Ровно в девять к столику наркома подсел человек в английском твидовом костюме и произнес:

– Я от вашего старого друга. Позвольте представиться. Кама Егер.

Народный комиссар внешней торговли отложил вилку и неторопливо вытер рот салфеткой.

Вид пришедшего его немного смутил. С чего это чекисты в дорогих костюмах разгуливают? Как денди лондонский одет, сказал бы Пушкин. А впрочем, теперь они сотрудники комиссариата внутренних дел, так что кто их знает. А имя? Странное какое-то.

– Вы немец?

– Чистый русак, – не моргнув глазом ответил собеседник.

– Откуда же такое имя?

– Кама – древнее русское имя. Мои предки – из старообрядцев.

– И что же оно означает?

– Кама – значит «сокровенный». Или, если угодно, «таинственный».

– Ну что ж, вполне в духе вашей, так сказать, профессии. А фамилия? По звучанию немецкая.

– А с фамилией вообще забавно получилось. Дьячок забыл мягкий знак пририсовать. Надо бы писать – Егерь.

– Смешно. А я уж было подумал, что вы – подданный какой-нибудь из стран «Тройственного союза».

– Ни боже мой. Не волнуйтесь.

Нарком едва заметно улыбнулся. Ему нравился новый знакомый.

– Я готов посвятить вас в суть дела. Только прошу ничего не записывать.

– Не имею такой привычки, товарищ комиссар. Все, что сочтете нужным рассказать, я запомню.

«Запомнит он», – недовольно подумал нарком и удивился себе. Уж не завидует ли он? Хотя… чему, собственно?

Он еще раз взглянул на невозмутимое, странно острое лицо сидящего перед ним человека. Ишь ты! Расслаблен, будто и правда поужинать в ресторан зашел, только и всего.

Словно в подтверждение его слов к столику подскочил официант и, изогнувшись, спросил, что товарищ будет заказывать.

Не поведя бровью и не глядя в услужливо протянутое меню, Егер быстро заказал все лучшее и ни разу не сбился.

Официант, сразу признавший в нем хорошего человека, посоветовал взять графинчик водочки.

– Не могу, – ответил Егер.

– Отчего же-с? – удивился тот, на минуту забыв, что он пролетарский официант.

– Сегодня постный день, – последовал краткий ответ.

Нарком, уткнувшись в свою тарелку, усмехнулся. А паренек не прост! Впрочем, простых ему не надобно.

Для того чтобы посвятить нового знакомого в суть дела, наркому потребовалось пять минут.

– Когда сможете приступить, товарищ Егер?

– Считайте, что уже приступил.

– Представительские апартаменты на Садовой.

– Мне нужна чистая машина. – И уточнил: – В смысле – не связанная с органами.

– Будет, – кивнул нарком, – и водитель в придачу.

– Разумеется, – кивнул Егер, усмехнувшись уголком рта.

Уже за полночь Егер зашел в кабинет начальника и закрыл за собой дверь. Сидящий за столом поднял голову от бумаг и потер глаза.

– Заработался. Ну что?

– Ввел в курс дела. Завтра выезжаю в Петроград.

– Небось спросил, откуда такая фамилия чудная?

– Поклялся на распятии, что исконный славянин. А фамилию пьяный дьячок испохабил.

Начальник хохотнул и погладил острую бородку.

– Ты будь с ним осторожнее. Он – тертый калач.

– Я понял.

Начальник взглянул пристально и как будто изучающе.

– Кама, дело не просто опасное…

– Не опасное вы бы мне не поручили.

– Это да.

Тот помолчал немного, покусывая ус, и снова уткнулся в бумаги.

– В помощь дам Векшина. Устраивает кандидатура, надеюсь?

– Устраивает.

– Докладывать будешь лично мне. Иди.

Кама развернулся и вышел, аккуратно притворив за собой дверь кабинета наркома внутренних дел.

Осень только-только начала отбирать у лета красоту и здоровье. Оно сопротивлялось яростно. Листва на деревьях желтеть не собиралась, а в воздухе чувствовался тот особый запах, что бывает в Москве лишь летом: нагретых камней мостовых, пыли и утомленных теплом цветов. Не чувствует приближения холодов и река. Рябь стала сильнее, но вода еще теплая. Или кажется таковой.

