Ящики были разных размеров и формы, и на всех черными буквами было написано «Механическое оборудование». Все они были адресованы на кофейные плантации де Хименеса. Ящиков было много, все очень тяжелые, но мы немедленно помещали их в трюм, и на погрузку ушло всего два дня.
Вечером второго дня прибыли пассажиры. Их было пятеро: старший де Хименес, его престарелая мать, его сын, а также мадам де Алькантара и ее дочь. Их сопровождало такое количество чемоданов и картонок, что мой отец с отвращением хмыкнул, а дядя Набот стал мрачен. Думаю, никто из нас, за исключением непостоянного и эксцентричного второго помощника, то есть Джо, не радовался перспективе присутствия женщин в долгом плавании, но мы заключили сделку и должны ее выполнять.
Де Хименес весь день занимался оформлением документов и подготовкой к плаванию, а молодой Альфонсо, которого мой дядя тут же прозвал «маленький Хим», присматривал за погрузкой ящиков с хладнокровием и невозмутимостью ветерана. Пассажиры не хотели ждать ни минуты после погрузки последнего ящика. Билл Брейс, наш механик, заблаговременно привел в действие двигатель, и в сумерках мы подняли якорь и медленно вышли из Порт-Филлипа на спокойные голубые воды Тихого океана. Если правительственные шпионы следили за нами, де Хименес оставался абсолютно равнодушным к ним, да они и бессильны были теперь помешать его планам.
Удобства пассажиров зависели исключительно от двух членов нашего экипажа, представить которых у меня еще не было возможности. Наши удобства уже несколько лет тоже зависели от них, поэтому мое приведенное выше заявление вполне оправдано. Это наши рослые чернокожие, не негры африканского типа, но парни с прямыми черными волосами, туземцы с одного из островов в том самом море, по которому нам предстояло плыть. Их имена Нукс и Бриония, и один из них наш стюард, а второй – кок, причем его, по справедливости, можно именовать «шеф-поваром».
Относительно их имен есть полукомичная история, которую я сейчас вкратце изложу.
Несколько лет назад, когда дядя Набот Перкинс на старом корабле, принадлежавшем ему и моему отцу, плыл из Новой Зеландии в Сан-Франциско, где-то в Южных морях он встретил плывшее в волнах туземное каноэ. Вначале казалось, что каноэ пустое, но когда корабль подошел ближе, матросы заметили что-то лежащее на дне. Они бросили абордажный крюк, подтянули лодку и увидели в ней двух чернокожих, связанных по рукам и ногам и лежащих без памяти из-за отсутствия еды и питья. Никто, в том числе и сами эти бедняги, не могли сказать, сколько дней они провели в море. Их подняли на борт, положили на палубу, и дядя Набот, который единственный на корабле имел хоть какое-то представление о медицине, осмотрел их и обнаружил, что они еще живы. Но состояние бедняг было крайне тяжелым. Не будь у них такого сильного тела и здорового сложения, они давно умерли бы.
Дядя Набот достал корабельную аптечку и обнаружил отсутствие укрепляющих средств. Кроме каломели и хинина, которые казались неподходящими для данного случая, в аптечке были только два флакона гомеопатических таблеток – это были нукс вомика[6] и бриония[7].
Дядя задумался, какое из этих неизвестных ему средств применить, и решил дать одному чернокожему нукс, а другому брионию, надеясь, что по крайней одному из этих бедняг он поможет. И началось лечение. Обоих напоили бренди и водой, и одному дали шесть таблеток нукса, другому – шесть таблеток брионии. И такое лечение повторялось каждый час. Мистера Перкинса чрезвычайно интересовали результаты лечения, и, чтобы не перепутать, он одного черного называл Нукс, а второго – Бриония.
«Нукс» очнулся первым, и, пока любитель врач горевал, что не использовал нукс и для второго, «Бриония» тоже открыл глаза.
Я всегда подозревал, что на самом деле оживили их бренди с водой, но дядя Набот так гордился своим медицинским искусством, что не хотел признавать такую возможность.
