Обняв теплый древесный ствол и затаившись, во все глаза смотрит Олеля, как милуется князь.Вырвалась Стояна из княжьих рук, бросилась назад, к кострам.

- Всё одно моя будешь! – крикнул вслед ей Велизар.

Стащил рубаху, отер лицо и грудь, отбросил прочь. Раскинул руки и, подняв голову, захохотал, закричал в небо, приплясывая под далекие бубны.

- Моя будешь!

Зайдя в теплую реку по щиколотку, присела Стояна, зачерпнула воды горстью и плеснула себе в лицо. Невдалеке проплыл чей-то венок.

- Утонул твой венок, Стояна. Не плести тебе две косы, не быть мужней женой.

Обернулась Стояна - за спиной Олеля стоит, смурная да понурая.

- То богам лишь ведомо, светлая княгиня, - отворотилась Стояна.

Опустел берег с рассветом, потухли костры. Затихло Белоречье, отдыхая после празднества. В княжьей светлице, умывшись и переодевшись в чистое, Олеля ждала мужа. Одинокий масляный ночник разгонял утренний сумрак.

Распахнув двери, вошел Велизар. Босой, пахнущий дымом и травами. Кинулся на постель, обнял Олелю.

- Разит от тебя, что от свинопаса, - недовольно оттолкнула та мужа. – Поди, умойся сперва.

- Что неласкова, жёнушка? – усмехнулся князь, лишь крепче её обнимая.

Вскинула Олеля на него горящий взгляд.

- Негоже при жене с другой миловаться. Люду на потеху, мне на срам.

- Так то забава была, - пожал плечами князь.

- Обижаешь меня, княже. Люблю ведь тебя!

- То не моя заслуга, - Велизар выпустил жену, отвернулся, сел на кровати. - Коли не отец твой, была бы у меня иная жена.

- Не Стояна ли? – опустив глаза, вкрадчиво спросила Олеля.

- Может, и она.

- Но сейчас я - твоя жена. Княгиня.

- Одно и слово, что жена, - фыркнул Велизар. - Коли жена – сына роди! Коли княгиня – наследника мне дай! А то ровно с дуплом беличьим живу.

Вспыхнула румянцем Оляна, подняла загоревшийся взгляд на мужа.

- Не в обиду, княже. Аще не моя в том вина? Бабы дворовые поговаривают, что после того, как ты отроком в полынью провалился – вымерзло твое семя. А и то верно - много девок дворовых приласкивал, да не понесла ни одна. Не в тебе ли червоточина?

- А поглядим! – рассвирепел князь. – Стояну второй женой возьму! А коли родит – первой сделаю! А тебя - ей в девки!

Выскочил из опочивальни и дверью так грохнул, что погас огонек ночника. Осталась Олеля одна в сумерках на холодной постели.

Еще в начале лета Богоша, отец Стояны, перебрался из Белоречья на лесную заимку. За бортями смотреть - не мёд хлебать. Четыре десятка было их по бору, до иных - два дня пути. Не было у бортника подмоги, кроме Стояны. Жена давно померла, сына старшего медведь в лесу задавил, на борть польстившийся. Выросла Стояна в бору, знала все тайные тропы. Да и тяжелый короб, наполненный сотами, не внове ей было носить с дальних медосборов. Мало чего боялась Стояна в лесу.

А вот в Ярилину ночь устрашилась не на шутку. Бежала поутру на заимку, сторожась за стволами и оглядываясь. Мнилось Стояне, что княжьи гриди по её душу сквозь лес мчатся. Догонят, увезут в княжий терем, запрут в светёлке угодившей в силок горлицей.

- Тятя! – вбежав в хату, прильнула к отцу.

- Чего ты? – спросонья щурясь, огладил её по волосам. – Медведя увидала, что ли?

- Ой, хуже, тятя. Князь свататься грозится.

Богоша усмехнулся в седеющую бороду, успокаивающе провел заскорузлой ладонью по дочерней спине.

- Это навряд. Наперво – суженый у тебя имеется. Али думаешь, Ёрш обиду спустит, хоть бы и князю? Медосбор закончим и свадьбу вам справим.А другое - покуда рядом с князем воевода Горазд, Олеле никто не соперница. Не допустит боярин такого, чтобы его доню с княжьего престола другая свернула. Спать ложись, стрекоза.

Утешенная отцом, Стояна спокойно заснула. И с каждым новым днем, наполненным трудом и заботами, морок Ярилиной ночи всё больше тускнел в её памяти.

