– Наместнику я тебя не отдам на съедение, пусть Алексеев только попробует снять с командования! Рапорт о сражении я немедленно напишу и отправлю Алексею Николаевичу. Победителей не судят, а ты ведь сорвал высадку десанта целой армии, нанеся японцам чудовищные потери и взяв огромные трофеи, о которых мы и помыслить не могли!

Стессель говорил горячо, блестящими глазами рассматривая полузатопленные японские транспорты, возле которых, как мыши вокруг сыра, сновали лодки и джонки. Из трюмов извлекали груды всевозможного имущества, грузили на подходившие суденышки, и те спешно отплывали к Бицзыво. Тысячи китайцев терпеливо ходили по грудь в воде, беспрерывно тыкая шестами – отлив позволил собрать множество утонувшего снаряжения и оружия, которые извлекали из ила. А вот трупов японцев практически не встречалось – человеческие тела легки, и во время шторма их либо выбросило на берег, либо унесло в море.

– Я ведь сразился с японцами вопреки телеграммам Алексеева и прямому на то запрету военного министра…

– Ты выступил к Бицзыво по моему приказу, – отрезал Стессель, – а им я как-нибудь объясню, что сдавать без боя принадлежащие Российской империи земли недопустимо! Но в следующий раз, Александр, ты хоть предупреждай меня о том, что затеял.

– Ты бы не поверил…

– Конечно, нет, сны – оно дело такое, – честно признался Стессель, – оно ведь всяко разно бывает. Но ведь и не стал мешать, когда ты от Пуландяня полки к Бицзыво повел. Заподозрил просто, что дело неладно, сны ведь и вещие бывают, особенно когда ты с боем на реке Ялу угадал, да потом с ночной атакой брандеров. Так что, как только услышал, что сюда японский флот с транспортами подошел, а наместник с крейсерами в море вышел, решил к тебе отправиться. Но пришлось задержаться немного в Дальнем – там узнал результаты ночного боя, сам говорил с капитаном Елисеевым, что свои избитые миноносцы в порт привел. А теперь собственными глазами вижу, что приукрасил моряк свою атаку, заявил, что семь транспортов потопили с крейсером да два миноносца.

– Преувеличил, – хмыкнул Фок. – Взрывов семь было, считали. Шесть транспортов потопили, только один куда-то делся – видимо, в шторм на глубокое место опрокинулся. Насчет крейсера не знаю, не видел, но вполне мог до островов Эллиота, где сейчас адмирал Того тайную базу себе создал, дойти. А миноносцы маленькие, могли и затонуть, не искать же их под водою. А могли и соврать, ведь концы-то в воде спрятаны.

Генералы рассмеялись, только Фок больше притворялся. Ему стало ясно, что старый приятель черпает информацию из его окружения, стучит кто-то. И хоть наедине они давно на «ты» были и обращались по имени, но, видимо, более молодой Стессель, которому было всего пятьдесят шесть лет, прятал за спиной не кукиш, а камень, и тяжелый. И ведь хитрый гад – не вмешивался и ждал, каковы итоги будут. Если бы японцы отряд разбили, то Стессель-душка Фока немедленно от должности отрешил бы, а в случае победы и сам на коне бы оказался, недаром про свой приказ заявил.

– Так что я Алексею Николаевичу такой рапорт отпишу, что Георгия третьей степени за этот бой получишь непременно. Это же какая славная победа одержана! И к чину генерал-лейтенанта представление направлю немедленно – ты хоть в этом Смирнова уравновесишь, навязали штафирку на мою голову! – Стессель выругался.

Отношения с комендантом крепости у него не заладились с самого начала – тот был выдвинут на эту должность по настоянию наместника. Карьерист без всякого сомнения – «академики» быстро прыгали по чинам, что белки с ветку на ветку, а этот и дня не воевал, в отличие от большинства артурских генералов.

– Не полагался бы ты, Анатоль, на военного министра, ибо сдаст от и тебя, и меня, – мрачно произнес Фок. – И будем мы с тобой на одной скамье подсудимых сидеть, а всю вину за сдачу Порт-Артура он на тебя переложит. А при этом ничем нам помогать не станет, наоборот, всякие вины мнимые добавит, когда гарнизон от голода, цинги и тифа загибаться начнет. Вот так-то, тот еще подлец наш военный министр!

