— Да... — не поднимая головы, прошептал дон Умберто.— Трудно свернуть с дороги, на которую уже ступил.
Тарчинини не совсем понял, что он имел в виду — если он вообще хоть что-нибудь имел в виду. Он вышел из комнаты и спустился на первый этаж как раз в тот момент, когда в дом входил дон Джованни Фано, сразу же с порога принявшись отчитывать встречавшую его донну Клаудию.
— Я только что встретил Терезу, она шла в полицию, и случайно узнал от нее о вашем несчастье... Как же случилось, дочь моя, что вы даже не сочли нужным поставить меня в известность?
— Я боялась... то есть я хочу сказать... Святой отец, ведь Софья наложила на себя руки...
— Что это меняет?
— Но... я думала... ведь церковь...
— Церковь, дитя мое, всегда отличит заблудшую овцу от паршивой, даже если она в минуту помрачения и совершила тяжкий грех... Я достаточно хорошо знал донну Софью и уверен, что в здравом уме она никогда бы на такое не решилась. Вы ведь согласны со мной, синьор профессор? — вдруг обратился он к Ромео.
— Бесспорно, святой отец.
— А теперь, дочь моя, — повернулся он к донне Клаудии, — проводите меня к усопшей.
Однако прежде чем уйти, святой отец бросил на Тарчинини испепеляющий взгляд и с явной угрозой в голосе пробормотал:
— Надеюсь, вы не приложили руку к роковому решению этой несчастной?
И, не дожидаясь ответа, последовал за уже поднимавшейся по лестнице хозяйкой дома.
Веронец же вернулся к себе в комнату, навел красоту, оделся и выбрал самый нарядный галстук. Приводя себя в порядок, он услышал знакомый говор и понял, что в дом прибыл комиссар Даниэле Чеппо. Потом до него донесся чей-то рассерженный голос. Несомненно, полицейский упрекал Гольфолина за то, что те вынули покойную из петли, лишив тем самым специалистов, возможно, решающих фактов. Потом кто-то снова приходил и уходил. Тарчинини слитком хорошо знал все непреложные ритуалы такого рода дел, чтобы хоть как-то реагировать на всю эту суету. Зато отлично представлял себе, как, должно быть, встревожено этим нашествием семейство Гольфолина. Только одной Софье, подумал он, теперь уже все безразлично...
Что же все-таки имел в виду этот старик Умберто? «Трудно сойти с дороги, на которую уже ступил»... Может, он хотел дать понять, что, оказавшись во власти ревности, Софья так и не смогла справиться со своими чувствами? Или что молодая женщина по собственной вине оказалась в таком положении, из которого уже не было иного выхода? Пусть так, но что же это тогда за положение? Надо бы поподробней расспросить дона Умберто... Только вряд ли это окажется очень простым делом...
Во всем этом было много неясного, и Ромео ломал себе голову, пытаясь докопаться до истины.
Он был все еще погружен в размышления, когда раздался стук в дверь. Он пригласил войти, и на пороге появилась донна Клелия. Тарчинини был вовсе не в том настроении, чтобы снова выслушивать бред старухи. Он поспешил к донне Клелии, схватил ее за рукав и стал выпроваживать из комнаты.
— Только не сейчас, донна Клелия... только не сейчас...
— Выслушай меня, Серафино, я просто хотела тебя предостеречь!
— Потом... немного погодя...
— Но ведь они пришли за тобой! Спасайся, Серафино!
— Это еще кто?
— Полиция!
— Успокойтесь! С чего бы им меня трогать?
— Потому что они догадались, что это ты убил Софью, ведь она хотела отнять тебя у меня!
— Да замолчите вы! Совсем свихнулась, бедняга! Ну-ка, выходите отсюда вон!
А с порога за всей этой сценой с улыбкой наблюдал комиссар Чеппо.
— Ma che! Разве можно, синьор профессор, с вашими-то титулами, так неучтиво обходиться с пожилой дамой?
Потом, минуту помедлив, вежливо добавил:
— ...пусть даже она и считает вас убийцей?..
— Чушь какая-то...— поначалу растерявшись, попытался взять себя в руки Ромео.— Несчастная женщина просто бредит...
