– Этот достопочтенный господин, – злорадно хихикнув в ус, продолжил староста и указал на своего сгорбленного спутника, – Ираклий, мой верный заместитель и наш ответственный деревенский писарь!

Прищурившись и натянув на свое острое лицо лживую улыбку, старик услужливо кивнул, прижав к груди стопку свежих берестяных грамот.

Кисейский завороженно хлопнул глазами. Нет, ему было совершенно наплевать на дешевое представление, организованное земским старостой; пытливый взор экспедитора не мог оторваться от странного участка снега, прямо под ногами Ираклия. Михаил был готов поклясться, что писарь стоял на еле-заметном бордовом разводе уже почти впитавшемся в утрамбованную гололедицу.

– Да… – медленно и хрипло проговорил Михаил. По его голосу было легко определить, как долго, из ненадобности, служащий Канцелярии не задействовал голосовые связки. Все свои мысли он держал при себе.

Метнувшись мимо ошарашенного старосты, Кисейский опустился на колено, начав заинтересованно рассматривать контур широкого углубления прямо под валенками деревенского писаря. Очевидно, некогда след был алой лужей неизвестного, однако, весьма очевидного происхождения.

Здесь пролилась кровь.

Прищурив темные веки еще сильнее, экспедитор интенсивно зашагал к земской избе. Встревоженные чиновники Марева ринулись за ним.

– Извольте, милостивый господин, – умело перебирая дорогим костылем, воскликнул запыхавшийся Ячменник. – Вам не стоит так беспокоиться, а самое главное СПЕШИТЬ! Я желаю уведомить вас о том, что донос, подписанный и отправленный мной в Петербург, под гнетом бестолковых и суеверных тяглых, имеет мало общего с действительностью!

Кисейский сбавил шаг, когда понял, что говорливому калеке не так просто угнаться за ним.

– Но даже если он соответствует ей в той или иной мере, – не слабя широкой, хотя уже далеко не такой уверенной улыбки, продолжил Захар, – нам не стоит выносить эту смешную ссору из избы! Ваш покорный слуга избирался на пост земского старосты Марева два сельских схода подряд и точно знает: местечка спокойней не найти в атласе Эйлера! – приказчик победоносно расставил руки в разные стороны, взмахнув длинными рукавами ферязи.

Порыв ветра прокатил лохматую челку экспедитора по его холодным, темным очам, казалось, еще глубже утонувшим во впалых глазницах. Кисейский медленно приблизился к старосте, раздраженно поводя подбородком.

– В таком случае мне будет интересно послушать, как вы оправдаете бесследное исчезновение пятерых крестьян перед губернатором… – так отреченно, но резко и сильно, словно ударом кувалды, пророкотал Михаил Святославович.

Зачарованный гневным взглядом экспедитора и ошеломленный его стальным монотоном, Ячменник покорно отступил. На его лице застыло выражение смущения и испуга… сменившееся опалом и недовольством, стоило Кисейскому отвернуться, взмахнув подолом своего зеленого мундира.

***

Приемный зал земской избы ломился от количества видоков.

Некоторые из них действительно обладали важной информацией, напрямую связанной с работой Кисейского. Другие использовали массовый допрос свидетелей как предлог, чтобы почувствовать себя хоть чуточку безопасней в надежном и светлом административном здании. Пульсирующий силуэт крестьянской толпы, как единая сущность занявшей целую главу стола, отражался в стеклянных глазах трофейной кабаньей головы, висевший прямо над резным табуретом задумчивого экспедитора.

Михаил перевел удивленный и осуждающий взгляд на старосту, который пристроился сбоку. Ячменник виновато пожал плечами. Экспедитор мысленно пересчитал каждого черносошного крестьянина из дюжины сельских целовальников, выстроившихся по стенам комнаты. Все они носили разноцветные кафтаны и почти все носили бороды. Все, кроме одного.

«Мор, кровь, чудище, секач и Одноглазое Лихо» – были немногочисленными внятными и наиболее часто повторяющимися словами, которые агент сумел разобрать в каше батрачьих криков.

