Его бурый и истрепанный кожух, обмотанный цепями, выглядел так, словно был снят с мертвеца-утопленника, а запястья и щиколотки покрыты сморщенной и ороговевшей кожей, что еще больше соответствовало этому ужасному образу. Наконец его голые ноги были постоянно зарыты в снег, что делало невозможным определить его рост.

– Одноглазое… – дрожа и запинаясь, пролепетал Кисейский, – Лихо…

Покосившись как гниющая свая, внезапно кровожадный маньяк ринулся на Михаила, выставив вперед секач! Очевидно, Лихо был очень расстроен, что следователь дал Матрене убежать, испортив его охоту.

Это мгновенно включило рассудок контуженного и оглушенного выстрелом следователя! Выставив ладони вперед и облокотившись о землю, Михаил схватил кинжал за рукоять, когда лезвие было в считаных сантиметрах от его груди и уверенно становилось ближе! В момент отчаянной борьбы с паранормальным душегубом, кряхтя и дрожа, Кисейский посмотрел в его единственный глаз. Это было одним из самых страшных зрелищ, которое столичный гость лицезрел когда-либо. Ведь, несмотря на абсолютно изничтоженное монструозное тело Лиха, этот глаз выглядел живым.

Он выглядел человеческим…

Конец был близок. Лезвие секача уже почти соприкоснулось с взъерошенным жабо Михаила, когда, вдруг, чьи-то костлявые руки схватили Лихо за шею! Матрена пришла на помощь и, стиснув зубы, делала все, на что хватало ее мощи, чтобы оттянуть монстра назад! Это дало Кисейскому шанс, и он со всех сил ударил чудовище в живот коленом!

Сквозь слой штопаной плоти послышался обрывистый вскрик боли! Лихо ослабил хватку и выронил нож! В тот же момент Кисейский схватил убийцу за запястье, мгновенно сорвав с него огромный шматок ороговевшей кожи! Как ни странно, это не было настоящей плотью Лиха, а только костюмом, под которым скрывалась здоровая светлая кожа!

Единственный зрачок монстра панически сузился, когда он понял, что произошло. Он наконец сбросил Матрену со своей широкой спины и выхватил секач обратно, но не для того, чтобы продолжить схватку. Одноглазое Лихо отпрыгнул в сторону на четвереньках, как огромная жаба! Воспользовавшись непроглядной дымовой завесой, которая еще не успела осесть после выстрела, душегуб перемахнул стену снежного окопа как та же самая жаба! Звеня цепями, он скрылся в темноте…

Этот ад наконец закончился.

Матрена и Кисейский завалились в церковь ползком, собирая свои мысли по осколкам. Они судорожно закрыли дверь на засов и забаррикадировали ее столом, а потом собственными спинами. Чуть не давясь от такой интенсивной отдышки, взъерошенные и вываленные в снегу, напарники сидели на полу. Они молчаливо смотрели друг на друга самыми большими и пульсирующими глазами, которые только можно представить.

– Мы… – схватив себя за лоб и смяв челку, пролепетал Михаил, – выжили…

– Мы выжили… – упершись коленками в подбородок, одержимо повторила Матрена. – Вы спасли мне жизнь, Михаил Святославович! – чуть не плача, воскликнула девушка.

– Да, если бы не ты, – возмутился следователь, – я бы уже лежал с секачом в шее, Матрена! Это ты спасла мою жизнь!

От такого переизбытка эмоций они оба хотели рыдать и истерично смеяться одновременно, но напарники знали, что не могли давать слабину в такой важный момент. Однако никто не говорил, что они не могли быть друг другу благодарны.

– Я навечно в долгу перед вами! – продрожала крестьянка.

– Мы уже квиты, – вздохнул экспедитор.

Друзья стали успокаиваться. Бродя по комнате, двоящийся взгляд Михаила остановился на странном клочке плотного и эластичного материала, который он сам держал в левой руке. Поднеся предмет к лицу, Кисейский понял, что это.

– Что это за мерзость? – скривилась Матрена, когда заметила.

– Шматок плоти Лиха, – обыденно объяснил Михаил, – который я сорвал с его запястья.

