Показались широкие деревья, и мы вошли в одну из расщелин. Сначала Рон, а следом, окинув взглядом этот странный-неправильный мир, я.

Мир почернел.

Приснится же такое! Я открыла глаза. Деревянный потолок. Запах свежеиспеченного хлеба. Все в порядке, я дома. Это просто сон. Тяжело дыша, приподнялась на кровати. Спина болела, ноги затекли. Неудобную же позу для сна выбрала. Надо было спать на правом боку, а я что? На сине и храпишь, и затекает потом все. Ох, совсем старая стала, неповоротливая.

– Просыпайся, старый, – я растолкала спящего рядом мужа.

– Ну чего, старушка?

Какой он у меня соня! Глаз даже не открыл! Даже в сторону мою не повернулся. Ответил и дальше посапывает.

– Сон приснился дурной! - толкаю снова.

– В нашем возрасте, хорошо, если спишь и просыпаешься, так что ничего страшного.

– Эй, Рон!

Муж поднял свою седую голову с подушки и обернулся на меня с наигранной обидой, но глаза его улыбались. Они всегда улыбались, когда он смотел на меня.

Я уже перестала считать наши годы, проведенные вместе. Пятьдесят лет? Шестьдесят? Может, больше? Я привыкла к Рону, привыкла настолько, что он уже давно ощущался, как продолжение меня. Да, сейчас его спина была сгорбленной, глаза щурились, а волосы поредели и поседели. Лицо в морщинках. Но я любила это лицо больше всего на свете. И сейчас, глядя на своего старого мужа, я ощущала себя спокойной и счастливой. Мой любимый, лучший на всем свете.

– Чего приснилось-то тебе, старушка? – спросил Рон, приобнимая меня. – Рассказывай.

Ну что творит, старый? Какие объятия еще? Засмущал совсем. Я облакотилась на его руку, подняла глаза. Мой.

– Рассказывай-расссказывай, – продолжал Рон. – Сны это дело серьезное, нельзя оставлять просто так.

Я сморгнула, возвращаясь мыслями ко сну. Сон… память становилась хуже. После восьмидесяти лет начинаешь забывать какие-то простые вещи. Не получалось сосредоточиться, я смотрела на Рона и просто улыбалась, а он улыбался мне.

– Сон? – повторила я. – Да уже и не помню.

Мы могли сидеть так вечно, улыбаясь друг другу, в тепле и радости, но надо вставать и готовить завтрак. Сегодня собирались заехать внуки. Давно их не видела, наверное, уже совсем большими выросли.

– Во сколько они приедут? – спросила я. – Не помнишь?

– В два, кажется. Да, в два собирались.

– Точно-точно.

Мы поднялись с постели и пошли топить печь. Мы все делали вместе. Порой мы даже не разговаривали, но в своем молчании чувствовали себя прекрасно. Мы знали, что рядом друг с другом, и этого было достаточно. А потом мы бросали друг на друга хитрый взгляд и улыбались пожелтевшими зубами.

Порой я смотрела на молодежь и понимала, что мы с Роном намного счастливее их всех.

– Чего улыбаешься? – я легонько толкнула Рона в плечо.

– Красивая ты у меня, старушка.

Я рассмеялась, и Рон рассмеялся. Завтрак был готов, и каждый занялся своим делом. Я вязала шарф, Рон делал ложки из дерева. Хорошо было и спокойно.

– Помнишь, какими они маленькими были? – спросил Рон.

– Помню-помню. Кажется, они до сих пор малыши.

– Да уж. А Зака помнишь маленького?

В груди неприятно закололо. Знакомое имя.

– Зака? – спросила я. – А кто это?

– Ну Зак! Ты что, старушка?

– А-а, наш старшенький!

Как я могла забыть про Зака? Моего сына. Нет-нет, нашего сына. Я родила его в Среднеземноморском королевстве, а потом долгие годы работала в Управлении. Или нет? Может, путаю чего.

– Он тоже был маленьким, – сказала я, улыбаясь. – Крошечным. А знаешь, какое у него было первое слово?

– Ну, какое же?

– Мама.

Рон рассмеялся:

– Кто бы сомневался.

– Я заплакала тогда, представляешь? Расплакалась, как маленькая.

– Ну что ты, моя старушка?

