— И... там... я буду совершенно один?..

— Да, вам никто не будет мешать... словом, мой дорогой, полная свобода действий, довольны?

С несчастным видом Ромео заверил коллегу, что ничто не может доставить ему большей радости, чем вот такая полная свобода действий.

— А там, в старом городе, есть какие-нибудь гостиницы?

— Вам в гостиницу? Речи быть не может! Нет, вам надо будет поселиться у кого-нибудь из местных жителей, чтобы наслаждаться семейной атмосферой, которую так любят наши мудрые профессора.

— Ах вот как?.. И что... у вас уже есть какие-нибудь идеи, где мне следовало бы поселиться?

— Ни малейшей.

— Как же тогда быть?

— А вот как, — проговорил Манфредо, явно гордясь собой, — вы, голубчик, будете у нас приятелем одного друга семейства Тринко.

— Семейства?..

— Семейства, очень близкого к бергамскому духовенству, — он вынул из кармана письмо. — А глава его, почтеннейший Бенджамино Тринко, дал вам рекомендательное письмо к настоятелю церкви Санта Мария Маджоре дону Джованни Фано, который и найдет вам пристанище у кого-нибудь из своих прихожан. Все будут в курсе, под чьим покровительством вы находитесь, и никто не посмеет ни в чем вас заподозрить. За сим не смею больше вас задерживать, ибо догадываюсь, как вам не терпится поскорее приняться за работу... Само собой, если ситуация станет осложняться, немедленно дайте нам знать. Без всякого ложного стыда, договорились?

Потом, игриво улыбнувшись, Манфредо добавил:

— Я совсем не хочу, чтобы с вами случилось то же, что с Велано. Боюсь, Мальпага никогда бы мне этого не простил!

При всем желании Ромео так и не удалось выдавить из себя смех, дабы поддержать шутку хозяина.

— В газете мы дадим небольшую заметочку, что-де некий приезжий из Неаполя повздорил в «Каприано» с официантом, но все обошлось без особых осложнений. Я — или лучше кто-то из моих подчиненных — отпустил вас, взяв предварительно солидный штраф.

— А как же с официантом?

— Ансельмо? Так это один из наших осведомителей... Редкий комедиант, а? С такой идиотской физиономией и повадками — ну кому придет в голову хоть в чем-то его заподозрить?

Не в силах обрести обычного равновесия, Тарчинини решил воспользоваться солнечной и все еще достаточно прохладной погодой и подняться в старый город пешком. Прогулка, рассчитывал он, поможет ему вновь обрести хладнокровие и развеет ненужные тревоги. Поразмыслив, он пришел к выводу, что, если у местных торговцев наркотиками нет сообщников в Вероне, они так никогда и не узнают о сцене у автобуса, ведь он оказался единственным пассажиром, который вышел в Бергамо. Впрочем, будь даже у этих подонков осведомители в Вероне, нет никаких оснований подозревать, будто кто-то из них оказался в тот момент на автобусной остановке. А несколько изощренные меры предосторожности, придуманные Манфредо Сабацией, отведут от него последние подозрения.

Повеселев от этих умозаключений, где романтизм явно брал верх над здравым смыслом, веронский полицейский бодро вышагивал по длинному бульвару Витторио Эммануэле, время от времени останавливаясь на последней, крутой части подъема, чтобы полюбоваться окрестностями. Потом через ворота Сан Агостино он вошел в древнюю часть города и по виа Порта Дипинта направился к центру квартала самой старой площади, которая так и называлась — пьяцца Веккья, или Старая площадь. Слегка разгорячившись от подъема, он решил зайти в бар со странным названием «Меланхолическая сирена». Толкая дверь, Ромео подумал, что вполне понимает меланхолическое настроение сирены — бедняжку занесло так далеко от моря...

Появление незнакомца произвело некоторую сенсацию среди потягивающих вино немногочисленных посетителей. Где бы Тарчинини ни появлялся, он никогда не оставался незамеченным. Делая вид, будто не замечает всеобщего интереса, он невозмутимо подошел к стойке. Хозяин, великан лет шестидесяти с наголо бритой головой и в рубашке кроваво-красного цвета, тут же осведомился:

— Что желаете, синьор?