Дюжина целовальников насторожилась.

С усталостью зажмурив глаза, Кисейский потянулся к своему поясу. Вынув из-под стола ударный офицерский мушкет, инквизитор несколько раз ударил скругленной рукояткой смертоносного огнестрельного оружия по залавку! Шум крестьянской кучи полностью стих, оборвавшись отвесным возгласом ужаса, когда десятки дрожащих взоров слетелись к пистолету. Деревенские жители встревоженно ахнули в последний раз, когда экспедитор устрашающе щелкнул кремневым замком пистолета. Наконец, добившись полной тишины, сыщик положил табельное оружие на стол.

– На вашем месте я бы не терял времени впустую, господа землепашцы, – усмешливо вздохнул Кисейский. – Ведь чем скорее данные временные сельские неудобства будут разрешены, тем скорее вы сможете вернуться к работе, поддерживая государственный домострой великой Российской империи. Но мне необходимо ваше содействие.

Крестьяне хлопнули глазами и перевели бестолковые взгляды на земского старосту, требуя разъяснения возвышенного языка экспедитора.

– Михаил Святославович здесь, чтобы расследовать исчезновения, – с неохотой протянул Захар. Он явно не хотел признавать насильственного характера бесследной пропажи пятерых человек, ведь это невероятно сильно ударило бы по его репутации, а, возможно, даже, поставило под риск должность.

– Именно так, – монотонно вывел Кисейский. – Из экстренного доноса, отправленного на рассмотрение Тайной экспедиции при Сенате неделю назад, было заключено, что пятеро тяглых крестьян Лазурного Марева пропали без вести с первого по шестое декабря. В четырех из пяти случаев на месте предполагаемого преступления были обнаружены следы крови и борьбы на снегу.

Пока экспедитор проговаривал подробности жутких сцен и улик, описанных в кляузе, кровь стыла в жилах бедных крестьян. Автор доноса, который Кисейский уже успел выучить наизусть, явно имел задатки талантливого прозаика.

– Из чего содружеством подметных видоков, как и несколькими представителями земской избы было заключено: упомянутые исчезновения являются просчитанной и выверенной серией похищений, – продолжил Михаил. – Все ли из перечисленного мной соответствует действительности?

Экспедитор окинул взглядом толпу, безмолвную и съежившуюся от страха.

– Семеро… – донеслось из сердца ватаги.

– Прошу прощения? – переспросил Михаил.

– Пропало семеро тяглых… – тленно задрожал голос тощей молодой крестьянки. – Еще двое исчезло, пока мы ожидали вас…

Кисейский в очередной раз посмотрел в сторону непутевого старосты с укоризной.

– Драки и кровопролитие происходили среди крестьян всегда и везде, – воскликнул сельский писарь Ираклий, бросившись на защиту своего господина, – и у такой статной персоны как земской староста полно обязательств важнее, чем разнимать каждую хмельную потасовку!

– Это была не потасовка… – с опаской прокряхтел тихий старческий голос, – а кровавый убой…

Развернувшись к крестьянской ватаге, Михаил обнаружил во главе стола маленькую скрюченную старушонку в спальном чепце. Глаза пожилой крестьянки пульсировали нервным тиком, ее встревоженный взгляд метался из стороны в сторону, словно балансир маятниковых часов. Она точно находилась в компании видоков не просто так.

– Вы знаете что-то об одном из ночных происшествий? – навострив взгляд и слух, поинтересовался экспедитор.

– Я не просто «знаю», ваше благородие… – выдавила женщина. – Из окна собственной курени я видела, как оно повалило на землю плотника Тараса, рассекло его горло кривым кинжалом и сточило лицо до кровавой выи…

Стоны ужаса тяглых становились все громче и громче, многие начали молиться.

– Затирая бордовый след на снегу, – продолжила старуха, – оно утянуло Тараса за сугроб и исчезло в слепом мареве…

– Кто? – как никогда ответственно и пытливо сорвался Михаил. – Кто сделал это?

Крестьянка огляделась по сторонам и перекрестилась.

– Лихо Одноглазое… – прошептала она с жутью.