– Как это возможно? – пролепетала девушка. – Нельзя просто так сорвать кожу с человека… – она сделала паузу, – или кем бы он ни был…

– Можно, – усмехнулся догадливый следователь. В его глазах сверкнул огонек, – если кожа ненастоящая. Если кожа – это просто костюм.

Лицо Матрены полностью выпрямилось, а глаза расширились еще сильнее.

– Вы же не хотите сказать, – медленно произнесла она, – что…

– Одноглазое Лихо – обычный человек, – триумфально усмехнулся следователь, – который пытается выдать себя за монстра, надевая особый костюм.

– Из чего же этот костюм? – воскликнула девушка.

Михаил задумался и покрутил перед собой шматок.

– Судя по толщине, шероховатости и характерному розоватому оттенку, – Кисейский поднес материал еще ближе к лицу и понюхал его, – а также запаху, я могу предположить, что это – свиная кожа! – следователь подумал еще немного. – Да, свиная! У коров, куриц или лошадей на ощупь она совершенно другая!

На лице Кисейского не было ничего, кроме гордости и триумфа разгаданной тайны, в то время как лицо Матрены становилось все страшнее и бледнее.

– Очевидно, Одноглазое Лихо подворовывает у вас свиней, чтобы делать себе новые костюмы, – подвел Кисейский, – поэтому ты просто должна провести меня в ваш свиной хлев, где мы устроим засаду и выследим убийцу!

– Михаил Святославович, – обреченно произнесла Матрена, – у вашей версии есть одна неувязка…

– Какая? – удивился экспедитор.

– В Лазурном Мареве не пасут свиней…

Эти слова звучали как приговор. В мгновение лицо Кисейского побледнело даже сильнее, чем лицо его неопытной напарницы. Ведь он знал, какая кожа так сильно напоминала свиную почти по всем характеристикам.

В тот момент следователь осознал, какому млекопитающему принадлежал ороговевший клочок плоти, что он держал в руке…

Солдатская казарма была вторым самым длинным зданием в Лазурном Мареве после конюшни. Словно рухнувшая набок башня, долгая деревянная караулка без фундамента тянулась по волнистому пустырю, подпрыгивая на холмах и меняя свою высоту каждые несколько метров. Именно здесь ночевала дюжина целовальников, те самые отважные и несокрушимые богатыри с пышными бородами и в разноцветных кафтанах.

Они охраняли покой жителей деревни с переменным успехом с того самого дня, когда прибыли сюда с Захаром Романовичем Ячменником как часть его свиты.

Каждый из дюжины был подготовлен к службе в одной из самых престижных целовальных школ Кремлевского двора, и со стороны таких профессионалов было бы очень странно относиться к своим обязанностям халатно. Дело в том, что вся профессиональная карьера дюжины была взращена, чтобы служить одному человеку. Молодому и неприлично богатому боярину-Ячменнику, вволю случая избранного на пост земского старосты Марева восемь лет назад.

Конечно, они были вынуждены последовать за ним, предоставив крошечной рыбацкой деревушке-призраку, в теории, одну из самых мощных защит в губернии. Они поклялись обеспечивать справедливость и охранять сон десятков людей на кресте, но их сердца все еще принадлежали лишь одному.

Целовальники были мускулистыми и бородатыми шкафами, устрашавшими крестьян одним лишь внешним видом, но в глубине души они были озорными мальчишками, знакомыми друг с другом с самого детства. И они позволяли своей истинной натуре вырваться наружу, когда оставались одни. Великовозрастные балбесы, стриженые под горшок, носились по сторожке, прижав головы, чтобы не удариться об потолок, прыгали по койкам и швыряли друг в друга панталоны.

Каждый вечер это продолжалось до тех пор, пока вакханалию не останавливал Святорад. Единственный безбородый целовальник, одетый в фиолетовое, медленно выходил в центр комнаты и непринужденно стучал по стене кулаком. Ну, возможно, это казалось непринужденным только ему, ведь все остальные богатыри замирали в ужасе, когда от его единственного удара долгая хижина начинала шататься, а с потолка сыпались опилки.

Все они знали, что случится дальше. Но волосы одиннадцати братьев становились дыбом каждый раз, когда Святорад набирал полную грудь воздуха и медленно зажмуривал глаза.