— Не хотите легендарный фараонский хопеш от древнеегипетских мастеров? - вдруг спросил царя неизвестный голос, и монарх подскочил на месте из положения «Лёжа», едва не пробив крышу.
— Блядь! — закричал Агамемнон, озираясь. — Кто здесь?!
Мгновением позже он заметил странную тощую фигуру, которая что-то торопливо писала на амфоре.
— Скажите, когда вы планируете выдать щиты коринфянам? — спросила фигура, продолжая скрести палочкой амфору, выводя на ней какие-то записи мелкими символами. — Они единственные, кто воюет против троянцев, в то время как остальные...
— Ты, бля, кто?! — учтиво спросил Агамемнон, выпучив глаза на неизвестного.
— Вы что, не узнаёте меня?! — возмутился незваный гость, продолжая торопливо что-то . — Я же известный военфилософ и летописец!
— Кто??? — переспросил ошарашенный царь. — Что за пиздец?
— Да вы знаете, кто я?! — продолжил ругаться никогда не воевавший знаток войн. — Я могу организовать вам срочный сбор на...
— А ну проебись отсюда! — заорал царь Микен, отобрав у летописца амфору и огрев того бывшей собственностью по голове.
— Ай! — взвизгнула известная персона. — Ты что творишь, козёл?! Знаешь, сколько народу на мои амфоры подписано?!
— И сколько этих долбоёбов выйдут против моей армии? — прорычал Агамемнон, недобро ухмыляясь. — Когда я тебе ввалю пиздюлей отсюда и до Геракловых столбов?
— Эээ... Подожди, подожди! — завопила знаменитость, не забывшая курс математики, преподававшийся в школе Платона. — Давай я с тобой со сборов поделюсь...
— Пиздуй нахуй отсюда! — заревел невыспавшимся медведем царь Микен.
Минуту спустя военфилософ покинул шатёр Агамемнона в полёте, порвав толстую стенку из дорогой парчи, и, скатившись по склону холма, приводнился в выгребной канаве.
— Знаешь, Мемя, - заметил Одиссей из-за кушетки. — Лето нынешнее и пХГавда писец.
— Хули ты не на передовой, паскуда хитрожопая? — прорычал Агамемнон.
— Таки уже ухожу, — заверил его царь Итаки, изображая торопливые сборы.
Отброшенные от греческого лагеря и настигаемые самим Ахиллом, вооружённым табуреткой и не стеснённым никакой бронёй, троянцы торжественно отступили к городу, почти никого не потеряв по дороге и совсем тихо вереща от ужаса. Со стен Трои за прибытием своей победоносной армии мрачно наблюдал сам царь Приам, по правую руку от которого стоял столь же мрачный Парис, а по левую — богиня в доспехах и съехавшем на лицо шлеме.
— И что теперь, Афродита? — спросил царь.
— Отъебитесь, — ответила богиня, пытаясь одновременно снять шлем и не испортить причёску.
— Ты сказала, что прокатит, — напомнил Парис.
— Я сказала отъебитесь, — огрызнулась Афродита. — Не прокатило, потому что ваша армия — долбоёбы,
— Мы почти победили, — напомнил Приам. — Если бы этот мудак Патрокл не полез бы под копьё Гектору...
— Меня не ебёт, — ответила Афродита, своими попытками лишь ухудшив ситуацию с шлемом. — Вам даже дрочку устроить нельзя поручить. Сначала хуй перепутаете, а потом оторвёте.
— И что теперь делать? — поинтересовался Парис.
— Вы постарайтесь не проебать, — ответила богиня, изящным жестом открывая портал. — А я на Олимп. Друзей позову.
— Они воевать хоть умеют? — съязвил царь. — Или доспехи тоже только модные носят?
— Ой, всё, — воскликнула Афродита и зашла в портал.
Раздался мелодичный звон, вызванный ударом шлема о край круга, и богиня отшатнулась в мир смертных обратно, держась за голову.
— На полшага левее, — посоветовал царевич.
— Отъебись, а то пидарасом сделаю, — посоветовала в ответ Афродита и ушла на Олимп собирать союзников.
Глава 12
К вечеру Гектор присоединился к отцу и братьям, наблюдающим со стены за греческим лагерем, в котором похороны павших перешли от традиционного этапа поминок к этапу пьяного лицебития. Семейство встретило героя тяжёлым молчанием, глядя в сторону криков и звуков ударов, доносившихся с берега.