Донна Клелия изобразила реверанс комиссару, потом послала веронцу воздушный поцелуй и проговорила:
— Если они засадят тебя в тюрьму, я буду тебя навещать... а если оставят на свободе, то не забудь, Серафино, что сегодня вечером мы с тобой должны, наконец, уехать в Мантую, ты помнишь?
И она незаметно и быстро, как мышка, выскользнула из комнаты.
— Ну, что вы на это скажете, синьор профессор?— поинтересовался Даниэле Чеппо, покрепче закрывая за ней дверь.
— Не думаю, чтобы вы придавали хоть малейшее значение тем небылицам, которые рассказывает эта несчастная... К тому же она постоянно называет меня Серафино, хотя у меня совсем другое имя.
— А как насчет Аминторе?
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Просто мне хотелось бы узнать, а Аминторе ваше настоящее имя? И действительно ли ваша фамилия Роверето?
— Не понимаю вашего вопроса.
— А что тут не понимать? На этот вопрос можно ответить только либо «да», либо «нет»... Ну так как же?
— Конечно, меня зовут Аминторе Роверето, и я имею честь быть профессором средневековой археологии в Неаполитанском университете, что, впрочем, достаточно убедительно подтверждают и мои документы.
— Все это, синьор, выглядит гораздо менее убедительно, чем вам бы хотелось, потому что мы звонили в Неаполь и там нам сказали, что поста, о котором вы только что упомянули, там вообще не существует и в довершение всего никто никогда не слышал о человеке по имени Аминторе Роверето. Что вы на это скажете?
В глубине души Тарчинини проклинал неуместное усердие своего бергамского коллеги. Тот же все никак не унимался.
— Человек с подложными документами, который присваивает себе какое-то фальшивое звание, выдает себя то за холостяка, то за отца многочисленного семейства, который все время ходит и расспрашивает людей о парне, которого несколько дней назад нашли убитым... согласитесь, есть чем заинтересоваться полиции... Как вы считаете?
— Пожалуй.
— В таком случае, как вы все это можете объяснить?
— Думаю, лучше, если вы попросите объяснений у комиссара Манфредо Сабации.
— Что-о-о?.. — подскочил Даниэле Чеппо.
Веронец приложил палец к губам, призывая собеседника к молчанию, рванулся к двери и, резко распахнув ее, обнаружил на пороге донну Клелию.
— Они не обижают тебя, Серафино? — плаксиво пробормотала она. — Может, мне лучше остаться с тобой? Так я, по крайней мере, могла бы тебя защитить… Я не смела войти, но у этого типа такое недоброе лицо...
— Нет, все в порядке... лучше пойдите отдохните... чтобы быть в форме, когда настанет время нашего отъезда.
— Как ты думаешь,— лицо старухи сразу засветилось,— может, мне надеть то белое платье, которое было на мне, когда мы с тобой познакомились?
— Отличная мысль...
И, хлопая в ладоши, она стремглав убежала прочь. Тарчинини еще раз проверил дверь, потом снова подошел к полицейскому и вполголоса поинтересовался:
— Так что, вы хотите знать, кто я есть на самом деле?
— Был бы просто счастлив.
— Комиссар Ромео Тарчинини, из веронской уголовной полиции, по просьбе комиссара Сабации направлен в Бергамо со специальным заданием разоблачить преступную группу торговцев наркотиками, убивших инспектора Велано и Эрнесто Баколи.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Комиссар Даниэле Чеппо на пару секунд потерял дар речи, потом, слегка оправившись от изумления, воскликнул:
— Ma che! Этого не может быть!
— Очень даже может! Естественно, у меня нет при себе никаких документов по причине, которая должна быть для вас совершенно очевидной. Однако вы в любой момент можете позвонить Сабации, и он подробнейшим образом опишет вам мой портрет...
— Для успокоения совести, синьор комиссар, я так и сделаю, но я уже и без того нисколько не сомневаюсь, что имею честь разговаривать со своим глубокоуважаемым веронским коллегой, о котором очень много слышал, и всегда только одни похвалы.
Тарчинини принял скромный вид, который шел ему, как бретонский чепчик карабинеру, и вяло запротестовал:
