Ромка, как собака, повернул голову набок. Это был не металл, совсем не металл. По ощущениям больше всего походило на крашеную деревяшку. Постучал – стук по фанере.

– Он деревянный, – тупо сказал Роман. – Фанерный.

– Что и следовало доказать, – отозвалась Кристина.

– Твою мать, – резюмировал Костик и тут же проявил меркантильность: – Лаве на троих пилим, поровну.

– Хорошо, – без особого сожаления согласился Роман.

К дому они вернулись почему-то невеселые. Хоть и сразу было ясно, что не может все это оказаться правдой, что нельзя проходить тесты на карусели и на качелях, крутя «солнышко», но почему-то так им хотелось верить в эту сказку. Да и деньги эти заставляли верить. Но когда увидели, собственными руками фанеру крашеную пощупали, о гвозди, вбитые криво, укололись – там уже и деньги были бессильны.

В дом первый Костик вошел. Нагло, без былого трепета, без той стеснительности.

– Эй, хозяин, – голос у него теперь стал басовитый, раскатистый. – Ты знаешь, что у тебя корабль фанерный?

– Что? – спросил Федя, совсем не заикаясь.

– Ничего, – ответил Костик зло.

– Аннализы еще не гот-товы, – будто и не слышал про фанеру. – П-подождит-те еще.

– Нет, Федя, пойдем мы, – совсем грустно сказал Костик, беря со стола увесистую пачку денег. Он уже было шагнул к выходу, но вдруг остановился, обернулся и сказал тоскливо: – Федя, а я ведь тебе поверил.

– П-подождите. Подож-ждите. Я вам ещ-ще дам, ав-ванс, деньги. Ст-только же. Хорошо? – он на них с такой тоской смотрел, с такой мольбой, с такой жалостью, и с этими очками его с невероятными диоптриями он был еще жальче, еще тоскливее.

– Хорошо, – согласился Костик. Облизнул губы и добавил тихо: – Только денег больше не надо. За это спасибо.

Кристина и Рома посмотрели на Костика так, будто впервые увидели. Ну никак нельзя было ожидать от него такого благородства.

– Сколько ждать? – спросила Кристина.

– Час, – с готовностью выпалил Федя. – Од-дин час. На улице, пож-жалуйста. На улице ждите. Час.

– Хорошо, – Костик грузно протиснулся в дверь, вышел.

На улице они уселись на те самые карусели – первое их «космическое» испытание. Костик оттолкнулся, и карусель со скрипом пошла по своему вечному кругу.

– Жаль, – тихо сказала Кристина.

– Почему? – спросил Роман, хоть и самому ему было жалко.

– Потому что все это туфта оказалась, – вместо нее ответил Костик и сильнее оттолкнулся от земли, карусель завертелась чуть быстрее. – Я с детства о космосе мечтал. Я в бокс поэтому пошел.

– В бокс? – спросила Кристина. – При чем тут бокс?

– У космонавта здоровье должно быть. А у нас только бокс был. Я в бокс пошел, – говорил он просто, рублено. – А я хотел. Я на Байконуре был. Один раз. Стартовый стол видел. И там небо такое… Большое… Оно… оно как… черное такое, синее… глубокое.

Видно было, что силится он рассказать то, что не под силу ему выразить простыми словами, а материться сейчас он не хотел.

– И я тоже хотел космонавтом стать, – грустно признался Роман. – У меня телескоп был. Отец из загранки привез. Мы с братом на звезды смотрели. Они по-другому выглядят, не как в учебнике астрономии. Яркие. У нас карта была большая, звездная карта – во всю стену. Мы в загадки по ней играли. Я звезду покажу, и брат ее ищет. Он покажет – я ищу, – усмехнулся. – Правда, только один раз нашел, если по-честному.

– У меня тоже звездная карта была, – отозвалась Кристина. – Ее мама из института принесла. Она на холсте была. Мы ее как скатерть стелили. А папа говорил всегда: «зовущая сковородка галактики» – они там как кругом звезды в черном, – и закончила грустно: – А телескопа у меня не было.

Они замолчали. Больше сказать было нечего. Оставшееся время их карусель тихо и жалобно поскрипывала, а потом появился из дома радостный, сияющий Федя.

– Г-гот-т-тов-во! – от радости он заикался пуще прежнего. – В-вы в-в-все п-под-дходите! П-пойдемте!

– Куда? – не понял Костик.

