– Когда мне было десять лет, мама купила целый мешок мандаринов на Новый год. Она знала, что мы с сестрой слопаем их за несколько дней до нового года, поэтому решила запастись. Она распрятала пакеты в разных углах дома, а нам с Лизкой оставила по записке с картой «сокровищ». Это была своеобразная игра, правило которой заключалось в том, чтобы во время поисков мы умудрялись ещё убираться. Она давала нам задания к уборке каждому ровно в том месте, где хранились пакетики. Три дня мы с сестрой исправно выполняли все поручения мамы. На четвертый день, я спустился в гараж к отцу и увидел накрытый брезентом мешок. Внутри мешка лежали оставшиеся мандарины.

– Мамина уловка не сработала?

– Почему же, сработала. – Елисей рассмеялся и почесал затылок. – Мы с Лизой съели почти все остатки и покрылись коркой. Чесалось все до одури. Заметив нас с сестрой в таком состоянии, отец распереживался, а мама вручила нам ведра и швабры и отправила «драить палубу». Мы долго не притрагивались к цитрусам. Больше десяти лет.

– А я люблю мандарины, – вздохнула девушка. Парень бросил косой взгляд на неё, вдыхая доносящийся тонкий аромат её духов, которые так напоминали ему Новый год.

– Я тоже их люблю. Видимо, поэтому я обратив внимание на тебя, и из-за этого меня снова потянуло на цитрусы.

Ясения нахмурилась, не понимая слов парня. Елисей остановился, наклонился головой к девушке и уткнулся носом в её шею.

– Ты пахнешь мандаринами. Ты как праздник, который ждут все дети на свете.

– Я…

Ясения оторопела. Она растерянными глазами смотрела на собеседника, чувствуя, что слег таял под ногами, а земля уходила из-под ног. Раньше ей бы и в голову не пришло, что духи, которыми она пользовалась могли так повлиять на кого-то. Но дело было не в аромате парфюма, дело было в приятных воспоминаниях, которые он вызывал. Для Елисея девушка казалась праздником, подарком, а он для Сенечки был чем-то вроде несокрушимой скалы. Она в нём видела и защитника, и собеседника, и любовника. Он был всем миром, был краем пропасти, обрывом в реке и самое главное, он был для её Вселенной.

– С самого первого дня мне снятся сны о тебе. – Выпалила она, ловя себя на мысли, что не узнавала свой голос. – И чтобы их не забывать, я начала писать письма. Тебе. Каждый день.

Елисей молчал. Его широко распахнутые глаза смотрели на самую красивую девушку на свете. Он не находил слов, хоть в его голове их было столько, что не разобраться. Решив, что она взболтнула глупость, Ясения улыбнулась, мазнула рукой и зашагала спешно дальше.

– Вот же ж дуреха, – бормотала она себе под нос, красная от стыда.

Елисей догнал девушку, резко развернул к себе и впился своими губами в её губы. Он не мог выразить словами свой трепет, и у него не нашлось никакого другого варианта выразить свои чувства, кроме как коснуться ее холодных губ. Его глубокий чувственный поцелуй заставил девушку прижаться к нему, застонать в губы, вызывая волну жара.

– Ничто в жизни не происходит случайно, – тяжело дыша прошептал Елисей, стискивая в своих объятиях хрупкую девушку. Она смотрела на него во все глаза, дыша ртом. – Ясения Лукоянова, что же ты сотворила со мной?

– Тыщу за твои мысли, – бросила она, улыбнувшись.

– Я думаю о том, что как удачно я повстречал свою первую любовь.

– Первую любовь? – Удивление отразилось на ее лице. Парень лишь кивнул, целуя пальцы девушки. – Но почему?

– Просто потому что до тебя меня никто не интересовал. – Легко ответил он, но Ясения не поверила. Казалось, что в его голове таился совсем другой ответ на ее вопрос. Настаивать она не стала.

Время беспощадно близилось к десяти. Ясения заметно замерзла, да и Елисей чувствовал озноб. Но ни он, ни она не хотели расставаться. Стоя у ворот ее дома, парень снова коснулся рук девушки, бережно гладя ее ладони. Он так много хотел ей рассказать, хотел поделиться страхами и опасениями, хотел рассказать о разговоре с ее отцом, о котором он успел уже позабыть.

