Точно попасть в сердце! Мгновенная смерть, и крови нет. Такого удара случайно не нанесешь. Тут годы тренировки нужны. Так, кажется, Лапиков сказал?

Может быть, что убийца на Крюковом и здесь – один и тот же человек?

Без Гнатюка не узнать.

– И где же ты, гад, так натренировался? – себе под нос пробурчала Анна и внезапно почувствовала спиной чей-то взгляд. Прикрывшись воротником пальто, она осторожно глянула.

На холме прямо позади нее стоял высокий мужчина в расстегнутой солдатской шинели и смотрел в их сторону. Полы шинели развевались на ветру, и вид этой молчаливой фигуры вдруг напомнил фильм про Дракулу, который они смотрели вместе с Николаем. Главный герой тоже любил молча стоять на краю обрыва и смотреть вдаль. И у него за спиной развевался черный плащ. Очень похоже.

А это что еще за любопытствующий?

Человек стоял против солнца, поэтому лица было не разглядеть.

– Рыклин, – негромко позвала она.

Помощник, осматривающий место преступления, неохотно оглянулся. Анна показала глазами на темную фигуру.

– Поди проверь у гражданина документы.

Неторопливо поднявшись, Рыклин отряхнул колени, а когда поднял голову, наверху уже никого не было.

– Черт! Куда девался?

– Догони! Быстро!

Рыклин послушно полез наверх. Анна ждала.

– Нету тут никого! – крикнул тот сверху.

– А куда он делся?

– На автомобиле уехал.

– Каком еще автомобиле?

– Да вон пылит по дороге. Наверное, в город подался.

По тому, как она выругалась, Рыклин догадался, что они упустили всего из себя непростого типа. Возможно, имеющего отношение к убийству.

Хотя откуда Чебнева взяла? Кто там стоял? Может, начальник из города ехал и остановился по малой нужде. Вишь, автомобиль какой! Убийцы на таких открыто раскатывать не будут!

Поглядев еще немного вслед удаляющейся машине, Рыклин нехотя вернулся к трупу, сделав вывод, что с Чебневой работать – никакого удовольствия. Даром что красивая, а честно сказать – сучка еще та! Корчит из себя невесть что, водку не пьет, на ласку неподатливая – одним словом, цаца! Не из дворян, но все равно из бывших! Гимназию окончила, видишь ли! По-французски изъясняется! И что с того?

Чебнева поглядела на него с осуждением и этим окончательно вывела из себя.

– В следующий раз сама за ним карабкайся! Я не побегу! – зло крикнул он и в сердцах сплюнул. Да неудачно: себе на сапог попал.

Пропади она пропадом, эта Чебнева!

Кама выбросил в окно окурок и тут же сунул в рот новую папиросу.

– Ну что там, товарищ Егер? Нашли что-нибудь?

– Нет, – коротко ответил Кама и подумал, что вторую за неделю встречу с этой девчонкой из уголовки уже нельзя считать случайностью.

– А чего ж вы так долго там делали? – не унимался Северьянов.

Кама прикурил и выпустил в открытое окно дымовое колечко.

– Да живот, понимаешь, скрутило. В кустах сидел.

Северьянов сразу вдохновился. Есть тема для разговора!

– Это, поди, со вчерашнего супа в столовке. Я как понюхал, сразу допер: горох прогорклый. Потому и есть не стал. А вы, значит, не отказались?

– Не отказался, – вздохнул Кама, который сроду не ел ни в каких столовках.

– Видать, проголодались сильно. И то: голод не тетка, я понимаю. Вот на прошлой неделе…

– Северьянов, заткнись.

Северьянов покосился на физиономию начальника. И правда, чего пристал к больному человеку? Ишь, рожа какая недовольная! Видно, неслабо приперло. Хотя кто знает этого Егера! У него, если честно, рожа всегда недовольная. Подумаешь, специалист какой специальный! Видали мы таких! Пыжатся, надуваются, а сами ничуть не лучше их, людей простых и скромных. На них все держится! Недаром товарищ Ленин говорил: пролетариат – господствующий класс новой России! Ну как-то так.

Сплюнув в окно, Северьянов поддал газку. Надобно пораньше приехать. Настасья утром тесто затворила. Пироги уже поспели, поди.

Кама продолжал курить и думать.