— Батя, — начал Гектор. — Этот мудак Патрокл…
— Заткни свой героический хлебальник, — посоветовал Приам. — Ты понимаешь, что Ахилл теперь пизды нам всем даст? И тебе в первую очередь, кстати.
— Но я же не хотел, — принялся оправдываться герой. — Этот Патрокл…
— Возьми своё героическое мнение, — мягко приказал ему отец. — И засунь себе в героическую жопу.
— Есть «засунуть», — согласился Гектор, потупив взгляд.
— И иди копьё полируй, — посоветовал вслед царь.
— Оно же чистое, — удивился Гектор. — Я после каждого боя…
— Другое, — перебил его Приам.
— А его зачем? — удивился Гектор.
— Чтобы с чистым похоронили, — пояснил царь, снова повернувшись к лагерю греков.
Тем временем оба Аякса, назначенные дежурными за Ахиллом, вновь бросили жребий, кто заглядывает в шатёр царю мирмидонян первым. Жребий опять пал на Аякса Теламонида.
— Мелкий, — проворчал тот, глядя на вход в шатёр. — Мне кажется, что ты меня наёбываешь. Почему каждый раз я проигрываю?
— Где это я тебя наёбываю? — возмутился Младший Аякс. — Ты большой? Тебе большая палочка. А у нас уговор был, помнишь? Кто вытягивает большую, тот и идёт.
— Каналья, — проворчал Большой Аякс, откидывая полог. — И всё-таки мне кажется, что ты меня наёбываешь.
Ахилла цари-тёзки застали внутри. Царь мирмидонян как раз закончил точить дневное копьё и принялся полировать ночное.
— Тысяча чертей, Ахилл, — с уважением произнёс впечатлённый размерами арсенала Большой Аякс. — Ты куда так готовишься?
— На битву с Гектором, — отозвался герой, не отвлекаясь от важной процедуры. — Вооружение готовлю и новые доспехи жду.
— А что со старыми? — удивился Младший Аякс. — Они же вроде нормальн…
— Гектор их осквернил, я их не надену! — рявкнул Ахилл, мгновенно избавив обоих царей от желания возражать или уточнять детали.
— Конечно-конечно, Ахилл, — примирительным тоном заговорил Большой Аякс. — А когда тебе привезут новые доспехи? А то остальные слегка волнуются.
— Как только привезут — скажу, — ответил Ахилл, отложив очередную шёлковую салфетку, протёртую до дыр, и взяв следующую.
— А зачем ты копьё готовишь? — поинтересовался Большой Аякс.
— На битву с Гектором, — повторил Ахилл, указав на оружейную стойку. — То, если он встретит меня лицом.
— А… — начал Теламонид.
— А это — если повернётся спиной и побежит, — пояснил Ахилл. — Бегаю я быстрее.
— Каналья! — поражённо прошептал Большой Аякс и торопливо сбежал из шатра.
Цари держали военный совет у Агамемнона. Тому было несколько причин. Во-первых, микенский шатёр был достаточно большим, чтобы уместить всех командующих и считающих себя таковыми царей. Во-вторых, он был достаточно высок, чтобы Менелаю не приходилось постоянно сидеть или ходить, наклонившись. И, в-третьих, шатёр микенского царя, очевидно, стоял посреди микенского же лагеря, а туда троянцы боялись сунуться из-за размеров гарнизона и более-менее толково расставленных патрулей. Лагерь итакийцев был укреплён не хуже; но в прошлый раз охранники успели выкупить оружие только у половины троянских диверсантов, что остальные греки посчитали совершенно неприемлемым. В итоге Одиссей, посрамлённый беспомощностью своей охраны, молча выслушивал тосты в честь павших греков начиная с Паламеда, так неудачно ушедшего до ветру в первые же дни войны и утонувшего с якорем, случайно обмотавшимся вокруг шеи, в выгребной яме.
— Выпьем же! — воскликнул Агамемнон, громогласно икну. — И помянем Пар... Пта... Портоса!
— Как... ик! — нахмурился не менее трезвый Менелай. — Какого ещё Пор-тоса, Агам... Агме... Дя блядь! У тебя родители трезвнники были, что ли?!
— Мен, — признался царь Микен троим Менелаям. — Я когда наших поминаю, сам не помню, как меня зовут.
— Кроче! — вскричал Менелай. — За того мудака, который сегодня сдох!
— За котоХГого? — тут же уточнил Одиссей. — Их сегодня немало...