– Работа врача – угадывать, – сказал он однажды во время обсуждения этого случая, – и я смог угадать правильно, потому что у меня было только два лекарства, и оба рекомендовались как способные уничтожить болезнь. Эти чертовские маленькие пилюли подействовали на них, как волшебство, так я считаю.
Нукс и Бриония выздоровели, к ним вернулись силы, и я никогда не встречал более благодарных людей. Они не знали ни слова по-английски, а их собственный язык был загадкой для экипажа, но они были очень наблюдательны и охотно брались за любую работу, которую им поручали.
Не зная, где их высадить, и не желая задерживаться из-за двоих чернокожих, мой дядя решил взять их с собой, и их ум и преданность так его поразили, что еще до конца плавания он ценил Нукса и Брионию больше всех остальных членов экипажа, вместе взятых. Они то тут, то там подбирали по английскому слову и постепенно научились понимать, а потом и бегло говорить. Но они никогда ни слова не говорили о своем прошлом и о прежнем опыте, и мы ничего не знали об их прошлой жизни.
На следующий год у нас был новый корабль, на котором я с дядей Наботом совершил свое первое плавание, и Нукс и Бриония так верно служили мне – в одном случае они спасли мне жизнь, – а я научился так высоко их ценить, что между нами возникла дружба, которая с годами только крепла. Конечно, когда мы построили новый прекрасный корабль «Чайка», Нукс и Бриония стали такой же неотъемлемой частью, как мы сами, и должен сказать, что ни у одного хозяина никогда не было таких верных и способных слуг.
Бриония из них двоих более рослый, хотя оба очень сильны, и, возможно, Бриония чуть умней и активней, чем Нукс. Он стал нашим коком, с поразительной быстротой обучился этому искусству, и я уверен, что лучшего корабельного повара не бывало. Нукс, добродушный и веселый, сильный, как бык, стал нашим стюардом и прекрасно прибирался во всех каютах. Когда требовалось, они выполняли и другие задания, и оба сопровождали меня в головокружительных приключениях, показав себя отважными, умными и верными. Постепенно мы все стали очень надеяться на этих островитян с Южных морей, а они в свою очередь очень привязались к нам, особенно к дяде Наботу и мне.
Так получилось, что впервые с тех пор, как они попали к нам, мы плыли по Южным морям. Мы были на Аляске, в Панаме, в Египте, в Китае и на Юкатане, но капризы торговли впервые привели нас в южную часть Тихого океана. Когда еще мы направились в Австралию, я им сказал:
– Ребята, в этом плавании мы будем рядом с вашим островом.
Они быстро переглянулись, но ничего не ответили. Они как будто не радовались и не печалились, но принимали это плавание с таким же философским спокойствием, как остальные. Когда я рассказал об этом дяде Наботу, он заметил:
– Не понимаю, почему плавание по Южным морям должно казаться им чем-то особенным. Сэм, на юге Тихого океана миллионы маленьких островов, и ни один из них ничего не стоит. Нукс и Бри – туземцы с одного из этих островов, и судя по тому, в каком состоянии мы их нашли, жизнь у них была трудная и дикая. То, что я их подобрал, для этой пары было большой удачей. Теперь они цивилизованные индейцы, и на борту у них роскошная жизнь по сравнению с тем, как они жили раньше. К тому же мы хорошо с ними обращаемся, и они хорошо к нам относятся. Сомневаюсь, чтобы они захотели вернуться к прежней жизни, если бы мы причалили к их острову.
– Надеюсь, они этого не захотят! – воскликнул я. – Как ты думаешь, сколько им лет, дядя Набот? Я их спросил, но они покачали головами и сказали, что не знают.
– Наверно, действительно не знают: многие дикари не считают свои года, они считают, что это приносит несчастье. Но я бы сказал, что им по двадцать пять лет. Нукс, возможно, старше, но ненамного.
Возможно, вполне естественно, что наши чернокожие островитяне очень интересовали Альфонсо де Хименеса и Люсию де Алькантара. Они привыкли к темнокожим народам, и в Австралии много выходцев с Борнео, островов Самоа и из Вест-Индии, много малайцев, филиппинцев, японцев и китайцев, но Нукс и Бриония отличаются красотой и достоинством, и я часто думал, что больше всего они похожи на пустынных мавров.