— Ты когда собираешься в отпуск?

Тарчинини не спеша отер губы, бросил меланхолический взор на пустую бутылку «Соаве», потом ответил:

— Через три дня.

— А куда ты едешь?

— На Адриатическое море... Кузина Эузебия возьмет на себя заботу о малышах, она приедет послезавтра из Удине....

— Небось, никак не дождешься, а?..

— Да не сказал бы... Знаешь, для меня каждый день, проведенный вдали от Вероны, можно сказать, потерян... Это все Джульетта...

В этот момент принесли «ризотто»¹ с куриной печенкой, один аромат которого невольно заставил бы улыбнуться любого веронского гурмана. И он тут же напрочь забыл о странном вопросе друга, целиком отдавшись изысканным гастрономическим удовольствиям. Бутылочка настоящей «Вальполичеллы» довершила дело, и комиссар впал в состояние эйфории, в которой мог выслушать невесть что. Инициатор неожиданного обеда, воспользовавшись тем, что поблизости не было официанта, приступил, наконец, к основному разговору.

— А что бы ты сказал, Ромео, если бы я попросил тебя немного отложить отпуск?

Тарчинини, начавший было погружаться в блаженную истому, даже вздрогнул.

— Ma che, Челестино! Ты в своем уме?

— Вроде не жалуюсь...

— Тогда скажи, в чем я провинился, за что ты собираешься лишить меня заслуженного отдыха?

— Прошу тебя, не заводись!

Но Ромео уже понесло.

— Ни слова больше, Челестино,— проговорил он с искренним негодованием,— я и так все понял! Твой обед это просто ловушка! Я всегда считал тебя другом, а ты оказался настоящим Иудой! Ты воспользовался тем, что я люблю хорошо поесть! Ты злоупотребил моим аппетитом! Ты хочешь погубить меня, Челестино!

— Ты кончил?

— Нет, не кончил! Не хочу я больше твоего обеда!

Тарчинини встал и, преисполненный достоинства, добавил:

— Пожалуйста, извинись за меня перед Джоко, но я не могу больше оставаться в обществе человека, к которому потерял теперь всякое доверие! Прощай, Челестино.

— Может, хоть выпьешь на прощанье еще стаканчик «Вальполичеллы»? Не каждый день выпадает пить такое вино, как здесь...

Ромео слегка поколебался, потом, так и не присев, взял в руку стакан.

— Просто не хочу тебя обижать...

В этот самый момент официант водрузил на стол блюдо с жареным карпом. Сразу потеряв всякий интерес к Ромео, Мальпага принялся разделывать рыбу, от которой Тарчинини не мог отвести восхищенных глаз. Когда шеф уже принялся мирно жевать, Ромео как-то глухо пробормотал:

— Знаешь, пожалуй... пока я окончательно не рассердился... может, все-таки объяснишь... за что это вдруг такая немилость, а?..

— С человеком, для которого отпуск дороже дружбы,— пожал тот плечами,— нам больше не о чем разговаривать.

— Челестино, да как у тебя язык повернулся!.. Разве можно вот так, одним махом, зачеркнуть нашу многолетнюю дружбу?.. Нет, никогда себе не прощу, если не сделаю последней попытки... Так и быть, я согласен снова сесть с тобой за один стол. Как карп?

Карп оказался превосходным, и Ромео снова развеселился. Еще один стаканчик «Вальполичеллы» довершил дело.

— Так почему же все-таки ты решил лишить меня отпуска?

— Да не лишить, просто немного отложить...

— Так бы сразу и сказал, это же совсем другое дело...

Тарчинини явно сдавался. А появление метрдотеля с говяжьей вырезкой, запеченной в тесте и фаршированной печенкой и сыром «горгондзола», окончательно убедило Ромео, что, в сущности, просьба шефа не так уж страшна, как ему показалось вначале.

— А по какой же такой причине, Челестино, — поинтересовался он между двумя кусочками вырезки, — тебе вдруг приспичило нарушать все мои планы?

— Чрезвычайные обстоятельства.

— Вот как?

— Теперь ты вроде уже успокоился, так что выслушай меня хорошенько. Тебе известно, что Манфредо Сабация, шеф уголовной полиции Бергамо, мой старый школьный товарищ?

— Да я и сам его знаю. Очень славный парень. Передай-ка мне «Вальполичеллу».