– Спасибо за этот вечер, – улыбка девушки согрела парня. Она встала на носочки и прикоснулась своими губами к его щеке.

– Напиши мне письмо. Напиши в нём обо всех своих мыслях. – Попросил Елисей. – Я не тороплю. Когда будешь готова. Я буду ждать. Но только после этого письма больше не трать бумагу, – позвони мне и расскажи о своем сне. Слышать свой голос и знать, что я навещаю тебя во снах, – лучшее, о чем я не мог и мечтать.

– Напишу. – Заверила его Ясения, оставляя влажный след от поцелуя на щеке, прячась за кирпичными стенами дома.

Она обязательно напишет ему. Обо всем.

Отныне или вопреки растаял

Когда крепкий замок изо льда.

Несокрушимый снова падал,

И ни обломков позади, и ни следа.

Причиной краха была радость,

Томившая его печаль.

Он отыскал в страсти слабость,

Не видя призрачную даль.

Прекрасны кисти рук любимой,

До боли сладостны уста.

Во имя той любви незримой,

Во имя Бога и Творца.

Встреча с Милославскими произошла уже в стенах аэропорта. Их присутствию радовались лишь только Сергей и Роза Лукояновы, дети же с открытой неприязнью глазели на самодовольного Стаса, неуместно развалившегося в сидении в зале ожидания. Он размахивал своим билетом около лица, жуя жвачку и слушая музыку в наушниках. Вскоре, Гоша устав наблюдать за ним, сел поодаль от остальных и тоже нацепил наушники. Ясения же сидела напротив нахальной рожи Милославского и пыталась одним взглядом испепелить его. Она надеялась, что тот исчезнет, завизжит и убежит из этих стен, но тот лишь подмигнул ей, чем вызвал новую волну отвращения.

Родители словно не замечали своих детей. Мужчин заботил деловой разговор о компаниях, женщины увлеченно щебетали о своих женских делах, которые Ясению совсем не волновали.

– Пытаешься запечатлеть мой образ? – Хмыкнул Стас, наклоняясь к Сенечке и снимая один наушник. – Давай я зайду к тебе в номер? Может, тогда ты сможешь запомнить меня голым.

– Не боишься, что, зайдя голым ко мне, потеряешь нечто ценное для тебя в штанах?

– Если ты не будешь кусаться, то не потеряю, – Ясения скривилась, чувствуя горечь в горле, а Стас лишь расхохотался и снова откинулся на спинку.

До начала регистрации оставалось каких-то пара минут, а потом ещё несколько часов лицезреть его физиономию в самолете и несколько дней на турбазе. Лишь бы только не сбросить его со скалы снежным комом раньше, чем они соберутся возвращаться домой.

– Ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит, – сказал Милославский. – Не уж-то я тебе так неприятен?

– Слово «тошнит» слишком слабое для моего отношения к тебе.

– Я не так плох, как ты думаешь. – Ясения прищурилась, Стас ухмыльнулся, ведь на его языке крутилось неприятное дополнение к фразе. «Я ещё хуже», – думал он. Впрочем, сама Сенечка думала о нём тоже самое.

Так вышло, что место в самолете Ясении досталось рядом со Стасом. Она разраженно бормотала себе под нос ругательства, видя, как Милославский удобно усаживается рядышком. Она оказалась по центру. Справа её брат, который уснул сразу же после взлета, слева ненавистный Стас, служащий музыку в наушниках. Она вдыхала аромат его парфюма, и он был ей приятным. Горькие нотки табака добавляли терпкости и отрезвлять пряные запахи трав.

– Смени духи, – прошептал Милославский в середине полета. – Они у тебя такие сладкие, что у меня скоро вылезет диатез.

– Нюхай и мучайся, – резко повернувшись к нему, буркнула Сенечка.

Стас ухмыльнулся, склонил голову к её шее и вдохнул поглубже аромат её духов. Лукоянова сжалась, силясь с желанием закричать. Она мельком взглянула на родителей, но те были заняты разговорами. Мужчины что-то печатали на ноутбуках, а женщины без устали щебетали, показывая фотографии в телефонах. Гошка дрых, временами причмокивая. Спасения было ждать неоткуда. Она бросала молнии в самодовольного Стаса, которому, казалось, не было дело до её эмоций. Он намеренно провоцировал девушку.