В таких случаях человеку говорят – «успокойтесь» и «не волнуйтесь». Обычно после этого тот начинает нервничать еще сильней. Как? Объясните мне: как успокоиться?

Лучше выдавать команды. Их человек в шоке точно понимает.

– Лидия Борисовна, посмотрите на меня, – твердо произнесла Анна.

Женщина подняла стеклянные глаза.

– Когда вы зашли, в доме были посторонние? На лестнице? В квартире?

Та помотала головой.

– Вы трогали что-нибудь в помещении?

Снова отрицание.

– До тел дотрагивались?

Женщина кивнула. Руки заходили ходуном. Анна еле удержала их.

– Матильда, – вдруг прошептала Лидия Борисовна.

– Матильда? Кто такая Матильда?

Снова мотание головой.

– Кто такая Матильда? – медленно повторила Анна, глядя женщине в глаза.

Та разлепила синие губы.

– Надя сказала… Она так сказала.

До Анны вдруг дошло:

– Ваша племянница была еще жива? Она произнесла имя «Матильда»? Кивните, если так и было.

Женщина кивнула и закрыла глаза. Она качнулась и стала валиться набок.

– Данила, помоги!

Рыклин с милиционером подхватили ее. Из прихожей прибежала соседка и увела беднягу прочь.

– Соседку допросил? – повернулась Анна к Рыклину.

– А то как же. Ничего не знает. Спала. Но тоже про Матильду слышала, когда сестру убитого отпаивала.

– У нее есть предположения, что за Матильда?

– Нет.

Анна повернулась к милиционеру:

– Кот в доме есть?

– Не могу знать. Не видел. Может, выбежал на улицу?

– Выясните, кого могли звать Матильдой. Опросите еще раз соседей.

– Будет сделано! – с готовностью вытянулся милиционер.

Видать, тоже из бывших. Скорей всего, городовой в прошлом. И как умудрился остаться на службе? В любом случае сейчас от него больше толку, чем от некоторых.

Анна взглянула на Рыклина.

Тот сделал вид, что приказа не слышал, и отправился в соседнюю комнату.

Ну и черт с ним! Пусть делает что хочет!

– Странно, что девочка была жива после такого удара.

– Бывает, – пожал плечами Гнатюк.

Закончив работу, он небрежно покидал инструменты в чемоданчик и с ходу перешел на мову.

– Пробачтэ, други, но бильше ничого. Усе завтра. А зараз до побачення, громадяне.

И кинул, проходя мимо Анны:

– Не журысь, дивчина. Зловишь ты того вурдалака.

– Так и будет, Олесь.

Ей показалось: он хотел сказать что-то еще, но Гнатюк быстро вышел из комнаты. По лестнице загрохотали его «чоботы».

Оставив Рыклина дожидаться, когда приедут за трупами, Анна отправилась в отдел.

Подозрительный гражданин все никак не выходил из головы. Поразмыслив, она решила доложить о странном явлении Кишкину.

Ее упущение, что не смогли задержать, ей и отвечать.

Начальник был на месте. Уже удача. А то вечно сам ездит на задержания. Неугомонный просто!

– Товарищ Кишкин, разрешите?

– Заходите, товарищ Чебнева, – неожиданно официально отозвался начальник и кашлянул.

Ага, значит, в кабинете посторонние.

Анна вошла и вытянулась в струнку.

– Разрешите доложить?

Сбоку у окна шевельнулась какая-то фигура. Не обращая на нее внимание, Анна бодро доложила:

– Взяли трех карманников, орудовавших в Таировом переулке рядом с Сенной площадью.

– На Сенном рынке? – откликнулся Кишкин. – Так что?

– Оказалось, один – из тех, кого видели во время ограбления второго универсального магазина ПЕПО в Гостином дворе. Во время допроса согласился показать, где квартируют остальные члены банды Синицы, бывшего подручного Ивана Белова по кличке Ванька Белка.

– Синица – мой давний знакомый. Столкнулся с ним на узкой дорожке в двадцатом году, когда Белку брал, – произнес Кишкин, выразительно глядя на подчиненную.

– Разрешите доложить в письменном виде?

– Разрешаю. Идите, товарищ Чебнева.

Она развернулась и неожиданно услышала:

– Давно не виделись, Анюта.

Остановившись, Анна уставилась на сидевшего у окна человека.