— Пива.

— Турист? — поинтересовался хозяин, подавая Ромео пиво.

— Нет, профессор.

— Вот как?

— Да, из Неаполитанского университета...

По столикам пронесся ропот восхищения, и польщенный Тарчинини тут же забыл, что стал профессором только благодаря стараниям Мальпаги.

— Приехал сюда, — добавил он, — изучать венецианское влияние на средневековую архитектуру Бергамо, у меня на будущий год запланирована на эту тему публичная лекция...

— Подумать только!..

На типа в красной рубашке эта новость явно произвела впечатление.

— В первый раз у нас в Бергамо, синьор профессор?

— Признаться, да... Раньше-то я в основном занимался архитектурой средней Италии...

— И как вам наш город?

— Ma che! Это просто жемчужина!

Ромео почувствовал, как его обволакивает волна всеобщей симпатии.

— Надолго к нам пожаловали?

— Да я бы вообще отсюда не уезжал! — Он глубоко вздохнул, потом пояснил: — Если бы не жена с детишками... Не могу же я их покинуть, даже ради любви к Бергамо, как вы считаете?

Все засмеялись, а очарованный хозяин тут же предложил:

— Надеюсь, синьор профессор, вы окажете мне честь и выпьете со мной стаканчик вина?

— Не откажусь!

Хозяин извлек из своих личных запасов бутылочку «Сасселлы», с невероятными предосторожностями откупорил, понюхал пробку, потом сунул себе под нос горлышко и с блаженной улыбкой сообщил Ромео:

— Уже восемь лет, совсем большой мальчик...

Не спуская глаз с алеющей влаги, они легонько чокнулись и с благоговением отпили из стаканов.

— Что вы на это скажете, синьор профессор?

— Что если продолжу в том же духе, то в конце концов забуду не только Неаполь, но и все свое семейство!

— Еще стаканчик?

— При условии, что на сей раз плачу я!

— Что с вами делать, синьор профессор, считайте, что договорились.

Они снова выпили, и Тарчинини уже с удивлением вспоминал о своих глупых страхах, мучивших его с момента отъезда из Вероны. Он почувствовал себя совершенно другим человеком. Он уже никого не боялся и был уверен, что очистит Бергамо от скверны! Блестя глазами, облизывая влажные от вина губы, он сообщил хозяину:

— Кажется, теперь у меня есть в Бергамо надежное пристанище!

Растроганный любезностью неаполитанца, хозяин «Меланхолической сирены», не спрашивая согласия гостя, снова наполнил стаканы. Оживившись от обильных возлияний, Ромео почувствовал какое-то странное нетерпение.

— Мне хотелось бы поселиться где-нибудь в вашем очаровательном старом городе... Сейчас я остановился в гостинице «Маргарита», это на пьяцца Витторио Венето.

— И что, вам там что-нибудь не по душе?

— Да нет, почему же... просто это далековато от старого города, да и от вас тоже... а я ведь уже не молод. Вы случайно не знаете какого-нибудь семейства, которое могло бы меня приютить?

— Даже не знаю... Боюсь, синьор профессор, те, к кому я мог бы вас направить, не смогут вас принять как подобает... — он повернулся к посетителям. — Эй, Себастьяно, ты случайно не знаешь какого-нибудь приличного дома, где могли бы достойно принять синьора профессора?

Тот, кого назвали Себастьяно, — высохший, словно обожженный солнцем старикан, — поднялся из-за стола, где он меланхолически рассматривал опустевший стакан, и подошел к стойке в надежде, что ему предложат задаром выпить стаканчик-другой вина.

— Себастьяно Фраттокье, — представил его хозяин, — всю жизнь прожил на пьяцце Веккья и не нажил себе ни одного врага, кроме работы.

Ромео протянул старику руку и предложил выпить стаканчик «Сасселлы». Тот не заставил себя долго упрашивать, и хозяину «Меланхолической сирены» пришлось отправляться за следующей бутылкой, Себастьяне признался, что в данный момент у него нет никаких конкретных идей, но как только позволят обстоятельства — то есть, уточнил он, как только солнце перестанет так нещадно палить и вызывать у него неутолимую жажду, — он тотчас же отправится на поиски подходящего варианта.