— Как будем останавливать? — шепнул Менелай брату.

— Да ху… Не знаю, — поправил себя Агамемнон. — Давай попробуем отвлечь его.

— Чем? — огрызнулся Менелай.

— Давай бабу ему предложим, — нашёлся микенец. — Какой древний грек откажется от ещё одной наложницы? У меня как раз есть одна жрица…

Кислое выражение на лице брата заставило Агамемнона заткнуться.

— Ахиллу? — мрачно спросил Менелай. — Бабу? Ты лучше бы ему пару полков демонов предложил порвать. Вот на это он отвлёкся бы…

— Где демоны?! — рявкнул Ахилл над ухом у спартанца так, что тот подпрыгнул от ужаса, воткнулся рогами в поднятый полог шатра и остался там висеть. — И где Патрокл?

— Ахилл, — вдруг послышался из шатра голос Одиссея. — Мне очень жаль, но мы не смогли его спасти.

— То есть?! — заорал сын Фетиды и ворвался внутрь.

На поле боя воцарилась гробовая тишина. И греки, и троянцы напряжённо ждали результатов досмотра, прекрасно понимая, что находящийся в плохом настроении Ахилл даже не будет отличать одних от других. Находящиеся возле места опознания тела уже поспешно ретировались как можно дальше, включая Агамемнона и Одиссея, который резво покинул собственный походный дворец. Хуже всего пришлось Менелаю, который застрял рогами в пологе шатра спиной к входу и не мог заглянуть внутрь.

— Вытащите меня отсюда, гады! — заорал он вслед удаляющимся царям.

— Братец, нам… эээ… нам лестницу надо для этого! — отозвался Агамемнон. — Сейчас найдём и вернёмся.

— Ах вы пи… — начал Менелай и тут же бессильно завыл, вспомнив приказ Афины. — Ненавижу!

Мгновением позже он понёсся вперёд от пинка сзади, забрав с собой полог итакийского шатра, прорвал соседний шатёр и влетел внутрь, оставшись лежать там и на всякий случай притворяясь ветошью. Вышедший же из шатра Ахилл с телом Патрокла на руках молча оглядел присутствующих греков и троянцев.

— Уёбывайте отсюда все. Живо, — только и сказал царь мирмидонян. — Скорбеть буду.

Глава 11

Троянцы немедленно отступили в свой город и заперли ворота. Греки, решившие не испытывать судьбу, также немедленно отступили на корабли и на всякий случай ушли в открытое море. Ахилл же отнёс своего павшего друга в часть лагеря, принадлежащую мирмидонянам, где долго и мрачно осматривал его со всех сторон.

— Сын, — послышался за его спиной голос матери Фетиды. — Тебя что, посвятили в рыцари Унылого Ебальника?

— Беда у меня, мама, — сказал воитель, не поняв вопроса. — Мне надо отпиздить Гектора.

— С твоей отбитостью, сынок, это скорее проблема Гектора, — мудро решила мать. — А что случилось?

— Он меня оскорбил, — ответил Ахилл. — Полностью опозорил. Полностью.

— Не впадай в истерику, мелкий пиздюк, — строго сказала Фетида. — Чем оскорбил?

Ахилл молча указал на лежащее перед ним на животе тело друга.

— Ой, да хуйня вопрос, — махнула рукой богиня. — Мало ли Патроклов.

— Дело не в этом мудаке, мама, — буркнул Ахилл. — Мне нужны новые доспехи. Эти я не надену.

— Почему? — удивилась Фетида. — Почти не ношеные ведь…

Палец Ахилла уткнулся в выпуклость на поножах, где было криво нацарапано «Здесь не раз бывал Гектор».

— Ой, Ахилл, ну не будь ты таким мнительным, — фыркнула мама. — Один раз не…

Богиня осеклась, когда героический ноготь сына процарапал бронзу поножей, подчёркивая «не раз».

— Мда… — кивнула мать. — Это уже серьёзное оскорбление. Я поговорю с дядей Гефестом. Но ты же и без доспехов можешь…

— Не могу, — покачал головой сын. — Не могу я с троянцами драться.

— Почему? — выпучила глаза Фетида. — Тебе что, доспехи для этого нужны?

— А если он захочет ещё раз там побывать? — тихо сказал Ахилл. — Меня как-то это нервирует, мам.

— Если нервирует, сынок, — сказала богиня своему полубожественному и почти неуязвивому для любых домогательств сыну. — То я попрошу дядю Гефеста сделать тебе новый.