– В к-к-к-кор-р… – и вместо ответа он ткнул пальцем на сарай.

– Зачем?

Федя не ответил, он уже торопливо ковылял вверх в горку, к сараю.

– Дурик, – сказал Костик, но следом пошел. И остальные тоже пошли.

Когда они пришли в сарай к той фанерной громадине, Федя уже развел там бурную деятельность. Он достал откуда-то длиннющую приставную лестницу, на растяжках под потолком горели лампы без абажуров, в углу сарая глухо жужжал генератор.

– П-пойд-демте, – он махнул рукой и быстро полез вверх по приставной лестнице.

Роман пригляделся и увидел в том месте, куда вела лестница, открытый люк. Внутри уже тоже горел свет.

– Круто он подготовился, – усмехнулся Костик и тоже полез вверх.

– Ну что, пойдем, посмотрим, до чего человека может довести шизофрения с аутсай… аутис… – спутался Роман.

– Аутизм, выпадение из реальности, – поправила его Кристина и взялась за перекладины лестницы.

Внутри корабль оказался огромным и достаточно комфортным. Был он обставлен в духе фантастики семидесятых: кресла яйцевидной формы, оббитые серебристой тканью. На картонных щитах цветные пластмассовые кнопки. Кругом лампочки, тумблеры, как на старых магнитофонах, перед одним креслом зачем-то трещотка от стиральной машины «Чайка» приделана.

– Садитесь, – Федя уже застегивал ремни на своем кресле.

Они сели, пристегнулись, как и он, будто все втроем сговорились играть в эту игру сумасшедшего.

– П-п-приготовьтесь, – он перещелкнул тумблер рядом с собой, повернул трещотку «Чайки», и та застрекотала, отсчитывая секунды.

Ничего не происходило. Совсем ничего. Да пусть бы уж лучше задрожала вся эта конструкция, затряслась бы вся, рухнула бы даже – и то было бы лучше, чем ничего. Все потерянно поглядывали друг на дружку, пожимали плечами, и только Федя нервно облизывал губы и, не отрываясь, смотрел за тем, как старая трещотка приближается к нулю. Треск замедлился, еще пару раз тикнуло, и таймер встал.

Федя громко сглотнул и новым, уверенным голосом сказал:

– Получилось!

– Что получилось? – спросила Кристина.

– Все! – он будто забыл о том, что заикался. – Все получилось! Корабль выявил полный экипаж, он протестировал ДНК и определил то, что вы разумны. Мы улетели! Как я устал от этой вашей планеты, сколько лет, сколько лет. Понимаете, была неудачная посадка, и я остался один, а компьютер – это же железка, ему… Ему четыре члена экипажа надо было. Четыре! И эта ваша атмосфера, она просто убивала мое горло. Как легко дышится! Как легко!

Костик несколько раз вдохнул, пожевал, будто пробуя воздух на вкус, хмыкнул.

– А зачем ДНК наши проверял? – спросил Рома.

– Разумность выявить.

– Чего? – усмехнулась Кристина. – Разумность?

– А что? Знаете, у скольких людей способность к мышлению отсутствует.

– Бред. Ладно, Федя, нам пора, – сказала она, поднимаясь с кресла. – Спасибо за все, не обижайся, если что не так…

Она сделала лишь один шаг, когда непривычно твердый голос Феди скомандовал:

– Включить обзорные экраны!

И все. Выгнутая стена перед ними пропала, а за ней оказалась бесконечная глубина космоса и завихрения той самой звездной карты – Млечный Путь, манящая сковородка Вселенной.

Развалившись в кресле, Андрей мысленно воспевал гения, изобретшего кондиционер. Но стоило лишь на секундочку прикрыть глаза под потоком прохладного воздуха, как ехидно улыбающаяся судьба тут же продемонстрировала закон подлости в действии: дверь в кабинет распахнулась, грохнув о шкаф с документами.

Андрей от неожиданности вздрогнул – так нагло ворваться к нему мог только начальник управления. Но на пороге возник лейтенант Игнатов с выпученными то ли от удивления, то ли от испуга глазами. Пригнувшись, чтобы не задеть кучерявой головой притолоку – с его ростом это было весьма вероятно, лейтенант подбежал к столу и замер.

– Инспектор Гаджет, стучаться не учили?! – навалился на стол Андрей. – Если до сих пор не запомнил, кто я – читай табличку на двери! Или чтение больше не входит в программу обучения?