Я и на самом деле твердо сказал родителям, что на сдачу экзаменов экстерном согласен, но на учебу нет. И так в прошлой жизни за партой почти двадцать лет провел. Еще четыре года? Нет, не желаю! Может, если бы меня отправили в университет сразу, после попадания, то учился бы, и не вякал. Но тогда-то меня отец из университета и изымал. Молодец, между прочем батюшка. До сих пор не понимаю, как люди математику могут любить?

— Тогда ему, дураку, придется двадцать экзаменов сразу сдавать, — сказал отец.

— Так уж и сразу?

— Не за день, конечно, месяца за три, а то и за четыре, — ответил Чернавский-старший. — Уточню, когда лучше в Москву ехать, когда Ваньке прошение подавать. Надо еще уточнить — нужно ли плату за обучение вносить? Опять расходы…

Я слегка возмутился. С чего это отец должен вносить плату за обучение, которого не было? А если и должен, так я ее сам внесу. Сколько стоит год обучения? Рублей сто или сто пятьдесят в год? За четыре выйдет шестьсот. Хм… Получается, ничего я внести не смогу. Осталось у меня рублей… триста, плюс двести, которые одолжил Литтенбранту.

— Не велики расходы — шестьсот рублей в год, — засмеялась матушка. — Хочешь, я из своих денег Ванино обучение оплачу? У меня там, на счете, тысячи четыре лежит, все равно не трачу.

— Да ну, Оленька, чего это ты? — испугался отец.— Что такое шестьсот рублей? Плюнуть, да растереть. Знаешь ведь, что за Ваньку я все отдам, что у нас есть? Тем более, что парень у нас хороший растет.

— А чего же тогда ворчишь?

— Так положено, — засмеялся в ответ отец. — Вот скажи-ка лучше, что с его невестой-то станем делать? Ванька о ней разговор даже и не заводит, может, передумал?

— Нет, Саша, если Ванюшка разговор не заводит, с нами не спорит, это значит, что мальчик всерьез решил. И мы сами ему много раз говорили, что возражать не станем, верно?

— Верно, конечно. Но делать-то теперь что?

— Сашка, а мы с тобой много думали — как там с карьерой выйдет, хорошо или плохо? Увиделись, поженились. Вот и мальчик — решил по любви жениться, пусть женится. А там — уж как бог даст.

[1] Вероятно, матушка ГГ имеет в виду Федора Карловича Гирса — известного государственного деятеля и брата министра иностранных дел Николая Карловича Гирса. «Киргизская комиссия» — комиссия по изучению быта киргизов, председателем которой был Федор Карлович.

Череповец, как я успел выяснить за полгода проживания, большая деревня. Но Новгород, где в эту пору обитало около двадцати четырех тысяч человек, тоже деревня.

Новость о том, что к вице-губернатору в отпуск приехал сын, распространилась по городу со скоростью поросячьего визга. Интересно, а в бытность Ивана Чернавского студентом императорского университета, его пребывание на каникулах тоже сопровождалось нашествием родителей, имевших дочерей на выданье? Или тогда он не вызывал интереса, как потенциальный жених? Скорее всего, что именно так и было. Студент — явление несерьезное и непонятно, будь он даже сыночком самого губернатора. А здесь — зрелый юноша, с неплохим чином для его возраста, с перспективами и папиными связями.

Еще и праздники не наступили, а в родительский дом зачастили визитеры. Появились какие-то дела к вице-губернатору, а если Его превосходительства нет дома, то им достаточно и госпожи вице-губернаторши, с которой тоже можно потолковать — дескать, неплохо бы сыночка вывести в свет, чего это он, молодой и красивый, а еще неженатый, дома сидит?

Ага, взяла мамаша за ручку великовозрастного сыночка и привела его на какой-нибудь праздник. А тот бы вместе с дочкой вокруг елочки хоровод поводил, а там, честным пирком, да за свадебку.

Нет, разумеется, все было более чинно и благородно, но с некоторыми намеками. Дескать — Рождество скоро, потом еще и Новый год, приходите, всегда вам рады. Там и молодежь будет, и дочка с подружками, скучать Ивану Александровичу не придется.

— И на кой-мне все это? — тоскливо спросил я у матушки, тоже изрядно окосевшей не то от пятого, не то от шестого визита.

