- Никак, тризну по тятеньке кто-то справил, - опустившись на колени у насыпи, прослезилась Стояна.

В кустах неподалеку мелькнуло что-то светлое. Избор наперевес с мечом бросился туда и через малое время вернулся, ведя вперед себя мальчонку лет восьми с берестяным кузовком.

- Даньша? – глянув на мальца, удивилась Стояна. – Даньша, это я, Стояна!

Мальчишка широко распахнутыми глазами глядел на девушку.

- А матка баяла, будто тебя волки в бору задрали, -вымолвил, наконец, несмело.

- Не задрали, - рассмеялась Стояна. – Ты чего тут бродишь один?

- Грибы беру. И не один я вовсе, ребята недалече, - мальчик мотнул головой в сторону. - Да матка велела дядьке Богоше помин оставить.

Даньша несмело воздел глаза на воев. Избор кивнул, убирая меч в ножны. Малецвынул из кузовка деревянную баклажку, наполнил плошку водой и вытряс на насыпь горсть зерна.

- Даньша, а кто ж тятю моего погребал?

- А мы с ребятами, - ответил мальчонка. – Старших в бор гавраны не пущают, вот они нам и наказали.

Баян и Избор переглянулись. Стояна обняла мальчика, взъерошила его светлые волосы.

- Храни тебя Род, Даньша.

- А это кто? – спросил Даньша у Стояны, указав на дружинников.

- Это добрые вои, дружинники князя зареборского.

- Зареборского! – восторженно воскликнул мальчик. – Они к нам на подмогу?

Стояна кивнула и прикрыла ему ладонью рот.

- Только никому не говори. Ни матушке, ни ребятам. Никому. Скажи только тетке Смиляне, что буду ждать её сегодня сразу после полудня в уговоренном месте.

Холодна осенняя водица в Бела-реке. Шевелит ветер камышовые метелки, гонит рябь по воде. Едваудалось Стояне уговорить Малко отпустить её увидеться с теткой Смиляной. Убедила лишь потребой выведать обстановку в городище. Баяну и Избору, дабы не звенеть и не бличить доспехами, пришлось разоблачиться до рубах, оставив из оружия лишь поясные ножи. Сидели теперь все трое на берегу под ракитовыми кустами у камышовых зарослей, дожидаясь тетку. Гриди, поглаживая пальцами рукояти ножей, сквозь покачивающиеся стебли поглядывали в сторону недалеких ладей, на которых с заманчивой беспечностью томились гавраны-дозорные.

Но вот на берегу показались трое белореченок с бельевыми корзинами. В одной из женщин Стояна узнала тетку Смиляну.

- Отворотились бы, - шепнула Стояна притаившимся за спиной гридям.

Но те в ответ лишь приложили пальцы к губам - молчи, мол. Делать нечего, скинула Стояна с себя все, кроме рубахи, вошла в воду и, осторожно раздвигая камыши, поплыла в сторону мостков. Помимо тетки, явились на берег Русава, мать Даньши – видать, не удержался малец, обмолвился перед ней, и сестра её Гаяна.

- Уж и свидеться не чаяла! – пустила слезу тетка Смиляна, увидя девичье лицо в камышах. Русава и Гаяна, тихонько помахав Стояне, заплескали бельем, затянули негромко протяжную песню.

- Полно плакать, тетка Смиляна, - зашептала Стояна. – Во здравии я, дружина зареборская в лесу таится, ждет меня с вестями. Сказывай, что в городе делается.

- А то ж, что и прежде, - оглядываясь на лодии с дозорными, зачастила та. – Обобрали кажный двор до последней хворостины, у баб и девок мониста да уборы, кои с жемчугами иль каменьями, отняли. И заступиться некому - мужиков-от крепких в первые дни посекли, лишь отроков да старцев не тронули. Год нонче богатый, а с нив да огородов бабы с ребятишками урожай снимали.А этим лиходеям только успевай чаркуда каравай подносить. Токмо разомлело ныне воронье, насытились грабежом, опаски в них поубавилось. Вона, дремлют на лодиях. Ух, сама бы рогатиной под ребра им ткнула! Да без меня внука малолетнего кому бдети?

- А Олеля?

- Княжит, - сплюнула тетка. – Раздобрела на нашем горе. И нрав под стать гавраном сменился – ежели кто не так глянет иль поклонится, Горазд завсегда наготове. Был воевода – стал кат.

