О том, что Голицыны (во всяком случае – молодое поколение) принимали его всерьез, свидетельствует история нашумевшей дуэли между А. П. Кушелевым и Н. Н. Бахметевым в 1803 году, где одним из секундантов был двадцатилетний сын князя Сергей. Крылов, по-видимому, сыграл в организации поединка известную роль; во всяком случае, его участие запомнилось другому секунданту – И. А. Яковлеву179. Фигурантами дела об этой дуэли были представители генералитета и знатных фамилий; присутствие рядом с ними Крылова объяснимо лишь безусловным доверием и уважением к нему со стороны С. С. Голицына.
Известное замечание Вигеля об «умном, искусном, смелом раболепстве» Крылова с хозяевами Казацкого180 указывает скорее на мастерскую театрализацию бытового поведения, к которой Крылов часто и охотно прибегал181. В доме Голицыных лицедейство было одним из любимых развлечений182, и здесь он находился в своей стихии. Для усадебного театра в Казацком он сочинил одноактную комедию «Пирог»183 и свой шедевр – «шутотрагедию» «Трумф (Подщипа)», в которой сам исполнил заглавную роль.
Юношеская гордость и амбиции, казалось, канули в Лету, и Крылов нашел себе патрона – почти идеального. Конечно, Голицын, с удовольствием эксплуатируя его комическое дарование, не позволял забывать о том, что он всего лишь клиент, всецело зависящий от щедрот своего покровителя. Тем не менее это было лучшее, на что Крылов в тот момент мог рассчитывать, и потому он готов был всюду следовать за князем, даже в случае его возвращения на службу. Когда в конце 1798 – начале 1799 года Голицын, которого Павел ненадолго извлек из отставки, получил назначение командиром корпуса и прибыл в Петербург, Крылов тоже начал собирать свои документы. 4 января 1799 года Берг-коллегия выдала ему копию потерянного аттестата о службе в Горной экспедиции184. Формально он мог претендовать лишь на какую-нибудь незначительную должность, доступную мелкому штатскому чиновнику, фактически же рассчитывал занять при князе положение «частного секретаря»185, то есть неофициального помощника, в отличие от адъютантов, которые полагались генералу для ведения служебных дел. Однако очередной приступ царского гнева разрушил эти планы и заставил Голицыных, а с ними и Крылова снова выехать из столицы.
Опала закончилась с воцарением Александра I. Возвратив князя из ссылки, молодой император в июне 1801 года назначил его лифляндским, эстляндским и курляндским военным губернатором. Крылов последовал за ним в Ригу. Чтобы освободить для него место, Голицын уволил прежнего «секретаря по части гражданских дел», то есть правителя генерал-губернаторской канцелярии, Ивана Нагеля, а 2 октября обратился в Сенат с ходатайством о том, чтобы не только принять отставного провинциального секретаря Крылова «паки в службу» и назначить на эту вакансию, но и произвести в титулярные советники.
Судя по адрес-календарям тех лет, в остзейских губерниях провинциальный секретарь мог претендовать лишь на очень скромное место где-нибудь в уезде. Даже самый последний из чиновников губернского уровня имел более высокий чин, а уволенный правитель канцелярии был коллежским асессором (VIII класс). Крылову же, чтобы превратиться хотя бы в титулярного советника (IX класс), нужно было перепрыгнуть целых две ступени Табели о рангах, преодоление которых обычным порядком заняло бы девять лет действительной службы. Сенат 11 октября согласился определить его к должности, а в «награждении чином» отказал на том основании, что он «в настоящем [чине] положенных лет не выслужил»186. Свою роль тут явно сыграла «мина замедленного действия» – аттестат о службе в Горной экспедиции, некогда выданный Соймоновым. Из него сенатские чиновники сделали вывод, что Крылов был произведен в провинциальные секретари только в 1788 году. Доказывание реальных обстоятельств заняло почти год, и лишь 31 декабря следующего, 1802 года он наконец получит выслуженный давным-давно чин губернского секретаря.
По милости патрона Крылову досталась высокая должность, но без жалованья. По штату генерал-губернатору на тот момент вообще не полагался секретарь по гражданским делам, и потому предшественник поэта довольствовался выплатой «корабельного дохода» – малой части сборов с судов, заходящих в рижский порт, которая по традиции полагалась некоторым русским чиновникам187. Очевидно, средства, которыми Крылов располагал при начале службы в Риге, были скромны: в конце 1801 года он смог послать брату всего 50 рублей.
Но чуда не произошло: правителем канцелярии генерал-губернатора Крылов пробыл от силы несколько месяцев. Как позднее рассказывала М. П. Сумарокова, родственница Голицыных, воспитывавшаяся в их доме,
когда обнаружилась его неспособность к такой должности <…> на место его был назначен <…> бывший при князе сведущий чиновник Сергеев, а Крылов еще несколько времени оставался в доме только как собеседник188.
А. С. Сергеев, человек в полковничьем чине, куда более соответствующем месту, возглавлял канцелярию Голицына уже в мае 1802 года, когда Ригу посетил Александр I189.
Отставка не была должным образом оформлена, и Крылов продолжал числиться в службе190. Как отмечалось выше, в конце того же 1802 года он даже получит следующий чин. А между тем, освободившись от канцелярии, он жил в Риге в свое удовольствие191. Голицын, по-видимому, представил его императору в числе своих домочадцев, причем с довольно иронической характеристикой. Ответная реплика Александра дошла до нас в позднейшем пересказе Плетнева:
Государь тогда произнес многозначительные слова: «Мне не жаль денег, которые проигрывает Крылов; а жаль будет, если он проиграет талант свой»192.
Лобанов, впрочем, рисует его вполне удачливым игроком:
…жизнь в Риге нашего Ивана Андреевича была периодом его забав всякого рода и разгульной жизни. Тогда преимущественно любил он сидеть на пирах и играть в карты и, по собственному его рассказу, был в значительном (до 70 000 руб.) выигрыше193.
Оставим эту сумму на совести баснописца, но нельзя не признать, что в городе было достаточно богачей, среди которых человек, близкий к генерал-губернатору, легко мог находить карточных партнеров.
Благополучное существование Крылова в Риге закончилось осенью 1803 года, когда что-то заставило его покинуть столицу Лифляндии. Скорее всего, он сделал это по требованию Голицына, поскольку недовольство рижского общества тем, что любимец генерал-губернатора ведет слишком крупную игру, не могло не сказываться на репутации самого князя и на отношении к русской администрации вообще194.
Голицын, в отличие от Соймонова, не стал прямо вредить своему протеже, но все-таки его проучил. На прощание он выдал Крылову вместо обычного аттестата о службе странный документ, описывающий его чиновничьи добродетели в выражениях до такой степени лестных, что это невольно наводит на мысль о весьма едкой иронии:
Отдавая справедливость прилежанию и трудам служившего при мне секретарем губернского секретаря Крылова, сопрягающего с расторопностию, с каковою он выполнил все на него возложенные дела, как хорошее познание должности, так и отличное поведение, долгом почитаю засвидетельствовать сим, что достоинства его заслуживают внимания. Рига. Сентября 26‑го дня 1803 года195.