Дважды – это уже не случайность. А раз так, можно предположить, что убийства, которые расследует уголовный розыск, каким-то образом связаны с его заданием. Опять же, если это так, напрашивается один очень интересный вывод.

Северьянов вдруг резко нажал на тормоза, и Кама сунулся носом в переборку.

– Твою мать!

– Простите, товарищ Егер! Свинья поперек дороги разлеглась, видите? Хорошо успел заметить!

Выскочив из машины, Северьянов подскочил к хавронье, отдыхавшей в славной теплой луже посреди дороги, и стал пинать по мясистому боку.

Кама осторожно потрогал нос. Да нет, не сломан вроде.

До свиньи наконец дошло, чего от нее хотят. Она неохотно поднялась и почапала прочь, обиженно хрюкнув напоследок.

– Ах ты ж, собака такая! – погрозил ей вслед Северьянов.

Вернулся в автомобиль и, не удержавшись, начал объяснять начальнику:

– Видели, какая красавица? Так и тянет отрезать кусочек! Порода называется йоркширская. Из Англии, сразу видно. У нас хрюшки попроще. Эта, видать, от Кшесинской осталась. У меня неподалеку родной брат жил, я от него слышал. Интересовался, так сказать. Кшесинская свиней специально выписывала. Раньше у нее каждую животину с мылом мыли, чтоб чистая была. Посмотрела бы теперь, как ее породистые свиньи в грязи валяются!

– Поехали, – скомандовал Кама. – Мне до ночи надо в Гатчину успеть.

Дождавшись телеги, посланной за трупом, уже под дождем они вернулись в село.

Баб пришлось опрашивать в кабинетике делопроизводителя. По одной они заходили на допрос к Рыклину. Остальные толпились во дворе.

Анна, отлучившаяся в уборную, шла по узкому коридорчику, вытирая платком руки.

– Товарищ уголовный розыск! – окликнули ее.

Обернувшись, она увидела Любу, манившую рукой.

– Зайдите сюда на минуточку.

– Что такое? – строго спросила Анна, подходя.

– Я… – замялась Люба и вдруг выпалила: – Вы хлеба совсем чуток поели. Нельзя так. У вас работа умственная, силы нужны. Нате вам!

И протянула ватрушку. Творожная нашлепка сверху сытно поблескивала.

– Спасибо, не нужно.

– Да чего не нужно!

Люба сунула ватрушку ей в руку.

– Вы ж девочка еще! Вам питаться надобно. А то глянь, в чем только душа держится!

Анна откусила поджаристый краешек и только тут поняла, как голодна. Утром выскочила из дому, даже чаю не попила. Проспала! Все чудный сон про земляничную поляну досматривала!

– Шпасибо огомное! – прошамкала она.

Подперев рукой щеку, Люба с жалостью смотрела, как товарищ уголовный розыск уписывает ватрушку.

– Вы не подумайте, я не подлизываюсь. Просто сочувствие взяло. На трупы глядеть – это что ж за работа для девушки!

Анна хотела оправдаться, но вместо этого махнула рукой.

– И не говорите!

Ощутив поддержку, Люба расхрабрилась.

– Насчет баб наших сказать. Ничего они путного про Тихона не скажут. Кроме Авдотьи Грибановой. Они в молодости женихались. Авдотья до последнего с ним веселые беседы вела.

– Веселые?

– Ну да. И на Пасху завсегда челомкалась, хотя праздновать запретили.

– Это серьезно.

– Куда! Так что вы сразу к Авдотье толкнитесь. Чтобы времени зря не тратить.

– А которая из них Авдотья?

– В горохах.

Дожевывая ватрушку, Анна выглянула в окно. Белый платок в крупный синий горошек сразу бросился в глаза.

Она постучала по стеклу. Женщины обернулись, и Анна поманила рукой ту, что была ей нужна.

– Люба, я здесь с ней поговорю.

Понятливая Люба без разговоров шмыгнула в коридор.

Интересно, какой у нее резон на Авдотью показать? Не имела ли она сама видов на обходчика?

Авдотья вошла бочком и встала у двери, подперев притолоку. Только взглянув на нее, Анна поняла: женщина и в самом деле крайне взволнована. Даже хуже – убита случившимся.

– Вы были знакомы с Тихоном Васильевым?

– Была, чего уж тут, – ответила Авдотья еле слышно.