Точно попасть в сердце! Мгновенная смерть, и крови нет. Такого удара случайно не нанесешь. Тут годы тренировки нужны. Так, кажется, Лапиков сказал?
Может быть, что убийца на Крюковом и здесь – один и тот же человек?
Без Гнатюка не узнать.
– И где же ты, гад, так натренировался? – себе под нос пробурчала Анна и внезапно почувствовала спиной чей-то взгляд. Прикрывшись воротником пальто, она осторожно глянула.
На холме прямо позади нее стоял высокий мужчина в расстегнутой солдатской шинели и смотрел в их сторону. Полы шинели развевались на ветру, и вид этой молчаливой фигуры вдруг напомнил фильм про Дракулу, который они смотрели вместе с Николаем. Главный герой тоже любил молча стоять на краю обрыва и смотреть вдаль. И у него за спиной развевался черный плащ. Очень похоже.
А это что еще за любопытствующий?
Человек стоял против солнца, поэтому лица было не разглядеть.
– Рыклин, – негромко позвала она.
Помощник, осматривающий место преступления, неохотно оглянулся. Анна показала глазами на темную фигуру.
– Поди проверь у гражданина документы.
Неторопливо поднявшись, Рыклин отряхнул колени, а когда поднял голову, наверху уже никого не было.
– Черт! Куда девался?
– Догони! Быстро!
Рыклин послушно полез наверх. Анна ждала.
– Нету тут никого! – крикнул тот сверху.
– А куда он делся?
– На автомобиле уехал.
– Каком еще автомобиле?
– Да вон пылит по дороге. Наверное, в город подался.
По тому, как она выругалась, Рыклин догадался, что они упустили всего из себя непростого типа. Возможно, имеющего отношение к убийству.
Хотя откуда Чебнева взяла? Кто там стоял? Может, начальник из города ехал и остановился по малой нужде. Вишь, автомобиль какой! Убийцы на таких открыто раскатывать не будут!
Поглядев еще немного вслед удаляющейся машине, Рыклин нехотя вернулся к трупу, сделав вывод, что с Чебневой работать – никакого удовольствия. Даром что красивая, а честно сказать – сучка еще та! Корчит из себя невесть что, водку не пьет, на ласку неподатливая – одним словом, цаца! Не из дворян, но все равно из бывших! Гимназию окончила, видишь ли! По-французски изъясняется! И что с того?
Чебнева поглядела на него с осуждением и этим окончательно вывела из себя.
– В следующий раз сама за ним карабкайся! Я не побегу! – зло крикнул он и в сердцах сплюнул. Да неудачно: себе на сапог попал.
Пропади она пропадом, эта Чебнева!
Кама выбросил в окно окурок и тут же сунул в рот новую папиросу.
– Ну что там, товарищ Егер? Нашли что-нибудь?
– Нет, – коротко ответил Кама и подумал, что вторую за неделю встречу с этой девчонкой из уголовки уже нельзя считать случайностью.
– А чего ж вы так долго там делали? – не унимался Северьянов.
Кама прикурил и выпустил в открытое окно дымовое колечко.
– Да живот, понимаешь, скрутило. В кустах сидел.
Северьянов сразу вдохновился. Есть тема для разговора!
– Это, поди, со вчерашнего супа в столовке. Я как понюхал, сразу допер: горох прогорклый. Потому и есть не стал. А вы, значит, не отказались?
– Не отказался, – вздохнул Кама, который сроду не ел ни в каких столовках.
– Видать, проголодались сильно. И то: голод не тетка, я понимаю. Вот на прошлой неделе…
– Северьянов, заткнись.
Северьянов покосился на физиономию начальника. И правда, чего пристал к больному человеку? Ишь, рожа какая недовольная! Видно, неслабо приперло. Хотя кто знает этого Егера! У него, если честно, рожа всегда недовольная. Подумаешь, специалист какой специальный! Видали мы таких! Пыжатся, надуваются, а сами ничуть не лучше их, людей простых и скромных. На них все держится! Недаром товарищ Ленин говорил: пролетариат – господствующий класс новой России! Ну как-то так.
Сплюнув в окно, Северьянов поддал газку. Надобно пораньше приехать. Настасья утром тесто затворила. Пироги уже поспели, поди.
Кама продолжал курить и думать.