А Олеле время покоя не принесло. Всё реже появлялся Велизар в её светелке. Всё дольше пропадал в гриднице, хлеща ковшами хмельную брагу с дружинниками. Или гонял с ними лисиц да зайцев по бору.

«Не к Стояне ли на заимку подался?» - в который разтревожно думала Олеля, глядя из оконца на мужа в окружении гридей, готовящихся к новой ловле.С Ярилиной ночи жгла ей сердценегасимой искрой обида.

Но беда навалилась с другого бока. Примчались поутру в городище мальчишки, что на ранней заре рыбалить ушли.

- Лодии там! Чужие лодии на реке!

Всколыхнулось Белоречье, заперли сторожа ворота, люд на стены высыпал, косясь опасливо на реку. Разбуженный дозорными Велизар, ввечеру принявший немало браги, поднялся на сторожевую башню.

В густом утреннем тумане слышался скрип уключин и плеск вёсел по воде.

- С полдюжины ладей будет, - вслушиваясь в доносящиеся с реки звуки, определил Горазд. Выгнув тонкие губы и постукивая сухими узловатыми перстами по серому от времени дереву, он настороженно вслушивался вместе со всеми в доносившиеся с реки звуки.

Из тумана показалось первое судно. Высокий изогнутый нос венчала деревянная птичья голова с разинутым клювом, в котором изгибался острый длинный язык. На бортах чернели круглые щиты, скрывающие гребцов. За первой ладьей из кисейного марева вынырнули следующие.

- Обсчитался ты, Горазд, - нахмурился князь, глядя, как затон перед Белоречьем заполняют два десятка кораблей.

- Обсчитался, - угрюмо согласился с зятем воевода. – Гавраны по полдюжины не ходят.

- Собирайвоев, боярин, - хмельная поволока улетучилась из княжьих глаз. - По всему видать, не лобызаться явились.

Воевода обернулся к стоявшему за спиной ратнику, повел бровью, отдавая молчаливый приказ.

Суда проскребли днищами по прибрежной гальке и выстроились в ряд, вызывающе вздыбив носы. Чужаки поспрыгивали на мелководье, канатами вытянули корабли дальше на берег.

Горазд, теребя стриженую полукругом бороду, наблюдал, как иноплеменники, потягиваясь и переговариваясь, поглядывают в сторону крепостицы.

- До стен с берега луками не достать, - воевода сощурился, примериваясь. – Да и не в чести у гавранов луки, им ближний бой милее. А подойдут – полягут под нашими стрелами. Не сомневайся, княже, ежели до дела дойдет - отобьемся.

- Предлагаешь за оградой отсиживаться? – зыркнул недовольно Велизар на боярина.

Руки под закатанными по локоть рукавами рубахи напряглись, когда князь гневно сжал кулаки.

- Наперво вызнать надобно, с чем гости незваные прибыли, а там и порешим - за забралом прятаться, в лоб бить ино мёд пить, - Горазд с возрастающей тревогой оглядывал заполняющийся пришельцами берег.

- И вызнавать нечего. Вороньё мира не несёт, - откликнулся князь.

- Посла всё ж след отправить.

- Сам пойду, - коротко бросил Велизар, уже сбегая по лестнице.

Согретые полуденным солнцем корабли источали запах смолы, дегтя и водорослей. Гавраны, опустошив прибрежные верши белореченцев, пекли на углях рыбу. На верхового Велизара, медленно продвигающегося сквозь людское сборище со свитой из двух гридей, взглядывали без боязни, пытливо, тая насмешку в прищуренных глазах.

Князь, осторожно направляя коня, бросал взгляды исподлобья на ладьи. За ним, внимательно осматривая лагерь, следовали Ёрш и Речеслав. Ночевать пришлое воинство, как видно, собиралосьна палубах кораблей. Единственный шатер, раскинутый на травяном островке в середине лагеря пришельцев, принадлежал вождю. Длинный шест, воткнутый в землю у входа, венчала деревянная воронья голова.

Приблизившимся к палатке белореченским послам преградили дорогу вооруженные топорами вои.

- Я князь этого града, - сведя брови, вымолвил Велизар. – С вашим вождем словом перемолвиться хочу.

Один из стражей нырнул в шатер. Князь ждал, потирая зажатый в кулаке повод большим пальцем. Спустя малое время полог поднялся, и воин кивком позвал князя внутрь. Спрыгнув на землю, Велизар и его гридидвинулись к входу.