– Ох, ничего себе…

Стессель только охнул, выругался и посмотрел в глаза Фока. И там, видимо, увидел что-то такое, что поверил его словам сразу же, потому что сильно побледнел и прямо с лица спал. Наступило молчание. Генералы только молча смотрели на море, оставаясь в одиночестве. Свитские и штабные к ним не приближались, держались на отдалении.

Начальник Квантунского укрепленного района хрипло задышал и чуть дрогнувшим голосом спросил:

– Ты сон видел?

– Да, Анатоль, потому и пошел маршем к Бицзыво. Иначе армия Оку через две недели была бы у Цзиньчжоу, а там укрепления не готовы. А Куропаткин тебе приказ бы отдал – отводить войска в Порт-Артур. И отступили бы в крепость на заклание.

Фок говорил чистую правду, так история и прошла в той реальности. И Стессель по какому-то наитию понимал, что сейчас ему говорят чистую правду, ибо побледнел еще сильнее.

– Гаолян не собрали, огороды не посадили, Дальний японцам со всеми складами достался. На припасах бы полгода продержались – и все, зубы от голода на полку все бы положили. Японцы все корабли в гавани расстреляли бы из осадных мортир. А виноват, по словам Куропаткина, ты, Анатоль, что трусливо в крепость отступил, причем недостроенную. Чуешь, куда тебя подводит тот, которому ты доверяешь?

Стессель захрипел, дернул подбородком, лицо из белого превратилось в багровое – и генерал принялся самозабвенно выражать свое отношение и к военному министру, и к суду. И наместнику досталось немало теплых слов. Хорошо, что ветер уносил слова в море, где копошились не знающие русского языка сотни китайцев.

– Теперь все понятно, Александр, хорошо, что ты сюда пошел. Только давай уговоримся: как только тебе еще что-то приснится, ты мне первому скажи, не тяни. По-дружески прошу. Ну, Алексей Николаевич, изрядный ты шельмец, интриган!

– Еще какой, Анатоль. Это он тебе Смирнова специально подсунул, хотя мог тому дивизию дать. Но решил человека наместника к тебе специально сунуть, чтоб у нас в Артуре фронду тебе сделать. Мало моряков, так вот вам еще генерал с целым штабом.

Стессель выругался в очередной раз, помянув «ощипанную мокрую курицу» и «царственного ублюдка». И лишь немного успокоившись, задал сакраментальный русский вопрос, извечный, как Книга Бытия:

– Что делать, Александр?

– Ты Георгия второй степени и чин полного генерала хочешь? Первую степень с фельдмаршалом не гарантирую, но это ты легко достигнешь! Хотя и вторую получить сможешь, если мы на Квантуне до конца войны удержимся. Дело только в твоей решимости, Анатоль!

– Ты говори, что делать мне, я и так понимаю, что нам тут зубами держаться надо и крепость не сдавать.

– Думаю, японцы десант севернее высадят, у Дагушаня, там единственное место удобное, хотя и мелководье. Полторы сотни верст отсюда, и все триста от Порт-Артура. До устья реки Ялу рукой подать, а там армия Куроки. И начнут наступление через Далинский перевал. Ты понимаешь зачем или на карте показать?

– Не нужно, я эти места хорошо знаю, – ухмыльнулся Стессель. – Они тем самым отсекут корпус Штакельберга, что сейчас в Инкоу собирается, от армии Куропаткина, что в Лаояне.

– Сражения не будет, Анатоль. Куропаткин прикажет барону отходить к Лаояну, и порт Инкоу будет сдан японцам без боя. Так что выбор у японцев простой. Им нужен порт с железной дорогой, а таких всего два. С Дальним у них не вышло, а Инкоу упадет как спелое яблоко с ветки. Куропаткин не станет драться, прикажет отступать. Нас отсекут окончательно, и мы окажемся в полном окружении.

– Понятно, – отмахнулся Стессель и спросил: – Когда это произойдет?

– Думаю, через три недели, не раньше. Дней десять японцы будут высаживаться и закрепляться. Здешний урок они усвоят и будут много осторожнее. Десять дней – на марши и бои на Далинском перевале, если у Куропаткина ума хватит там дать бой, потом – выход на железную дорогу между Инкоу и Лаояном. Да, три недели, не дольше. А этого времени мне хватит подготовиться, если никто мешать не будет.