– Никита, ты? То есть товарищ Румянцев.

Поднявшись, тот шагнул и заключил ее в объятия. Дружеские, конечно, но все равно. Уж больно смело Румянцев себя ведет в кабинете начальника УГРО.

– Прости, не узнала сразу. Ты как здесь?

Она покосилась на Кишкина. Тот что-то искал в бумагах.

И что это значит?

– Да вот зашел по делу к Владимиру Александровичу.

Так они знакомы?

– Ты где сейчас?

– С весны в Петроградской ЧК.

– Я думала, в Москву подался.

– Ну… как подался, так и вернулся. Партия направила к вам на усиление.

В его голосе слышалась гордость. Значит, на повышение пошел.

– Так ты надолго?

– Надолго, Анюта.

Не зная, что еще сказать, она снова покосилась на Кишкина. Хоть бы приказал удалиться!

– Мы еще встретимся, Анюта, поговорим.

– Конечно, Никита. Рада была увидеться.

– Я тоже. Очень. Рад.

Произнес он это так, что у нее вдруг вспыхнули щеки. Сразу вспомнились его ухаживания, обида, что выбрала не его.

Она наклонила голову, чтобы ее смятение было не так заметно.

И тут на помощь пришел Кишкин:

– Идите, Чебнева. Дела не ждут.

Она повернулась и вышла из кабинета.

Сердце колотилось. С чего бы это?

Уйти далеко, впрочем, не получилось. Румянцев нагнал ее почти сразу.

– Анюта!

Решил, что по-прежнему имеет право звать ее как девочку-малолеточку?

А почему нет? Давно знакомы все же.

– Ты уже освободился?

– Да я в общем-то и не занят был.

– Я поняла, что вы с Кишкиным знакомы.

– Да. И давненько. Ты торопишься?

«Тороплюсь», – хотела сказать она, но вместо этого тепло улыбнулась.

– Ради тебя готова манкировать надоевшей работой целых десять минут.

Он усмехнулся при слове «надоевшей» и взял ее под локоток.

– Тогда пройдемся. Хочу услышать, как ты жила все эти годы.

Они вышли из здания и пошли по улице. Румянцев продолжал держать ее под руку.

Анна начала первой.

– Где ты был, Никита? Что делал?

– В шестнадцатом, после того как ушел из сыскной полиции, записался в действующую армию. Но это ты знаешь.

Анна кивнула, придумывая, как бы ловчее высвободить свой локоть.

– На фронте подался к большевикам, вступил в партию. Вел пропаганду, где скажут, в девятнадцатом добрался до Одессы.

При упоминании Одессы ее сердце тоскливо заныло. Слава богу, в девятнадцатом. Что было бы, если бы они столкнулись с Николаем?

– Там завел себе хороших друзей, – продолжал Никита и чему-то усмехнулся.

– Долго в Одессе был?

– Год. Затем в Москву направили, а уж потом – в Кронштадт. Нашим на подмогу.

Так вот откуда знакомство с Кишкиным. Что же он сказал – «давненько»? Полгода всего прошло с Кронштадтского мятежа.

– После этого оставили в ЧК. Вот и вся история. Ну а ты как?

Вопрос прозвучал дружески и заинтересованно. Анна лукавить не стала.

– Тятеньку убили в восемнадцатом. Уголовники. Прямо среди бела дня.

– Многих после революции выпустили. Теперь обратно ловить приходится?

Анна не ответила. Никита заглянул ей в лицо.

– Анюта, ты можешь мне доверять. Мы же старые друзья. Или уже нет?

Она взглянула с осторожностью.

– Если ты про ту дурацкую влюбленность, то забудь. Это по глупости было. Я давно выкинул все из головы и зла на тебя не держу.

– Ты женат?

– Нет пока, но дама сердца имеется. Как только жизнь наладится, сразу семью заведу. Пора остепениться. Тридцатник, чай, стукнул!

Его голос звучал благодушно, и Анна немного успокоилась.

– Может, в ресторан зайдем? – предложил Румянцев. – Сейчас снова открываться стали. Я, правда, еще ни разу не был, но с тобой готов.

– Спасибо, Никита, не сегодня.

Он махнул рукой.

– Ну и черт с ним, рестораном! Чего мы там не видели! Расскажи, как там наши? Я все связи растерял. Живы хоть? Золотарев, Бурмистров?