передать, что она заходила.

– Конечно, передам. Если время будет, – заверила Люба.

Лето пролетело, и, только увидев начавшие желтеть листья клёна во дворе, Никита осознал: совместной учёбы в вузе не будет, и вряд ли уже когда-то вообще появится в его жизни университет, о котором он мечтал. Не будет в его жизни Светы, по словам Любы, уехавшей в Москву.

– Даже привет передать не просила, – рассказывала Люба о придуманной случайной встрече с одноклассницей на рынке.

А однажды утром Никита услышал, как Люба с Анной Аркадьевной разговаривают на кухне.

– Может, его на рынок пристроить? – предложила Люба.

– Я тебя умоляю, – возражала Анна Аркадьевна. – Из него продавец, как из меня балерина. Да и бабья́ на рынке видела сколько? Уведут, и глазом моргнуть не успеешь. Лучше его плавать отправим. Сначала каботаж, а потом, может, и в загранку попасть. Попросишь Гошу…

– Мама, – раздражённо перебила дочь. – У тебя, вон, сколько любовников из плавсостава…

– А меня никто не хочет спросить? – перебил обсуждение своего будущего Никита, выйдя на кухню в одних трусах.

– Я хочу, – отозвалась Анна Аркадьевна. – Хочу спросить: ты собираешься семью обеспечивать или будешь у нас на шее сидеть? Я свою дочечку не в наймы отдала…

– Мама, прекрати, – вступилась Люба. – Мы сами разберёмся.

– Разберутся они. Как же, – ворчала женщина, когда дочь попросту выталкивала её из квартиры.

И разобрались. Лёгкими капризами, мелкими обидами, пылкими ласками, о которых Никита и не представлял раньше, добилась Люба своего. И уже в сентябре Никита матросом пошёл в первый рейс. Возвращался он в приподнятом настроении. Родной город встретил летним теплом и разноцветьем ранней осени. К этому добавлялось осознание собственной взрослости – он получил первую зарплату и нёс домой удивительной сладости арбуз.

По плану, их судно прибывало только на следующий день, но, отработав быстро на разгрузке-погрузке, они сэкономили сутки. И предчувствие приятного сюрприза Любе было ещё одним поводом для хорошего настроения. Тихонько открыв замок входной двери, Никита уже рисовал в воображении радостно удивлённые глаза своей девушки и всё, что за этим последует, тоже представил.