Егер долго стоял у парапета Москвы-реки и не обернулся, когда сзади к нему приблизился человек в пальто с поднятым воротником.

– Яков.

– Все готово, – ответил человек.

– Буду завтра.

Человек в пальто положил на край парапета связку ключей и, развернувшись, зашагал прочь. Собака, сидевшая у ног Егера, внимательно посмотрела ему вслед.

Еще затемно они с Фефой проводили Георгия, а потом долго сидели молча над остывшим чаем.

Не говорилось.

Фефа то и дело принималась плакать, даже с причитаниями, но быстро смолкала, взглянув на суровое Анютино лицо.

А утром сотрудница Петроградского уголовного розыска Анна Чебнева появилась в управлении с отекшими после бессонной ночи глазами.

Не успела зайти, как тут же услышала свою фамилию, произнесенную знакомым начальственным голосом.

– Где ее черти носят! Быстро найти и доставить!

– Не надо доставлять, товарищи! Я уже здесь, – сказала она, заходя в кабинет.

Стоявшие вокруг стола мужчины обернулись.

– Долго спите, товарищ Чебнева, – раздраженно буркнул начальник и зыркнул на нее единственным глазом.

«Пират настоящий», – в который раз подумала Нюрка, без трепета глядя в сердитое лицо с черной повязкой на правом глазу.

– Виновата, товарищ Кишкин. Исправлюсь.

Владимир Александрович глянул подозрительно. Чего это она послушная такая нынче? Съела, что ли, не того?

– На Крюковом канале двойное, – кашлянув, продолжил Кишкин. – Мужчина и женщина. Из бывших. Убиты одинаково: колющим ударом в сердце. В квартире погром. Ну это как водится. Рыклин, выдвигайся туда и Чебневу захвати.

– Я за старшего, товарищ Кишкин?

Начальник так и проткнул его взглядом.

– Рехнулся, что ли, Рыклин? Ты у нас без году неделя! Чебнева за старшую!

– Так вы же сами сказали: с собой захвати! Я подумал…

– Тебе, Рыклин, думать надо, как убийцу захватить! А ты все мечтаешь Чебневу? А мечталка не отвалится?

Грянул смех. Привычная к матросским шуточкам начальника, Анна стояла со скучным лицом.

– Чебнева! – снова зыркнул на нее он. – Что скажешь по Петроградской?

– Готова доложить, товарищ Кишкин! – с готовностью отозвалась Анна.

– Вечером доложишь! Сейчас на Крюков дуй! И смотри внимательнее!

– Да когда я невнимательно смотрела? – обиделась она.

Впрочем, на начальника обижаться – только время зря тратить. Кишкин – легенда уголовного розыска, начальник Петроградского губернского УГРО.

О его поистине невероятной храбрости ходили легенды. Бывший балтийский матрос разрабатывал операции по разгрому опасных банд и лично принимал участие в задержании. Анна не раз слышала, что число ликвидированных Кишкиным бандитов не поддается подсчету.

Работая с ним, Анна поражалась многому. Например, тому, что все двадцать четыре часа он проводил на работе. Спал ли когда-нибудь вообще? У Кишкина не было ни семьи, ни дома. Жил только делом, а питался, наверное, святым духом. Во всяком случае, она ни разу не видела его в столовой и вообще – жующим. Как такое возможно?

Его бескозырка с надписью «Грозящий» и черная нашлепка на правом глазу действовали гипнотически. Особенно на бандитов. Все были уверены: пуля Кишкина не берет. Ходили слухи, будто многие из главарей петроградских шаек стреляли в него и промахивались. Назывались имена Чугуна, Ваньки, Сибиряка, Дрозда, которые будто бы не раз палили в Кишкина с близкого расстояния, а ему хоть бы что!

Сама Анна только раз видела, как он, размахивая маузером, шел прямо под пули и не получил даже царапины!

Но самое невероятное случилось потом. Озверело отстреливающиеся бандиты после его демарша вдруг побросали оружие и вышли с поднятыми руками. Видимо, лишились последней надежды на спасение.

Даже у бывалых сотрудников челюсть отвисла.

Ну и как, спрашивается, на такого обижаться?

– Чебнева! Чего застыла?

Начальник посмотрел сердито и вдруг вытаращил глаза.