- А вход окольный, коим Олеля гавранов провела, под надзором?

- Вход-то? – призадумалась Смиляна. - Стоит там стража, не пройти. В Белоречье ноне одна дорога – чрез главные ворота.

Холодна осенняя водица, продрогла Стояна. Посинели руки, заломило ноги, зуб на зуб не попадает.

- Пора мне. Ты вот что, тетка Смиляна, - попросила Стояна. – Ты погляди, где в городе дозоры стоят, да сколько. Я более сюда не приду. С вестями завтра Даньшу на тятину заимку присылайте. Русава, пустишь его?

Русава кивнула. Женщины собрали белье и, продолжая напевать, направились к крепостице. Стояна прежним путем проплыла к гридям, стуча зубами, сбросила мокрую рубаху, натянула сухое и онивернулись в лесной лагерь.

Верно подметила тетка Смиляна – разомлели гавраны, поутихли.Да не спокоен был воевода Горазд. Опытный воин, многое повидал он на своем веку, и пропажа бортниковой дочки не давала ему спать по ночам. Настойчиво рассылал воевода гаврановы дозоры по бору до тех пор, пока одного из дозорных не растерзали волки. Взъярился на воеводу Марга. С того дня посчитали Стояну сгинувшей, и дозоры в леса более не высылали.

Но осторожен и оглядчив был Горазд. Намётанным глазом,чутьем старого зверя приметил он переменившийся вид и взгляд Гаяны, что на княжеской поварне прислуживала. Бывало, куру иль утицу ощипывает, да молчит, глаза поднять не смея. А тут, обходя терем, услышал воевода, как припевает молодица да пошучивает. А с чего бы ей веселится, коли отца и мужа гавраны загубили?

Велел воевода верному человеку из дворни приглядывать неприметно за Гаяной. На другой день после полудня явился соглядатай доклад держать.

- Никуда из городища не выходила. Ввечеру с сестрой к Смиляне на посиделки ходили, сидели тихо. По раннему утру бита была она стояльцем своим, видать за позднее возвращение. Опосля со Смиляной ходили по всему городищу, полынь рвали.

- Полынь? – озадачился воевода. – Почто?

Челядинец пожал плечами.

- Можа веники вязать. По две корзины набрали. Все городище обошли. На дворе у Смиляны весь ворох свалили. Пополдневала у сестры, а опосля сестрич её, Русавы малец, в лес подался. Хвороста, мол, мать принести наказала.

- Давно ли?

- Сей час в ворота прошел.

Горазд вцепился пятерней в бороду, уставившись на сучок в бревне.

- Все городище, сказываешь, обошли…

Воевода взглянул на челядинца пытливо.

- Что ж малец, один пошел? Неровен час, волк аль другой какой зверь покусится.

Челядинец хитро прищурился.

- И я о том помыслил, батюшка боярин. А потому вослед за ним сынка своего отправил. Он за ним тихонько и приглядит.

Горазд усмехнулся.

- Как вернется сын твой, тотчас ко мне веди.

Оставшись один, воевода принялся мерить шагами горницу. На кой бабам полынь осенняя пожухшая? Брошенные челядинцем слова будоражили Горазда – «все городище обошли». «Не иначе, дозоры высматривали! - пронзила воеводу мысль. – А глубоко в бору, небось, притаилось воинство зареборское и выжидает случая удобного на приступ Белоречья идти. А постреленок Русавы у них посыльный, выходит!».

Воеводу бросило в жар от этой догадки.

«Велеба к недругам лют, а к тем, кто им потакает – ещё лютее. С плеча не рубит, и напрасного риску не любит. Уж ежели нынче только отправил в Белоречье войско, стало быть, добрую рать собрал. Ох, быть сече кровопролитной и казням жестоким».

Так размышлял Горазд, терзаясь догадками, безжалостно теребяи лохматя стриженую полукругом бороду. Мечась по горнице, не заметил, как смеркаться стало. Скрипнула дверь,вошел челядинец – лица на нем нет, а с ним мальчонка лет десяти, тоже бледный и напуганный.

- Говори, что в бору зрил, - приказал воевода мальчишке. – Куда Даньша ходил?

- На заимку дядьки Богоши, - выдавил в смятении тот. – Ждали его там, вои.

- Гавраны? – на всякий случай спросил воевода, хотя и знал уже ответ.

- Нет. Не они. А еще… - заикаясь, молвил паренек. – Еще навья с ними была.