— Так вот,— продолжил Мальпага, исполняя просьбу,— Манфредо попал в очень скверную переделку. С некоторых пор Бергамо стал превращаться в крупный перевалочный пункт торговли наркотиками. По чьей-то воле этот тихий городок стал прямо-таки каким-то распределителем зелья по всей Северной Италии.

Захваченный профессиональным азартом, Ромео слушал, боясь пропустить хоть единое слово, и так увлекся, что даже не заметил, как прямо у него под носом вырос торт, а официант, ответственный за напитки, с величайшими предосторожностями и почтением откупорил бутылку «Аммандолато». Одного глотка этого божественного напитка оказалось достаточно, чтобы растроганный Ромео был готов принять близко к сердцу все несчастья Манфредо Сабации, сути которых он, впрочем, пока еще не знал. Покончив с десертом и в ожидании кофе, он с нетерпеливым вниманием ждал дальнейших разъяснений своего друга и шефа.

Опасаясь, что все его сотрудники слишком хорошо известны в городе, Манфредо попросил прислать ему кого-нибудь из Милана. К нему направили одного очень толкового полицейского, Лудовико Велано, крупного специалиста по части борьбы с торговлей наркотиками...

— И что дальше?

— Два дня назад обнаружили его труп, неподалеку от железной дороги...

— Несчастный случай?

— Нет, убийство. Лудовико Велано получил две пули, одна попала прямо в сердце...

— Насчет убийц ничего не известно?

— Нет, ничего.

Внезапно вкус «Аммандолато» показался Тарчинини не таким приятным, как вначале.

— Но... ведь, должно быть, накануне гибели Лудовико обнаружил что-нибудь такое, с чего можно было бы возобновить поиски?

— Это неизвестно.

— Что это за басни ты мне рассказываешь?

— Это чистая правда, Ромео. Единственное, что Лудовико успел сообщить Манфредо Сабации: он подружился с неким Эрнесто Баколи, который живет в старом городе. Этот Эрнесто был художником, молодой, немного богемного типа. Похоже, Лудовико был уверен, что с его помощью ему удастся добиться цели.

— Эрнесто Баколи уже допросили?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он исчез.

— А что, неизвестно, где он живет?

— Нет, неизвестно.

— Ma che! Что-то даже не верится...

— Единственное, что остается предположить — парень не назвал Лудовико своего настоящего имени...

— Выходит, сообщник?

— Ну, это не факт. Может, у него были серьезные основания опасаться полиции, и он не захотел раскрывать своего убежища.

— Но ведь ты же сам сказал, что они с Лудовико стали друзьями?

— Может, он рассчитывал расплатиться за прежние грехи? Кто теперь нам скажет, что там пообещал ему наш товарищ?

Оба замолкли. Словно бы напрочь позабыв о только что закончившейся роскошной трапезе, они были целиком поглощены заботами своего нелегкого ремесла.

— Ma che, Челестино,— покончив с кофе, первым спохватился Тарчинини,— а при чем же здесь мой отпуск?..

— По моему мнению,— перебил его Мальпага,— в этом деле с самого начала была допущена грубейшая ошибка. Не успев появиться в Бергамо, Лудовико сразу же отправился в уголовную полицию. Нет никаких сомнений, что его сразу же раскрыли. Он много раз показывался в кабинете у Манфредо Сабации. Это тоже было известно. Значит, те узнали и о его знакомстве с Эрнесто Баколи... И как только поняли, что он недалек от цели, тут же его прикончили.

— Выходит, ты думаешь, что и этого Эрнесто...

— ...тоже убрали, это ясно. Думаю, на днях где-нибудь обнаружат его тело. Ты понимаешь, Ромео, просто, по-моему, надо действовать совершенно другим способом. Надо послать в Бергамо человека, который сможет, не вызывая ни малейших подозрений, сойти за какого-нибудь праздного туриста, который не только не будет ни от кого прятаться, а станет спокойно разгуливать у всех на виду и даже привлекать всеобщее внимание. Или, скажем, какого-нибудь профессора, который приехал откуда-нибудь с юга изучать бергамскую архитектуру. Короче говоря, человека, который и носа не покажет в полиции, а с Манфредо будет встречаться только в каких-нибудь общественных местах. Остается добавить, что это должен быть первоклассный полицейский, уже не раз показавший себя в серьезных делах.