На мой взгляд, Цезарь был слишком стар для такой забавы, как завоевание мира. Она к лицу Августу или Александру: эти были молоды, а молодых людей трудно обуздать; но Цезарь, казалось бы, должен был проявить большую зрелость ума.

Лира Нерона была камертоном.

Помпея требовала разрушить Карфаген.

Римлянин был одновременно и солдатом, и адвокатом, что дало смесь самого отвратительного свойства.

Римский календарь был необычайно запутан. Римские полководцы всегда побеждали, но никогда не знали, в какой день это произошло.

Из гусей, которые спасли Рим, наверно, тоже получились отличные шкварки.

Если бы в римских тогах были карманы, античность обогатилась бы важным изобретением: изобретением солнечных карманных часов.

Пути общественного прогресса: со временем и рабы получили право владеть рабами.

Сколько глупостей нам пришлось бы теперь говорить, если бы древние уже не сказали их раньше нас и, так сказать, не предвосхитили бы их.

Единственная древняя валюта, которая все еще находится в обращении, – тридцать сребреников.

Века были так себе, средние.

Эпохой Средневековья датируются два худших изобретения в истории человечества: романтическая любовь и пушечный порох.

Рыцарская эпоха: время, когда мужчины питали самые возвышенные чувства к своим лошадям.

Рыцари в век рыцарства были еще такими хамами.

Крестовые походы начинаются с погромов.

Столетняя война? Вот когда люди никуда не спешили.

Государственное образование, именовавшееся Священной Римской империей, не было ни священной, ни римской, ни империей.

Теперь не строят готических соборов. В былое время у людей были убеждения; у нас, современников, есть лишь мнения; а мнения мало для того, чтобы создать готический храм.

К середине XVII века ноги отказываются ходить – даже в самом интересном музее.

Если бы эти старые стены могли говорить, какими бы они были занудами!

По сравнению со средневековьем человечество продвинулось далеко вперед в направлении свободомыслия. Например, инквизиция уже не святая.

У каждого века есть свое средневековье.

Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение.

Русское правительство, как обратное провидение, устроивает к лучшему не будущее, а прошлое.

Россия – страна с непредсказуемым прошлым.

Наша история идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки.

Убийство – способ низложения с престола, применяемый в России.

История России – это борьба невежества с несправедливостью.

Двадцатый век свободы не видать.

Из борцов за свободу русского народа дольше всех сидел Илья Муромец.

Закон жизни отсталых государств или народов среди опередивших: нужда реформ назревает раньше, чем народ созревает для реформы. Необходимость ускоренного движения вдогонку ведет к перениманию чужого наскоро.

Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу.

В России нет ничего невозможного, кроме реформ.

Александр I относился к России как чуждый ей, трусливый и хитрый дипломат. Николай I – как тоже чуждый и тоже напуганный, но от испуга более решительный сыщик.

Русский народ изгнал Наполеона, потому что француз не может быть русским царем. Настоящим русским царем может быть только немец.

Русский коммунизм – незаконное детище Карла Маркса и Екатерины Великой.

История русской революции – это сказание о граде Китеже, переделанное в рассказ об острове Сахалине.

Величайшим несчастьем России было рождение Ленина, а вторым несчастьем России была его смерть.

За семнадцатым годом сразу следует тридцать седьмой.

В России историю следует издавать в виде блокнота, в котором легко изъять любую страницу и заменить ее новой.

Сколько раз мы спасали мир! А сколько раз пытались уничтожить!

Как много побед мы одержали, идя вперед! А сколько еще одержим, возвращаясь!

Кто же виноват, что кроме Истории мы ничего не умеем делать?

Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал.

Пушкин был слишком эгоцентрист, когда написал Чаадаеву, что не хотел бы себе отечества с иной судьбой. Себе – может быть, а отечеству он мог бы пожелать судьбу и получше.