— Отнесись с должным терпением, сын мой! — с некоторым пафосом ответила матушка. Потом вздохнула. — Как знать, может у тебя у самого будет дочь, которую ты захочешь выдать замуж?

Забавно, а мы с Леночкой как-то размышляли, кто у нас будет — сын или дочь? Лена была за сына, я отчего-то за дочь. Даже имя придумал — Александра. Чуть не поссорились, но вовремя явилась тетушка Анна, изумленная, что племянница с женихом не целуются (она для этого и вышла), а о чем-то спорят. Узнав, о чем же мы спорим, ругать нас не стала, лишь грустно вымолвила, что все в руках Божьих и рассуждать о детях лучше не стоит.

После этого тетушка ушла плакать, а Леночка, вместо того, чтобы воспользоваться случаем и быстренько меня поцеловать, сообщила, что у тетушки было трое детей, но двое умерло, не дожив и до пяти лет, а третий — Семушка, учившийся в кавалерийском училище, два года назад, во время выездки, выпал из седла, ударился головой и умер, не приходя в сознание.

На Рождество нашу семью оставили в покое. Как-никак, семейный праздник и каждый православный, отстояв службу в храме, спешит домой, чтобы полюбоваться елочкой, посидеть за столом в семейном кругу.

Отец еще накануне Рождества дал выходной и своему кучеру, и секретарю, а матушка отпустила даже и горничных, решив, что день-другой управится и без слуг, а те пусть отправляются к родственникам. Все разбежались, унося с собой господские подарки и денежку.

Последней ушла молоденькая горничная Лидочка, на которую у родителей имелись некие планы. Девушка накрыла на стол в Малой столовой, потом и она, получив от хозяйки рубль мелочью и цветной платок, а от хозяина — еще один серебряный рубль, кулек с конфетами и вызолоченными орехами, радостно убежала. Правильно. Пусть встретит сочельник и Рождество не с чужими людьми, а дома.

Никуда не ушли только старый Степан, отцовский камердинер, да кухарка, потому что им некуда было идти — жили во флигеле, да в придачу еще являлись мужем и женой. Кухарка, к тому же, занималась приготовлением блюд, что должны подаваться уже в само Рождество и она наотрез отказалась покинуть пост, пока все не закончит. Но все-таки, и они отправились к себе, чтобы и нас не смущать, да и с мужем вместе побыть.

Я человек дикий, традиции предков забывший, поэтому с любопытством посматривал — чем же станут кормить? Читал, что в сочельник положено есть скромно и хозяйка поставит на стол кутью, узвар, да блины. Возможен еще винегрет и постный борщ. К стыду своему, что такое кутья и узвар, не знал. Вот, узнаю, а заодно и продегустирую.

Уже и есть хочется (а до первой звезды нельзя!)

Кутья оказалась рисовой кашей, заправленной орехами и медом. Вкусно, кстати. Узвар, в сущности, обычный компот, только не сладкий. С винегретом — тут все и так ясно. Но вместо блинов матушка (сама!) подала на стол вареники с картошкой и черносливом. Борща не было, но можно обойтись и без него.

Поспали совсем чуть-чуть, а там уже и на раннюю обедню идти. Именно так — пешком. Я впереди, матушка с батюшкой следом, а за ними камердинер с кухаркой. И в храм сегодня идем не в кафедральный, а наш, неподалеку от дома. И там отец не вице-губернатор, а прихожанин. Уважаемый, разумеется, и место у него впереди, но не из-за должности, а потому, что все наши предки, проживавшие хоть в Новгороде, хоть за его пределами, в поместьях Новгородской земли, жертвовали на этот храм. И я, пусть даже в какой-то мере и самозванец, невольно испытал гордость за своих предков, за отца.

После заутрени можно разговеться. Если следовать народным поверьям, на столе должно присутствовать 12 блюд: блины, рыба, заливное, студень, молочный поросенок, жареная курица, свиная голова с хреном, домашняя колбаса, жаркое, колядки, медовые пряники, хлебцы с маком и медом.

Но двенадцать блюд — это уже перебор. Втроем нам столько не съесть. Поэтому, наличествовал гусь с капустой (сегодня не съедим, завтра прикончим), свиная грудинка (эта тоже дня два или три хранится), и холодец. Пряники к чаю будут, но для меня это не отдельное блюдо, а дополнение к напиткам.