Мои глаза и сейчас стали влажными. Я сморгнула. На старости лет я стала очень впечатлительной, могла заплакать от любого трогательного слова. И Рон обнял меня. Он всегда обнимал, когда я плакала, а я обнимала его.

– Я скучала по тебе, – сказала я.

– Я тоже скучал.

Мы оба посмотрели друг на друга непонимающим взглядом. С чего бы нам скучать? Мы же всегда рядом. Не разлучаемся ни на минуту.

– Почему ты так сказала? – спросил Рон.

– Не знаю, вырвалось.

– Ну ладно. Бывает.

– А почему ты спросил про Зака? – нахмурилась я. – Тебя разве с нами не было?

– Не помню.

– Да был ты с нами, – махнула я рукой. – Мы же всегда вместе вот уже шестьдесят лет как!

– Больше.

– Ну ладно, больше.

Я задумалась. Нет же! Рона тогда с нами не было. Я помнила, как забирала Зака из школы одна, вспомнила, как он просил меня рассказать про отца. Как странно.

– Старушка, ты как? – Рон приобнял меня за плечи, помог сесть.

– Не знаю, что нашло… Ты же должен был быть с нами.

– И я о том же.

– Ну ладно, – я задумалась. – А где Зак сейчас?

– Наверное дома, со своей семьей.

– Да, точно, у него есть семья.

Но я не могла вспомнить эту его семью. Не могла вспомнить о том, каким Зак вырос.

– Рон, – позвала я обеспокоенно. – Ты помнишь, как выглядит наш сын?

– Что ты такое говоришь, конечно, помню.

И он застыл.

– Сколько ему лет? – спросил Рон.

– Ему… – я сглотнула. – Десять.

Мы с Роном пораженно уставились друг на друга. Мысли работали медленно, как механизм, который нуждался в смазке. А от любых попыток расшевелить мозги, начинала болеть голова.

– Как он выглядит? – спросил Рон. – Как выглядит наш сын? Я не помню. Как я могу не помнить…

– Он невысокий и лохматый, с большими глазами. Похож на нас, на тебя. У него твоя улыбка.

– Моя улыбка.

Я схватила Рона за руку, словно это могло помочь мне вернуть воспоминания.

– Его похитили, – вспомнила я.

– Белые Змеи.

– Какие змеи, старый? Как змеи могли похитить ребенка?

Рон пожал плечами, и прикрыл глаза.

– Это те Змеи, которые убили наших родителей, – сказал он тихо.

– Никто их не убивал. Старый, ты все путаешь.

– Нет же!

– Да как? Вон они, там дальше, на деревенском кладбище лежат. Мои родители, а рядом твои родители.

– Нет-нет, – покачал головой Рон. – Это ты что-то путаешь. Я помню, как в тринадцать лет остался сиротой.

– Это я помню, как твоя мать учила меня стряпать. Невестка никогда не забудет свою свекровь!

– Точно, было такое, – пробормотал Рон. – Как-то из головы вылетело. Но тогда, кто умер, когда мне было тринадцать?

– Не знаю, – я застыла.

В голову прокрадывались необычные картинки. Мы с Роном – еще совсем дети, бегаем по бескрайним лугам, он обращается драконом. Мы летим, летим… поднимаясь все выше и выше, и выше. В голове словно поселились воспоминания из разных жизней.

– В тебя стреляли, – сказал Рон неожиданно. – Из ружья.

– Не было такого!

– Было! Точно было! Прямо в грудь! Ты заслонила меня собой.

– Ну вот, посмотри! Ничего нет.

Рон заглянул мне под тунику, шрама не заметил.

– Но я видел.

– Не было такого, – я замерла. – В тебя стрелял мой отец.

– Точно!

Мы повернули головы на стену. Память играла с нами злую шутку. Голова словно превратилась в чулан, в котором слишком много всяких вещей, и собственных, и чужих. Воспоминания копились и копились, и все сложнее было забраться внутрь и достать что-то нужное.

PS: Главы будут выходить ежедневно

– Я вспомнил, – заговорил Рон медленно. – Мы были в горах. Молодые.

– И что? – смутилась я.

– Мы что-то искали.

– Искали, да, – закивала я.

– Ты помнишь?

– Не уверена.

– Это ущелье, оно играет с нами в игры разума, играет с нашими воспоминаниями.