Дважды – это уже не случайность. А раз так, можно предположить, что убийства, которые расследует уголовный розыск, каким-то образом связаны с его заданием. Опять же, если это так, напрашивается один очень интересный вывод.
Северьянов вдруг резко нажал на тормоза, и Кама сунулся носом в переборку.
– Твою мать!
– Простите, товарищ Егер! Свинья поперек дороги разлеглась, видите? Хорошо успел заметить!
Выскочив из машины, Северьянов подскочил к хавронье, отдыхавшей в славной теплой луже посреди дороги, и стал пинать по мясистому боку.
Кама осторожно потрогал нос. Да нет, не сломан вроде.
До свиньи наконец дошло, чего от нее хотят. Она неохотно поднялась и почапала прочь, обиженно хрюкнув напоследок.
– Ах ты ж, собака такая! – погрозил ей вслед Северьянов.
Вернулся в автомобиль и, не удержавшись, начал объяснять начальнику:
– Видели, какая красавица? Так и тянет отрезать кусочек! Порода называется йоркширская. Из Англии, сразу видно. У нас хрюшки попроще. Эта, видать, от Кшесинской осталась. У меня неподалеку родной брат жил, я от него слышал. Интересовался, так сказать. Кшесинская свиней специально выписывала. Раньше у нее каждую животину с мылом мыли, чтоб чистая была. Посмотрела бы теперь, как ее породистые свиньи в грязи валяются!
– Поехали, – скомандовал Кама. – Мне до ночи надо в Гатчину успеть.
Дождавшись телеги, посланной за трупом, уже под дождем они вернулись в село.
Баб пришлось опрашивать в кабинетике делопроизводителя. По одной они заходили на допрос к Рыклину. Остальные толпились во дворе.
Анна, отлучившаяся в уборную, шла по узкому коридорчику, вытирая платком руки.
– Товарищ уголовный розыск! – окликнули ее.
Обернувшись, она увидела Любу, манившую рукой.
– Зайдите сюда на минуточку.
– Что такое? – строго спросила Анна, подходя.
– Я… – замялась Люба и вдруг выпалила: – Вы хлеба совсем чуток поели. Нельзя так. У вас работа умственная, силы нужны. Нате вам!
И протянула ватрушку. Творожная нашлепка сверху сытно поблескивала.
– Спасибо, не нужно.
– Да чего не нужно!
Люба сунула ватрушку ей в руку.
– Вы ж девочка еще! Вам питаться надобно. А то глянь, в чем только душа держится!
Анна откусила поджаристый краешек и только тут поняла, как голодна. Утром выскочила из дому, даже чаю не попила. Проспала! Все чудный сон про земляничную поляну досматривала!
– Шпасибо огомное! – прошамкала она.
Подперев рукой щеку, Люба с жалостью смотрела, как товарищ уголовный розыск уписывает ватрушку.
– Вы не подумайте, я не подлизываюсь. Просто сочувствие взяло. На трупы глядеть – это что ж за работа для девушки!
Анна хотела оправдаться, но вместо этого махнула рукой.
– И не говорите!
Ощутив поддержку, Люба расхрабрилась.
– Насчет баб наших сказать. Ничего они путного про Тихона не скажут. Кроме Авдотьи Грибановой. Они в молодости женихались. Авдотья до последнего с ним веселые беседы вела.
– Веселые?
– Ну да. И на Пасху завсегда челомкалась, хотя праздновать запретили.
– Это серьезно.
– Куда! Так что вы сразу к Авдотье толкнитесь. Чтобы времени зря не тратить.
– А которая из них Авдотья?
– В горохах.
Дожевывая ватрушку, Анна выглянула в окно. Белый платок в крупный синий горошек сразу бросился в глаза.
Она постучала по стеклу. Женщины обернулись, и Анна поманила рукой ту, что была ей нужна.
– Люба, я здесь с ней поговорю.
Понятливая Люба без разговоров шмыгнула в коридор.
Интересно, какой у нее резон на Авдотью показать? Не имела ли она сама видов на обходчика?
Авдотья вошла бочком и встала у двери, подперев притолоку. Только взглянув на нее, Анна поняла: женщина и в самом деле крайне взволнована. Даже хуже – убита случившимся.
– Вы были знакомы с Тихоном Васильевым?
– Была, чего уж тут, – ответила Авдотья еле слышно.