— Спасибо, мам, — произнёс Ахилл с искренним облегчением.

— Но учти, — добавила Фетида. — Он будет ещё тяжелее. Гефест сказал, что нашёл какие-то уязвимости и сделал улучшенную версию.

Мудрая мама не стала раскрывать сыну о секрете доспеха. Гефест намеренно утяжелил его по просьбе Фетиды, чтобы от её разошедшегося отпрыска хоть кто-нибудь, но смог убежать. Иначе, если он останется единственным выжившим, то кто тогда сможет рассказать о славных подвигах царя мирмидонян?

— Это не проблема, — отмахнулся Ахилл. — Мне надо готовиться к битве с Гектором. Хотя не знаю, когда она случится.

— Почему это? — удивилась мать. — Он сейчас на стене Трои стоит. Толкнёшь стену, он ёбнется. И пизди его, сколько влезет. Ты можешь, я знаю.

— Не могу, — вздохнул герой. — Не матерясь, не могу. Будет меня Гектор ебать-колотить.

— А кто тебе материться-то, долбоёбу, мешает? — ещё больше удивилась Фетида.

— Агамемнон, — пожаловался Ахилл. — Ему, мол, Афина запретила.

— Афина? — поразилась богиня. — Материться запретила? Она совсем ёбу дала?

— Кто это ёбу дал? — послышался со стороны входа возмущённый женский голос.

С момента начала траура Ахилла миновало больше часа. Самый смелый отряд троянцев тихо спустился со стен и направился к лагерю греков. Там они столкнулись с самыми жадными греками. Те тоже тихо спустились с галер в лодки и высадились на берег, чтобы пограбить чужие палатки. Встреча, разумеется, не могла не закончиться обоюдным избиением, к которому почти сразу же подключились обе армии. Однако без мотивирующих трёхэтажных окриков командующего дела у греческой стороны не задались.

— Набейте им… ээ… лица! — в отчаянии кричал Агамемнон.

— Ага, — понуро говорили греки, отступавшие под натиском троянцев.

— Что вы творите?! — вопил царь Микен. — Вы должны их отп… эээ… отпобедить!

— Угу, — мрачно отзывались солдаты, обращаясь в бегство.

— Это какой-то… позор, — выдавил из себя царь.

— Это пиздец, а не позор, долбоёб ты микенский! — рявкнул позади него знакомый героический голос, и Агамемнон, обернувшись, увидел Ахилла сопровождении двух дам.

Одна спутница была одета в роскошное платье и с явным осуждением рассматривала главнокомандующего греческими силами. Взгляд второй гостьи, было нельзя увидеть из-за закрытого шлема; но по тому, как ладно на ей сидели доспехи, и как легко и умело она держала копьё, вывод о её личности был однозначным.

— Эээ… Аф… Аф… — запинаясь, заговорил Агамемнон.

— Гав-гав, блядь! — огрызнулась богиня войны. — Ты что за хуету тут устроил, уёбище пиздомордое?

— Но ты же… — начал царь, но богиня не стала слушать оправданий.

— Хуй на лыжах! — перебила Афина, в плохом настроении чувствующая себя поэтической натурой. — Я тебе, мудаку, что в самом начале войны сказала сделать? Я тебе велела дать троянцам такой пизды, чтобы они от любой яблони шарахались! А ты что?! Хули ты лопочешь тут?! Где командный язык?!

— Смилуйся, великая Афина! — завопил Агамемнон, рухнув на колени. — Не корысти ради, а токмо волею твоей от мата отказались!

Даже закрытый шлем не смог спрятать, как сильно отвисла челюсть у Афины от таких новостей.

— Моей? — зарычала богиня. — Я к тебе не приходила, опездол ты тупой. Ты кого за меня принял?!

— Но… Я… — залепетал царь.

— Ваза из хуя! — заорала богиня, тычком копья в филейную часть Агамемнона задавшая ему направление. — А ну пиздуй и командуй как следует!

— Слушаюсь! — рявкнул царь и повернулся к войскам. — Эй, долбоёбы! А ну отмудохайте их так, чтобы Харон из жалости бесплатно через Стикс повёз!

Вдохновляющий призыв командующего словно даровал грекам крылья, и они, ведомые размахивающим табуреткой Ахиллом, сначала остановили троянский порыв, а затем обратили противника в бегство. Воодушевлённый картиной опрокинутого вражеского наступления, Агамемнон вернулся в шатёр, довольный собой, и улёгся на кушетке. Отдохнуть, впрочем, у него не вышло.